Царство. 1958–1960

1 мая, воскресенье. Москва, Ленинские горы, дам 40, особняк Хрущёва

Хрущёва разбудил ранний звонок.

— Да! — прохрипел спросонья Никита Сергеевич. — Слушаю!

От резкого звука звонка и громкого голоса мужа проснулась и Нина Петровна. Прямая связь с Первым была возможна всего у трёх человек. — у Козлова, Шелепина и Малиновского.

— Это Малиновский, Никита Сергеевич!

— Что стряслось?

— Самолёт летит.

— Какой самолёт?

— Похоже, американский. В пять тридцать пять, с соседнего Афганистана, на большой высоте он вторгся на нашу территорию и был обнаружен средствами ПВО.

— Почему американский, Айк полёты обещал прекратить!

— Американцы обычно с Турции или с Пакистана летят, и этот с той стороны появился.

— Куда ж он летит? — не до конца понял сообщение министра Хрущёв.

— К нам. Пролетел Кировабад, прошёл мимо космодрома Байконур над Казахстаном и через Магнитогорск движется к Свердловску, похоже с заходом на Челябинск-40.

— Так он на Челябинск-40 нацелился?! — окончательно проснувшись, выкрикнул Хрущёв.

— Да.

— Пусть его догонят, пусть протаранят!

— Наши истребители перехватить самолёт не могут, слишком он большую высоту взял — в 21 километр. Пытались принудить его сесть, не получилось.

— Если уйдёт, ты Родион, мне головой ответишь! — взревел Хрущёв. Он уже сидел на кровати. — Почему прохлаждаетесь? Вы военные или кто?!

— Будем атаковать, — промямлил министр обороны.

— Так атакуйте, мать вашу! — и Первый дал отбой.

— Что там, Никита? — приподнявшись на кровати, озабоченно спросила жена.

— Сейчас, Нин, сейчас! — отмахнулся муж, и снова потянулся к телефону. — Малиновского мне!

Ждать пришлось недолго, маршал сразу снял трубку.

— Ты ему дай просраться, этому залётному, а мне о каждом шаге докладуй, понял?

— Понял, Никита Сергеевич!

— Смотри, чтоб как в прошлый раз не ушёл.

— Есть!

— Действуй!

Месяц назад произошёл похожий случай, также высоко в небе, в районе Аральского моря, появился неопознанный самолёт. Он насквозь прошёл СССР и потерялся у берегов Норвегии, очевидно, совершил посадку на военной базе США Военные его прозевали.

Никита Сергеевич, кряхтя, поднялся с постели.

— Американские самолёты-разведчики к нам летают, будь они неладные! — объяснил он обеспокоенной жене и, шаркая тапками, побрёл в ванную.

— Замудохали американцы! — брюзжал Первый. — Твердят — дружить, дружить! А сами самолёты засылают! Вдруг он бомбу атомную несёт, и в Первомай на Красную площадь её ухнет? — Хрущёва передёрнуло, к десяти он собирался ехать в Кремль, идти на Мавзолей, чтобы принять участие в праздновании Дня международной солидарности трудящихся, приветствовать с гранитной трибуны стотысячную толпу.

«Челябинск-40, Челябинск-40!» — вертелось в голове. Ведь в Челябинске-40 находилось главное атомное предприятие, где производили оружейный плутоний. Хрущёв стоял в душе под струями холодной воды, погруженный в отвратительные мысли, стоял до тех пор, пока холод не пробрал до косточек, и он с содроганием не выскочил из душевой.

— Весь, блядь, продрог! Что за мудак! — Схватив с вешалки полотенце, он принялся с остервенением вытираться.

Завтракали молча.

После телефонного разговора с Первым Малиновский потребовал у главкома ПВО во что бы то ни стало уничтожить вражеский самолет! Сверху вниз посыпались жёсткие команды. Войска противовоздушной обороны были подняты по тревоге и приведены в боевую готовность, в 8.57 локатор захватил цель, и по разведчику дал залп зенитно-ракетный комплекс С-75. Омрачился успех непредвиденным обстоятельством: при уничтожении американского самолёта был сбит и советский МиГ-19, которым управлял старший лейтенант Сергей Сафронов.

Сообщение о том, что нарушитель сбит, Хрущёв получил от Малиновского, стоя на трибуне Мавзолея. Демонстрация трудящихся по случаю Первого мая была в полном разгаре. Узнав про успех, Никита Сергеевич во всё горло закричал: «Ура!» — и принялся неистово махать руками, приветствуя толпу, шагающую внизу.

После демонстрации и приёма в Кремле, где Хрущёв неоднократно грозил кулаком, направляя его в сторону стола, где разместились иностранные послы, в том числе посол Соединенных Штатов Америки, Козлов, Малиновский, Брежнев и Микоян приехали к Никите Сергеевичу на Ленинские горы. На столе, за которым расселись члены Президиума, были фрукты и вино. Хрущёв потребовал водки.

— Успех надо обмыть! Наши ракетные комплексы просто сказка, мимо нас теперь мышь не прошмыгнёт!

— Конструктор Кисунько создал отличную технику! — похвалил ракетчика Леонид Ильич.

— Кисунько отметим! — кивнул Хрущёв, приподнимая рюмку. — За то, чтобы везде и всюду бить врага! Ура!

— Ура! — прогремело за столом. Рюмки опустели.

— Какие, Родион, ещё известия? — поинтересовался Председатель Правительства, министр обороны перед его тостом окончил разговор по телефону.

— Летчик пойман!

— Поймали бестию?

— Так точно!

— Американец?

— Американец. Он из подбитого самолёта выпрыгнул с парашютом и сел рядом с деревней Косулино, а остатки самолета упали у другой деревни, Поворня она называется.

— Всё до винтика подобрать и привезти в Москву!

— Есть!

— Значит, лётчик, мерзавец, жив?

— Чуть поранен, а так ничего, оклемается!

— Засранец! Эту сволочь надо казнить, казнить у всех на виду! — лютовал Хрущёв. — Давайте прилюдно отрубим ему голову? Прямо на Лобном месте?

— Вы это серьёзно, Никита Сергеевич? — ошалело переспросил Брежнев.

— Серьёзно! А ты чего, сомневаешься?! — подскочил к нему разгорячённый Председатель Правительства. — Отрубим, как в старину топором рубили!

— Успокойся, Никита! — вступил Микоян. — Так не делается, мы цивилизованные люди!

— Сталин тоже собирался евреям-врачам головы рубить! Забыл?

— Это разговоры были, никому он голову не отрубил!

— Тогда повесим, вздёрнем на верёвке, пусть на Красной площади болтается, и на него иностранцы любуются, на своего вшивого разведчика! — брызгал слюной Хрущёв. — Может, он хотел на нас атомную бомбу сбросить!

— Ничего он не хотел! Ты же знаешь, что не было на самолёте никакой бомбы, что самолёт фотосъемкой занимался. Успокойся!

— Модель самолёта установлена: «Локхид-У-2», — сообщил Малиновский.

Никита Сергеевич всё ещё был в ярости.

— Я к Эйзенхауэру со всей душой, к визиту готовился, чем его кормить думал, куда везти, дом на берегу Байкала велел построить, а он нам разведчиков засылает! Ни стыда, ни совести! Ссы в глаза — божья роса! — рычал Хрущёв. — Ну, я вам устрою! Долго будете меня помнить! За такую выходку однозначно — смерть!

— У нас в государстве есть закон, — продолжал увещевать Микоян. — Мы, Никита, по закону обязаны действовать, а не по желанию.

— Я буду действовать по-большевистски, как коммунист!

— Ты не горячись!

— Я такого неприкрытого лицемерия вынести не могу! Из-за чёртового американца наш лётчик погиб!

— С лётчиком несчастный случай, на зенитно-ракетной батарее наш МиГ с целью перепутали.

— Из-за него перепутали, не летел бы, ничего б не случилось!

— Но и американец не виноват.

— Да хватит защищать! Что про самолёт паршивые американцы сказали? — Хрущёв уставился на Козлова.

— Говорят, ничего не знают.

— Вот тебе и не знают?! Ложь!

— Мы держим в тайне, что пилот жив и у нас в руках.

— Это правильно, с пилотом молчок, мы ещё им преподнесём сюрпризик!

— Фрэнсис Гэри Пауэрс, так зовут, — прочитал по бумажке Малиновский.

— Надо выставить обломки самолёта на всеобщее обозрение! — велел Хрущёв.

— Тут верно сказано, — поддержал Микоян.

— А где выставлять обломки будем? — подал голос Брежнев.

— Где, где? Где народа больше. В Парке Горького!

— Превосходная идея!

— А пилота я бы вздёрнул посреди Красой площади, у всех бы охоту над нами летать отбил!

— Вздёрнуть нельзя, не предусмотрена такая казнь.

— Так мы предусмотрим!