Царство. 1958–1960

8 января, пятница. Москва, Кремль, кабинет Хрущёва

Они обнялись. Никита Сергеевич нежно прижимал к себе Василия и приговаривал:

— Васенька, Васенька! — гладил, всхлипывал.

И Василий Иосифович прослезился, не мог сдержать рыданий. К горлу заключённого подступал комок раньше, когда он оказался на мощёном гранитом кремлёвском дворе, а после очутился в просторном коридоре сенатского корпуса, до боли знакомого, где в сопровождении услужливых провожатых вступил на красную ковровую дорожку, совсем родную и так приятную глазу! А когда бывший узник оказался у дверей отцовского кабинета, теперь занятого Хрущёвым, не смог сдержаться, вздрогнул и расплакался. Плакал Василий о том золотом времени, когда был всеми любим, обласкан, везде зван и желанен, когда в душе цвела весна, и каждый вздох, каждый звук радовали, возвышали, и солнце лучилось беспредельно горячо и ярко!

Напольные немецкие часы мелодично прозвонили час. Никита Сергеевич наконец разжал объятья, выпустил Василия, но всё ещё придерживал милого человека за руку:

— Дай-ка посмотрю на тебя! Нет, не изменился ни капельки! — проговорил Председатель Правительства. — Всё такой же!

— К сожалению, меняюсь! — вздохнул растроганный Василий, ведь за долгие тюремные годы не довелось ему испытать искренних и горячих объятий, никто не спешил к печальному узнику, брошенному за решётку из-за отца.

— Сколько тебе сейчас лет?

— В этом году будет сорок.

— Ещё совсем молодой! — запричитал Никита Сергеевич. — Ты садись, садись, Вася, рассказывай!

— Что ж рассказывать, тюрьма есть тюрьма. В тюрьмах жизнь под копирку, дни текут за днями, те же стены, те же лица, даже запахи те же, установленный распорядок нерушим, его и выполняешь изо дня в день. Обо всём на свете сто раз поговорил с соседями, и о каждом знаешь всё, и тебя каждый видит насквозь. В тюрьме сразу понятно, кто есть кто: кто жадный, кто добрый, кто гадкий, кто злой; мир неимоверно сужен, порой шевельнуться нельзя, не хватает места для шевеления, и не верится, что существует иная жизнь, — говорил Василий Иосифович. — Свобода представляется мечтой, только мечтой не сбывшейся!

— Тюремное время течёт по-особому, не так, как на свободе, — продолжал он. — Да и время в тюрьме другое, от времени там мало что зависит, там словно со стороны за собой наблюдаешь. Такая картина. Мне даже не верится, что с вами сижу и что семь долгих лет провёл в заключении, кажется, что семь лет — один миг, который пролетел за секунду! Вас, Никита Сергеевич увидел, и словно помолодел.

Расчувствовавшийся Хрущёв снова взял Васю за руку.

— Срок мой ещё не вышел, даже не верится, что поеду обратно в тюрьму! — С болью в голосе сказал заключённый.

— В тюрьму, Васенька, ты больше не вернешься! — Всхлипывая, пообещал Первый.

Сталин-младший вскинул голову:

— Правда?!

— Правда!

От сказанного бывший генерал снова всплакнул.

— Не грусти, милый дружочек, не грусти, всё поправим! — Никита Сергеевич смотрел ласково, по-отечески.

— А как же суд, приговор?

— Напишешь прошение о помиловании, Ворошилов его подпишет — и точка! Начнёшь новую жизнь.

— Как начну, как? — В сердцах воскликнул Василий. — Звание с меня сняли, ордена отобрали!

— Вернём, всё вернём! Ты пару месяцев передохни, а там подберём тебе хорошую работу, и снова заживёшь, жизнь наладится.

— Да где ж жить мне? Даже угла своего нет!

— Будет и угол, и дача будет! — Никита Сергеевич снял трубку и скомандовал: — Пусть Демичев зайдёт! — и продолжал:

— Первым делом я тебе путёвку в Сочи организую или в Кисловодск, куда захочешь. Ты, главное, в порядок себя приведи, условились?

— Условились.

В кабинете появился бывший хрущёвский помощник, а ныне Управляющий делами Совета Министров Пётр Нилович Демичев.

— Вот, Петя, принимай гостя! — указал на Василия Председатель Правительства. — Надо ему хорошую квартиру подобрать и дачу подыскать стоящую.

— Всё сделаем, Никита Сергеевич!

— Только без проволочек, как вы любите!

— Я Смиртюкову поручу, он дачи с квартирами наперечёт знает.

— Поручи, правильно! Пусть лично Васей займётся. Ты прямо сейчас ему скажи.

— Скажу.

— А где мы Василия сейчас разместим? Может, ты к сестре поедешь?

— К сестре? — нахмурился генерал.

— Да, к Светлане.

— Нет, к ней я не собираюсь, она всего раз во Владимир приехала, не хочу её видеть!

— Она же тебе самый родной человек!

— Не хочу!

— Ну, как хочешь! — Хрущёв снова развернулся к Демичеву. — Надо нам Васю хорошо устроить.

— Временно выделим ему номер в гостинице «Москва».

— Лучше в гостинице «Украина», там трехкомнатные есть, я как-то к Брежневу заходил, просто шикарный номер!

— Сделаем «Украину».

— Квартиру, когда подберёте, надо за казенный счёт обставить, это тоже Смиртюкову скажи, и машину из совминовского гаража закрепи с хорошими шоферами.

— Понятно.

— Ты, Вася, иди прошение о помилование пиши. Где Шелепин?

— В приёмной ждёт.

— Шелепин, Васенька, тебе текст надиктует и бумагу твою сразу к Ворошилову отвезёт. Ты сейчас ступай в приёмную, садись с Александр Николаевичем и пиши.

Василий поднялся:

— Иду.

— Нет, постой! — замахал руками Хрущёв. — Иди-ка сюда!

Василий подошёл. Никита Сергеевич порылся в столе, вынул конверт, достал оттуда пачку ассигнаций, отсчитал три тысячи рублей и протянул Василию Иосифовичу.

— Возьми пока это на разные расходы, а там мы тебе деньжат подкинем!

— Спасибо! — забирая деньги и утирая слёзы, проговорил сын вождя.

— А теперь ступай, Васенька, ступай! Ещё увидимся! А Свете я бы на твоём месте позвонил, а может, и заехал, ты подумай!

— Подумаю.

— Ты пока какую-нибудь мою машину возьми, поездий до завтра, а завтра тебе Петя транспорт организует, — и, обращаясь к Демичеву, добавил:

— В гостинице ты Васины расходы на Управление делами пиши, понятно?

— Понятно.

— И пусть Смиртюков оперативно сработает. Ещё в ателье его свези, пускай ему разную одежду пошьют.

— Не беспокойтесь, Никита Сергеевич!

— Я как раз беспокоюсь, почти семь лет человек безвинно в тюрьме промудохался, а мы, друзья засратые, руки умыли!

Когда Василия Иосифовича скрылся за дверью, Никита Сергеевич удовлетворенно развалился в кресле. Через десять минут нужная бумага была составлена, Хрущёв прошёл в приёмную, ещё раз горячо облобызал Василия и в сопровождении Демичева отправил в гостиницу, потом вернулся к себе, сел у телефона и набрал жене.

— Всё, Нина, на воле Вася! Благодарил меня, как родного. Я команды отдал, чтоб ему жизнь человеческую устроили.

— Молодец! — похвалила Нина Петровна.

— Прямо камень с плеч! — радовался Никита Сергеевич. — Сейчас, Нин, домой поеду! — Но выяснилось, что в приёмной ожидает Шелепин.

— Ты чего не у Ворошилова? — удивился Первый.

— Созвонился и бумагу ему отправил. Новость пришла нехорошая, — потупился шеф госбезопасности. — Пришлось к вам вернуться, хочу доложить.

— Что?

— По сведениям разведки, на территории Англии будут размещены американские баллистические ракеты «Тор». Цели — шестьдесят крупнейших городов СССР. Также Америка собирается разместить ракеты в Италии, Турции, Греции и ФРГ.

— Ты ерунду молотишь! — оборвал Хрущёв. — Мы с Айком осенью по-крупному задружились.

— Сведенья верные.

— Брешут твои разведчики, передёргивают, выслужиться хотят!

Шелепин сокрушительно качал головой.

— А может, дезинформацию запустили, чтобы поссорить нас с американцами?

— А если не брешут, если правда, Никита Сергеевич? — осторожно высказался председатель Комитета государственной безопасности. Шелепин не сомневался в правдивости разведданных.

— Вот заладил! Неразумно, подобно курице, искать в яблоке только червяка! Посмотрим! — буркнул Первый. — Разузнай поверней, а я домой поехал!