Царство. 1958–1960

17 апреля, пятница. Крым, Нижняя Ореанда, госдача «Ливадия-1»

Леонид Ильич сидел по соседству с Микояном на откидном, Козлов же с Малиновским расположились в «Чайке» на задних сиденьях. Большую часть пути машина прошла по новой дороге. Преодолев Ангарский перевал за каких-нибудь восемь минут, кортеж был в Алуште.

— По старой дороге часа б два убили, а сейчас стрелой летим, не дорога — сказка! — нахваливал трассу маршал Малиновский.

— Ты только Никите Сергеевичу не сболтни, он первый должен по ней проехать, — предупредил Микоян, но скоро «Чайка» свернула на старое шоссе, узкое, извилистое, и, несмотря на то, что впереди вовсю сигналило милицейское сопровождение, скорость сильно упала.

Госдача «Ливадия-1», выстроенная у моря в Нижней Ореанде, утопала в зелени. Белокаменный дом с гранитным подъездом чем-то напоминал волшебный замок, так не похоже на горячую, пыльную, суетливую жизнь было всё вокруг. Огромный розарий, роз в пятьсот, не меньше, испускал услаждающие ароматы. «Чайка» подкатила к подъезду и остановилась.

В дверях гостей встречал Олег Трояновский, самый молодой хрущёвский помощник Председатель Правительства был на пляже, разместившись в шезлонге у воды, он дремал, прикрыв лицо газетой.

— Подождите здесь, — проговорил помощник, не пуская гостей дальше, чтобы Первый, одетый в пижамные штаны и майку, не попал в неловкое положение. — Я доложу, что вы приехали.

— Апрель, а просто жарко! — расстегивая мундир, отметил Малиновский.

— Апрель в этом году хорош! — щурясь на солнце, определил Микоян.

Трояновский осторожно тронул Никиту Сергеевича за плечо, Хрущёв очнулся, отбросил газету, поднялся с шезлонга и устремился навстречу.

— Всё-таки не забыли, решили навестить? — довольным голосом проговорил он. — Пошли в дом, там хоть сядем по-человечески! — пожимая прибывшим руки, приглашал Председатель Правительства.

За столом подали чай с пирожками, а Анастасу Ивановичу — кофе. Кофе был индийский, растворимый. Недавно растворимый кофе начала фасовать отечественная пищевая промышленность.

— Анастас у нас пропагандист, теперь без кофе страна жить не может! — подмигнул армянину Хрущёв. — Ну, что там Москва?

— Всё по плану, — отозвался Леонид Ильич.

— Тогда чего припёрлись?

Гости переглянулись. Слово взял Козлов.

— Дорогой Никита Сергеевич! — срывающимся от волнения голосом начал он. — Мы, ваши соратники и ученики, приехали в день вашего рожденья, чтобы поздравить любимого руководителя, наставника и друга с торжественной датой — шестидесятипятилетием со дня рожденья! Позвольте от имени Президиума Центрального Комитета, от Правительства, от Вооруженных сил и всего советского народа выразить вам огромную благодарность за всё, что вы делаете! Позвольте зачитать вам один документ.

Хрущёв благосклонно кивнул. Фрол Романович извлёк из портфеля, который не выпускал из рук, кожаную папочку, открыл её и зачитал:

«За непримиримую борьбу за сохранение мира и счастье людей, за отчаянную битву с эксплуататорами за свободу угнетённых народов, Комитет по присуждению Ленинских премий постановляет: наградить Хрущёва Никиту Сергеевича Международной Ленинской премией за укрепление мира!» — с придыханием огласил Козлов.

Гости ринулись поздравлять любимого человека. Никита Сергеевич растерялся, попросил Козлова ещё раз прочитать решение, потом, взяв кожаную папочку в руки, читал сам, растрогался. Понятно, пирожками с чаем по такому случаю не обошлось, появились на столе закуски, коньяк и водка. Ближе к шести хозяин и гости были здорово подшофе, сердца звенели, да и как же им не звенеть, если день такой счастливый!

— У вас, Никита Сергеевич, день рожденья рядом с Ленинским! — торжественным тоном проговорил Козлов.

— Ещё Пасха рядом, — чокаясь, добавил Микоян.

— Причем тут Пасха, Анастас! Опять ты со своими семинарскими штучками! — Анастас Иванович, как и Сталин, заканчивал семинарию, только не в Тифлисе, а в Эчмиадзине.

— Я имел в виду, что кругом тебя великие дни!

— Наступила Пасха, — поднявшись, заговорил Брежнев. — Человек с работы идёт, заходит во двор, а там дворник Хасан дорогу метёт. Он ему:

«Христос воскрес!»

Хасан голову вскинул и, не переставая мести, отвечает.

«Ай молодец! Ай молодец!».

Стол прыснул.

— Дурак ты, Лёня! — миролюбиво ругнулся Никита Сергеевич. — А ну, Фрол, спой!

Фрол Романович поднялся, обернулся к юбеляру и поставленным зычным голосом запел:

подхватили остальные.

— Скажи Цибину, пусть самолет готовит, завтра в Пицунду полетим! — распорядился Никита Сергеевич. — Ты, Фрол, со мной!

В заповедном местечке, между Сочи и Гагрой, в реликтовом сосновом лесу, выходившем на берег моря, архитектор Посохни выстроил три роскошных особняка, от них было всего два шага до моря. Светлые двухэтажные дома очень нравились Никите Сергеевичу, в их проектировании он принимал самое непосредственное участие. В благоухающей субтропиками Пицунде Хрущёв стал появляться чаще и чаще.