Царство. 1958–1960

31 мая, суббота. Москва, Центральный рынок

На Центральном рынке в выходные полно народа, толкотня здесь отчаянная, галдёж, неразбериха.

— Молодые цыплята! Перепела! Крымская кар-то-шеч-ка! Рыба! Свежая рыба! — зазывно кричат продавцы.

Торговля на рынке бойкая: бабки, женщины, мужики, деды, студенты, кто только не отоваривается. Встречаются в толпе и солидные мужчины, и артисты, и научные работники, и большие начальники попадаются, и их детки приходят, и придирчивые хозяйские домработницы. Продавцы шустрят: кто больше товара продаст, тот проворней! Каждый делец норовит товар подороже выставить, при случае — обвесить. Особенно это удаётся, когда на рынке появляется случайный человек, а не постоянный покупатель.

— Мяса пять кило, слышишь, пять?! Вот тот кусок, тот! — показывал на свиную шею Юра.

— Давай лучше баранинки возьмём, надоела свинина! — крутил головой Юлиан.

— Можно и баранины, мне всё равно, что жарить! Слушай, не надо нам свинины, баранины дай! — распорядился будущий металлург.

— А свининку что?

— Проехали, баранину берём!

— Спину? Смотри, какая красивая! — хвастался товаром продавец. — Просто загляденье!

— Молодой барашек? — выглянув из-за плеча товарища, вступил в разговор Юлиан.

— Не видишь, товар! — приговаривал суетливый татарин, с наслаждением похлопывая по барашку рукой. — Осень хороший!

— Ты её поруби.

Татарин одним движением подкинул баранью спину, поймал, с любовью положил на деревянную колоду и принялся заправски разделывать.

— Руби аккуратней!

— Деляю, деляю! — размахивая топориком, приговаривал юркий татарин.

Пока он управлялся с бараном, друзья пошли в овощные ряды, взяли узбекской редьки, молодого лучка, всякой зеленушки, крымской картошечки, которую везли из Джанкоя, купили замечательной девзиры. С Нового года рис этот совершенно исчез, а сегодня снова появился. Ещё сторговали бутыль масла, подсолнечного, ароматного, цветом — солнечного! За всё платил Брежнев-младший.

— Ты один будешь или с кем? — Юра взглянул на Юлика.

— Может, один, ещё не знаю. А ты?

— Я точно один. Девки надоели: ноют и ноют, всё замуж просятся. Странное желание у них, всегда быть обиженными! — пробурчал Юрий.

— Может, я с Настей приду, — размышлял Юлиан.

— Что за Настя?

— Позавчера на Броде познакомились. Работает машинисткой в Гипроуглемаше. Она со Сретенки, на вечернем в горном учится.

— Отец, дай ананас! — показал на ананас Юрий. — Девкам ананас возьмём, как думаешь?

— Можно!

Румяный толстый мужик в белом переднике, полез за ананасом, который красовался на возвышении.

— Он хоть съедобный?

— Мёд! — расплылся в улыбке толстяк.

— У них, что не спросишь — всё мёд, всё лучшее! Я как-то солёных груздей взял, вон у той рожи, — показал глазами Юрий, — на все лады, харя, распиналась, грибы нахваливала. Принёс банку домой, открыл, а грузди — полная фигня! Трехлитровую банку выбросил, представляешь?

— Фокусники!

— Им бы только впарить!

— Ты фрукт берёшь? — спрыгнув с табурета, спросил румяный продавец.

— Беру. Смотри, если не съедобный!

— Я на этом месте шестнадцать лет стою, у меня товар отборный! Если не понравится, обратно неси!

— Завёл свою шарманку! Сейчас всё брошу и к тебе побегу!

— Мамой клянусь! — покачивая в руках ананас, клялся продавец фруктов.

— Цену скинь!

— Лучший товар! Совсем даром даю!

— Скинь, отец! — канючил Юра.

— Ты его покрути, помни — свежатина! Сам по восемьдесят рублей брал, тебе за сто отдаю, заработать мне надо? Ладно, пусть будет девяносто! — смилостивился неуступчивый продавец.

— Вот гундосит! — Юрий полез за деньгами.

— Кто сегодня будет? — поинтересовался Юлик.

— Все наши. Слушай, земляк, отдай второй ананас за восемьдесят рублей? Одного ананаса нам мало, один мигом сожрут! — разъяснил товарищу Юра.

— Ну, как говоришь! Как за восемьдесят?! И так навара не остаётся! — чуть не плача от Юриного нахальства причитал мужичонка в белом переднике.

— Дашь, нет? — наступал аспирант.

— Восемьдесят пять!

— Восемьдесят!

Продавец опустил руки и замер, будто его парализовало, но губы упрямо шептали:

— Восемьдесят пять!

— Во-семь-де-сят! — не допуская возражений, отчеканил Юра.

— Забери! — всплеснул руками мужичонка. — Забери, но чтоб в другой раз только ко мне!

— К тебе, к тебе, а к кому ещё? — отмахнулся Юра.

— Я ведь, как лучше хочу. Я ведь, клиентов не обижаю! У меня товар — шик!

— Сам выращивал! — на ухо товарищу отпустил шутку Юрий. — Ты давай его мне в сумку клади!

— Кладу, кладу! Таким красавцам ничего не жалко! — сдавал сдачу довольный продавец. — Своих девочек угостите!

— Смотри, папаша, если, незрелый!

— Что я, враг себе? Я от души!

— Пошли! — подхватив сумку, скомандовал Юлику Брежнев.

— Приходите, я всегда здесь! — кивал вслед мужичок Говоря по правде, ананасы у него чуток залежались.

— Ничего не позабыли?

— Вроде ничего!

— Может, сулугуни возять и лепешек? — осматривал прилавки Юра.

— Можно.

— Про аджику забыли. Аджика вот тут больно хороша! Мать, дай аджижки!

— Большую баночку, маленькую?

— Большую, ту, что с зеленушкой. Она круто её готовит! — получая пол-литровую банку, отметил Брежнев-младший.

— Про сладкое позабыли! — напомнил Юлик, он был сластена.

— Сладкое путь другие несут, я и так все деньги спустил! — недовольно отозвался металлург, он был равнодушен к сладкому.

Каждую субботу развесёлая компания золотой молодежи у кого-нибудь собиралась, но собираться у Юры Брежнева означало шиковать: еды всегда было предостаточно, а главное, прекрасно приготовленной, аспирант обожал готовить: варил супы, мог сделать вкуснейший плов, запекал овощи, не боялся рыбы и выпивка в брежневской квартире лилась рекой! Сегодня задумывалось два основных блюда — дымлама и шашлыки.

— Из аспирантуры турнут, поваром устроюсь, повар — специальность полезная, в войну ни один повар от голода не умер! — смеялся молодой человек.

Леонид Ильич редко оставался в Москве, и пятикомнатная квартира находилась в полном распоряжении сына. Гостиная, объединённая со столовой, образовывали просторный прямоугольник с выходом на балкон. К пятидесяти метровому пространству примыкала кухня — так что всё, как говорится, находилось под рукой.

Пока повар кухарил, гости могли послушать музыку и выпить. Юрий обладал редкими музыкальными новинками, его пластинкам мог позавидовать даже искушенный Валентин — основной знаток и поставщик западной музыки. Но слушала молодежь у Юры не радиолу, а магнитофон — чудо техники и неизъяснимое удобство. Магнитофон можно поставить в любое место, хоть на балкон его выноси, хоть иди на лесную поляну, а не так, что прилип к радиоле.

На кухне развернулась кипучая деятельность — к шести Юра планировал всё успеть: овощи были порезаны, баранина, разделённая на симпатичные части, мариновалась в имбирном соусе. На балконе под казаном вспыхнул огонь — дымламу и шашлыки пытливый кулинар готовил с чудесным видом на Кутузовский проспект. Юлиан был занят сервировкой стола. Как только с убранством стола было покончено, он улизнул за подружкой. К шести в сороковую квартиру потянулись гости. Катя Судец и Слава Смиртюков принесли пакет мороженого и бутылку армянского коньяка. Славин отец был депутатом Верховного Совета от города Еревана, и где бы Славик ни появлялся, неизменно тащил с собой коньяк, суджук и бастурму. Никольские, сопровождавшие Нелю, пришли пустые. Антон притаранил торт «Прага» и дюжину эклеров. Валентин Полонский сопровождал Иру Брусницыну, эта пара прихватила с собой два торта и шампанское. Игорь Золотухин выставил на стол бутыль самогона собственного приготовления:

— Обойдусь сегодня примитивным, но целебным напитком. После зимы организму необходимы питательные вещества на основе спирта!

— Питательные вещества? — прищурилась Ира Брусницына.

— В самогоне очень много здоровья, продукт натуральный! — авторитетно заявил Игорь и любовно погладил литровую бутыль. — Зимой я ни разу не чихнул!

— У меня в комнате вино заберите! — с балкона прокричал Юрий, он следил за огнём в мангале.

Опять звонил дверной звонок В прихожей появились Марина Бещева, Коля Псурцев и Василий Григорьев с миловидной актрисой Катенькой. Магнитофон изливал проникновенный голос Элвиса. В разгар торжества вернулся Юлиан, он пришёл не с Настей, а с сотрудницей Литературного института.

— Ты это с кем? — опешил Юра.

— С Инессой, литераторшей.

— А говорил, с Настей придёшь?

— Инесска привязалась, не отбиться было. Настюха теперь смертельно обидится!

— Я шашлыки делаю, иди помогать.

Юра и Юлик поспешили на балкон.

— Горит! — подскочив к мангалу, выкрикнул Брежнев-младший — угли вспыхнули, обжигая нежную баранину.

— Лей! — вопил Юра, подхватывая шампура с мясом.

Юлиан принялся прицельно брызгать воду из бутылки.

— Не загаси угли, жар ещё нужен!

Юлиан поливал метко, пожар затушили. Юрий водрузил шампура на место.

— Три минуты и дойдёт. Сходи за кастрюлей!

Юлик скрылся за дверью и через минуту появился, держа увесистую кастрюлю. Юра бережно, кусочек за кусочком, снимал с железных шампуров баранину, потом кастрюлю накрыли крышкой, а чтобы не остывала, обернули полотенцем.

— Слушай, Юр, я к Насте мотну, не обидишься?

— А литераторша твоя как? — удивился Юрий.

— Она помыкается и уйдет. Поболтай с ней немного.

— Ну, ты даешь!

— Как друга прошу, выручай!

— Пиздуй!

Шашлыки выставили на стол.

— Баранина божественная! — констатировал Слава Смиртюков.

Вечер был в полном разгаре. Игорь спал, он насосался лечебного самогона, после хлебнул коньяка, который, по его мнению, тоже бил по болезням, самогон и коньяк полирнул молдавским рислингом и отрубился. Катя Судец и Слава Смиртюков уединились в спальне брежневских родителей. Валентин с Ирой, Неля, Марина, Катенька, близнецы Никольские, Василий и Антон отчаянно отплясывали.

— Ты что не танцуешь? — Юра обратился к юликовской даме, весь вечер она сидела одна.

— Настроения нет.

— Со мной, пойдешь?

— Пошли!

Они влились в разгоряченные ряды.

До полуночи музыка не прекращались. Снизу второй раз приходила возмущенная соседка.

— Жужелица! — окрестил её Юрий, но музыку убавил.

Молодёжь стала потихоньку успокаиваться и расходиться.

— Парни, — указывая на мертвецки пьяного Игоря Золотухина, обратился к Никольским Юра, — вы это тело до дома доведёте?

— Доведём! — пообещали близнецы.

Последними ушли Слава с Катей.

— Вот, оказалась одна! — с обидой пожаловалась Инесса.

— Вообще-то мы весь вечер зажигали! — напомнил кавалер.

— Это не в счет. Я не с тобой пришла.

— Пришла не со мной, а плясала со мной. Вина выпьешь?

— Немного, белого.

— Посмотрю, какое осталось.

— А сам что пьешь?

— Я вино не пью! — весь вечер Юрий потягивал водку, мешая её с мандариновым соком.

— Сделай, как себе.

— Ол райт! — аспирант плеснул на донышко чуть водки, остальное был сок. — Держи. За знакомство!

Они чокнулись.

— Спасибо Юлиану! — не так сурово проговорила Инесса.

— Юр, Юр! Где все?! — из уборной внезапно вывалился пьянющий Антон.

— Ку-ку! — гладя на него, фыркнул хозяин. — Все давно ушли!

— Я сваливаю! — еле держась на ногах, прохрипел он.

— Дорогу найдешь?

Антон смотрел стеклянными глазами.

— Найду!

— Двигай!

Громко хлопнув дверью, он ушёл.

— Как он дойдет? — забеспокоилась Инна. — Он же вдрызг!

— До третьего этажа дошагает, не в первой!

Юрий смешал для гостьи вторую порцию водки с соком и указал на место рядом с собой на диване.

— Мы с тобой самые стойкие.

— Это ты стойкий, я мало пила, — ответила Инна. — Теперь-то все ушли?

— Похоже, все! — металлург потянулся за сигаретой: — Будешь курить?

— Не-е-е-т! — затрясла головой гостья. — Я не курю!

— Здоровье бережёшь?

— Берегу!

— Курить девкам модно.

— Я раньше курила.

— Раньше?

— Да, когда замужем была! — Инесса внимательно посмотрела на собеседника.

— Получается, замужем перекурила? — пожал плечами аспирант и чиркнул спичкой. — А я покурю, ты не против?

— Кури.

— Может тебя ананасом угостить?

— Нет, не буду.

Повар откинулся на подушки:

— Голова кружится!

— Так не пей!

— Как раз, самое оно! На Юлика сердишься?

— Да пошёл он! — блеснула глазами оскорбленная подруга. — Включи музыку?

Юрий дотянулся до магнитофона и снова запел Элвис, но уже негромко, чувственно-чувственно.

— Элвис цепляет. Вечно могу его слушать! — восхитился молодой человек. Он встал и выключил основной свет, комната освещалась теперь неярким торшером. — Тебя Элвис заводит?

— Заводит.

Юра затянулся и выбросил остатки сигареты в окно.

— Прощальный танец? — предложил он.

— Ты меня соблазняешь?

— Я?! — опешил аспирант, такая мысль ему не приходила. — Нет, не соблазняю, просто приглашаю на танец, — и он потянул её с дивана.

Инесса мягко отстранила его:

— Погоди минутку! Присядь!

Юрий плюхнулся на диван. Инесса подошла к окну, отдёрнула тяжёлую штору, полностью распахнула оконную раму, и в комнату хлынул тёплый июньский воздух, заполняя пространство живительной летней терпкостью. После дневного зноя со стороны Кунцево в город приходила прохлада. К её бархатному настою подмешивалась непреодолимая свежесть тополей, насаженных в каждом дворе, сладость медовых лип, яркие запахи сирени, смешанные с привкусом цветущих газонов. На противоположном краю Кутузовского проспекта светились редкие окна — ночь убаюкивала. Машин по проспекту уже не ехало. Элвис сводил с ума!

— Я тебе нравлюсь? — вдруг спросила Инесса и подошла к Юре близко-близко.

Юрий сел ровнее и не отвечал. Инесса была старше всех его подруг, но очень уж была выразительна и предельно хорошо сложена. Короткие рыжие волосы делали открытое личико с острым носиком задорней, и совсем она не выглядела на тридцать. Он точно ел её взглядом.

— Нравлюсь? — наступала она.

— Нравишься!

— Женщины ждут! — торжественно проговорила случайная гостья.

— Чего надут?

— Любви!

Инесса подступила ближе, и обвив руками Юрину шею, прильнула горячими губами…