Царство. 1958–1960

24 октября, понедельник Москва — Байконур

Моросил дождь, листва с деревьев почти облетела. Дорога была на удивление свободной, и идущая впереди милицейская «Волга» даже не включала сирену. Чёрные машины Председателя Президиума Верховного Совета мчались в Морозовку. В Морозовке Леонида Ильича ожидала Аллуся. Сегодня Брежнев уехал с работы пораньше — к вечеру разболелась голова.

«Видно, к ночи поднимется ветер!» — решил он. Обычно из-за ветра начинал тупо ныть затылок. Леонид Ильич не стал пить таблетку, а выпил рюмку коньяка и велел Черненко связаться с Аллой и узнать, выбралась она за город или нет? Черненко сообщил, что — на месте.

— Передай, я к шести приеду, — распорядился начальник.

До обеда Брежнев вручал ордена, после обеда посетил министерство просвещения, беседовал с лучшими учителями страны, потом засел в кабинете и читал сообщения КГБ про Гану и Эфиопию, куда ему предстояло вскоре лететь. Кабинет у него теперь был в Кремле, в соседнем от Хрущёва здании. Обедали они каждый день вместе: Никита Сергеевич, Брежнев, Козлов и Микоян, а когда Хрущёв находился в отъезде, Брежнев обедал только с Анастасом Ивановичем, потому что у Козлова не получалось к условленному часу приходить, он вечно был занят. Иногда компанию разбавлял маршал Малиновский, единственный человек, который не прогибался перед Фролом Романовичем, так как пользовался особым доверием Первого.

В машине глухо зазвонил телефон. Показав порученцу на себя, Леонид Ильич сам поднял трубку.

— Слушаю!

— Леонид Ильич, соединяю с товарищем Хрущёвым! — раздался в трубке приятный голос телефонистки.

— Лёня, ты? Лёня?

— Я, Никита Сергеевич!

— Ты, наверно, ещё не знаешь, я первый узнал, — голос Хрущёва срывался. — Наш Митрофан погиб!

— Какой Митрофан, Никита Сергеевич?

— Митрофан Иванович Неделин.

— Неделин?! — изумился Брежнев. — Я только с утра с ним разговаривал!

— Авария! У Янгеля ракета загорелась, и наш маршал сгорел! — Хрущёв замолчал. — Дотла! — жалостливо всхлипнул Первый.

— Не может быть!

— Да. Приезжай ко мне. Сейчас Фрол и Малиновский подъедут. Я на Ленинских горах.

Теперь сирена выла, надрываясь, кортеж на большой скорости въезжал в столицу. Брежнев пытался дозвониться Янгелю. Михаил Кузьмич не мог говорить, плакал. Тогда он набрал Малиновского, тот толком ничего не сказал. Остался Шелепин. Председатель КГБ разъяснил, что при испытательном пуске межконтинентальной баллистической ракеты Р-16 обнаружились неполадки в электросхеме, их удалось устранить, но неожиданно произошёл самопроизвольный запуск двигателей 2-й ступени, скорее всего, в результате того же короткого замыкания. Мощная огненная струя устремилась вниз и в считанные секунды разрушила баки окислителя и горючего 1-й ступени. Работы по подготовке к запуску велись халатно, безо всякой предосторожности, испытания стремились закончить к 7 ноября, к празднику Революции. Неделин сидел на стуле недалеко от ракеты, сидел и смотрел, как её готовят к старту. Солдаты возились со шлангами от горючего, к стартовой площадке подъехало два заправщика — хотели слить из ракеты топливо, чтобы произвести ремонты. Потом сливать топливо передумали, так как после слива ракету требовалось увозить в закрытый цех, полностью разбирать и чистить, на это ушёл бы месяц, и отрапортовать в ЦК об успехе тогда бы не получилось. На стартовой площадке случилась сутолока, одни сотрудники мешали другим, тут и там шныряли солдаты и ходило множество всяких начальников. Шланги то разматывали, подцепляя к заправщикам, то сворачивали, шланги перепутались, мешались под ногами.

За несколько минут до аварии Янгель ушёл перекурить. Когда двигатели 2-й ступени внезапно запустились, через считанные секунды всё вспыхнуло, вскипело плазменным облаком с такой адской силой, что спастись было невозможно — вокруг ракеты бушевала огненная лава. Горело всё, даже земля под ногами, даже воздух вокруг, металл сворачивался, плавился воздух, и то, что не должно гореть, от безумной температуры закипало и испарялось. В результате аварии погибло 126 человек.