Царство. 1958–1960

19 июня, пятница. Крым, Нижняя Ореанда, госдача «Ливадия-1»

Лето в Москве дивное, но здесь, в Крыму, — сущий рай! Пронзительная голубизна неба, синева моря, неукротимая зелень растений, умопомрачительные запахи и нескончаемая радость в каждом вздохе — вот он, юг! Ветер склонил голову на неспешные синие волны, и море, которое, по ошибке или по недоразумению, назвали Чёрным, лениво баюкало его.

— Самое синее в мире Чёрное море моё! — пропел Никита Сергеевич.

Его полная фигура отчетливо выделялась на фоне светлого здания с колоннами.

Широкой мраморной лестницей Председатель Правительства спустился в парк и по красной гравиевой дорожке двинулся дальше. У остролистой агавы, усыпанной махонькими цветками, задержался: академик Лысенко рассказывал, что из мясистых листьев агавы в Америке готовят крепкий напиток наподобие водки.

— Они, значит, из кактусов гонят, а мы из свёклы шуруем! — качал головой Хрущёв.

На дорожке появился Букин.

— Ишь, кактус вымахал! — показал на агаву Первый. — Из него в Америке самогон делают. В растениях много загадок скрывается. Разгадай их и живи как в сказке! — мечтательно продолжал он. — Одни желудок лечат, другие сердце, есть успокаивающие, а есть такие — отвар выпил, и усталости как не бывало, хоть на гору лезь! Чем больше природу познаём, тем больше пользы открывается.

— Я с вами про животных хотел поговорить, — начал Букин.

— Про каких животных?

— Хотел одного человека представить, зоолога.

— На кой чёрт он нужен?! — уставился на офицера Никита Сергеевич.

— Чтоб порадовал вас, развлёк.

— Мне, Андрюша, дела государственные осмысливать надо, а ты — развлечь хочешь!

— Извините!

— Не забыл, что после завтрака на катере едем?

— Ни в коем случае!

Хрущёв сменил гнев на милость:

— Ладно, досказывай про своего зоолога!

— Он в Гаграх достопримечательность, — оживился Андрей Иванович. — У него дома тигры живут, и тигры эти потомство дали. До чего забавные кутята-тигрята по полу ползают! — во весь рот улыбался Букин. — Хотел их вам привести, чтоб вы зверям порадовались.

— Живность, Андрюша, я на охоте стреляю, — причмокнул губами Первый. — У меня за сельское хозяйство душа болит, мечтаю всех голодных досыта накормить, вот где мозги кипятятся! Если б зоолог твой корову вывел, которая б молоком залила, или мясо у ней небывалой жирности образовалось, то — да! А тигры к чему? Им самим мясо подавай. Баловство это, понял?

— Понял, Никита Сергеевич!

— Раз понял, шагай, я купаться иду. Скажи своим, чтоб сидели и не высовывались! — Хрущёв строго посмотрел на кусты, где притаилась вооруженная охрана. Букин ушёл. — Лирики недоделанные, тигры! Верно, говорят: сытый голодного не разумеет!

Выйдя на пляж, Никита Сергеевич сбросил майку и парусиновые штаны и стал медленно заходить в море. Когда вода достала до пояса, он повалился в волну и, как пузатый поплавок, закачался на поверхности.

— Фр-р-р! — отфыркивался пловец, погружая лицо в бодрящую воду.

«Если тонуть стану, спасут или проворонят? Однажды Маленков на лодке поплыл и перевернулся. Барахтается, как обезьяна, а выплыть не может. Кричать пытался, воды наглотался и на дно пошёл. А охраны нет, где эта чёртова охрана? Видно, под кустами в карты резались. Повезло, что на берегу два солдата оказались, в самоволку из части улизнули и на реку купаться пошли. Эти солдатики Георгия Максимилиановича на берег в бесчувствии и выволокли. А как на землю положили, из кустов ротозеи с пистолетами прибежали. В тот день всех шишек из Управления охраны пинками под зад повыкидывали. Хочешь, чтобы всё кругом как часики тикало, людей не расслабляй, никому никаких поблажек!» — размышлял Никита Сергеевич.

Побарахтавшись минут десять, Председатель Правительства неуклюже выбрался на берег. В ту же минуту, развернув полотенце, к нему ринулся прикрепленный.

— Полотенчико, Никита Сергеевич!

— Так обсохну, Гена! — отмахнулся Хрущёв. — Скажи, что завтракать иду.

Заботливый прикрепленный не отходил и всё ещё держал полотенце наготове.

— Ладно, давай своё полотенце!

«Хороший парень Литовченко, смышленый, Андрюха Букин — тот простоват», — вытираясь, прикидывал глава государства. Нина Петровна настояла, чтобы Литовченко стал у мужа прикрепленным: «Тогда я спокойная буду!» — так объяснила.

Хрущёв, кряхтя, влез в штаны, рубаху перекинул через плечо и по пояс голый отправился к дому.

запел он.

Солнце набирало силу, ветер сделался горячим, и каждый вздох его был душист и приятен. Взору с одной стороны открывалось море, а с другой — неприступные горы, увенчанные остророгой короной Ай-Петри.

Отзавтракав, Никита Сергеевич переоделся.

— Катер готов! — отрапортовал начальник охраны.

— А, знаешь, Андрюха, — обратился к нему Первый, — вези своего зоолога с тиграми!

Взяв под ручку Нину Петровну, Хрущёв, отправился к причалу.

— Я, Нин, Трофим Денисовича с нами позвал, а он двух научных сотрудников прихватит, про рыб нам будут рассказывать.

— Неугомонный! — подтолкнула мужа Нина Петровна, она не любила, когда рядом были посторонние.

Академик Лысенко уже прогуливался по пирсу, в сторонке топтались два человека в шляпах.

— Товарищи из Института моря, — представил их академик.

Сконструированный специально для первого лица скоростной катер имел хищный вид. Непомерно вытянутый, он смахивал на фантастический корабль, но вместе с тем был вместительным и мореходным. В отличие от кургузого адмиральского, катер располагал двумя спаленками, имел вполне цивилизованный туалет, душ и вместительный камбуз, но главное его достоинство заключалось в просторной кают-компании, отделённой от палубы высокой стеклянной перегородкой, отчего внутри делалось светло и просторно. Корпус судна был выкрашен в голубой цвет, а верх — в ослепительно белый. Издали казалось, что катер не плывет, а летит над водой, конструкторы поставили его «на крылья». Подводные крылья на водном транспорте с успехом нашли применение, делая суда особо скоростными. На носу катера сверкало слепящим золотом название «Крым».

«Крым» двигался в полумиле от берега. Бирюзовое море взрывалось под кормой фонтанами брызг. Жемчужные вихри шумно взмывали вверх, а иногда, когда попадалась особенно крутая волна, брызги доставали до пассажиров.

— Прелесть! — захватывая ладонью капельки, восклицала Нина Петровна.

Никита Сергеевич нахлобучил на глаза соломенный картуз с вытянутым козырьком. В бязевом костюме и сандалиях на босу ногу, Хрущёв, как настоящий командор, вглядывался вдаль.

— Глядите, дельфины! — показал рукой Лысенко. — Вон тройка идёт! Вон, вон, гляньте! И левее, прыгают! Видите?! И там тоже! — ликовал академик.

— Прибавь газу! — скомандовал капитану Первый. — Давить, сволочей, будем!

Рулевой взял правее.

— Ныряют, черти! Дать бы по ним из пулемёта!

Дельфины словно услышали хрущёвские проклятия, лишь раз показались на поверхности и исчезли в пучине.

— Ушли! — выдохнул Лысенко.

— Ну их к лешему! Из-за дельфинов скоро житья не будет, расплодились, как кошки, и всю рыбу сожрали! Думаете, чего они тут рыскают? Рыбу ищут! Всё море, мерзавцы, заполонили! Рыбаки к обеду скоро ничего не наловят! — ругался Председатель Правительства. — Тыщами вдоль берегов шастают. А вы, Трофим Денисович, радуетесь: «Дельфины! Дельфинчики!». Если б они человека съесть могли, и человека б обглодали! Мы-то что есть будем, какую ставриду, когда такие проглоты кругом бесятся? Поди у них, отбери!

— Значит, следует дельфинчиков, так сказать, проредить, — согласно закивал академик. — В агробиологии такой приём частенько применяется.

— Они всё сожрут, до улитки, ни обо мне, ни о тебе, ни о детях наших не подумают, мозгов у них недостаточно, чтобы думать! Понимают только — жрать, да срать! — ругался Хрущёв. — Завтра дам команду организовать на дельфинов облаву. Пусть к туркам прут, там пропитание ищут!

— Не кипятись, никто с тобой не спорит! — успокоила мужа Нина Петровна.

— Просто зло берет! Разве руководство по морю не ездит? Ничего что ль не видит? Разуйте глаза! Почему один я беспредел замечаю? Где министр рыбного хозяйства? Где Крымский обком? Отстрелить плавники! — лютовал Никита Сергеевич, но через минуту успокоился. — Влево бери, к Медведю, там встанем! — указывая на Аю-Даг, распорядился он.

Мичман снизил скорость.

— Реки и моря — по существу, огороды, — продолжал излагать Хрущёв. — Потому рыбу, которая на стол трудящимся предназначена, никому не отдадим, даже дельфинам!

На носу катера маячили двое научных сотрудников. Руководитель Института биологии южных морей и его заместитель.

— Правильно, Никита Сергеевич, про дельфинов заметил, прожорливые твари! — кивнул заместителю профессор Замриборщ. — Только стрелять их не верно, правильней их отлавливать и за границу для аквариумов продавать. Государству выгода будет.

— За границей своих дельфинов хватает, — не согласился доцент Светловидов, — правильнее их на комбикорма пустить, — поправив очки, выдвинул идею научный работник.

— Кого, дельфинов? — опешил Замриборщ.

Светловидов утвердительно кивнул.

— Ну, ты хватил!

— Вы тоже хватили — в аквариумы! Где столько аквариумов?

— Ещё, скажете, в цирк! — усмехнулся академик Лысенко. — А что вредители они, это Никита Сергеевич совершенно точно подметил!

— Вы, товарищи, мне вот на какой вопрос ответьте, почему в Чёрном море рыбы мало? — спросил Хрущёв.

— Море глубокое, — начал объяснять профессор Замриборщ. — Морская вода на глубине пресыщена сероводородом. В прибрежной зоне, где мелко, концентрация сероводорода незначительна, рыбе там комфортно, а внизу, дальше, рыбы «нема!» — на украинский лад выдал Замриборщ.

— Выходит, Чёрное море мёртвое?

— За исключением прибрежной зоны, совершенно мёртвое.

— Но какие-то виды для промыслового лова есть?

— Кефаль, селедка, — перечислял директор института, — килька, но к промысловым я бы кильку не относил. И камбала есть, но с каждым годом её всё меньше.

— Камбала — товар! — подтвердил Никита Сергеевич.

— Калкан! — поправился Замриборщ, применив название разновидности черноморского вида.

— Как же нам замечательную черноморскую камбалу труженику на стол подать?

— Можно воспользоваться методом видового отбора, робко высказался доцент Светловидов.

— Да какой видовой отбор, Женя! — оборвал ученика профессор.

— Пусть скажет! — разрешил Хрущёв.

— Я как раз рыбой камбалой занимаюсь. Воздействуя на икринки всевозможными раздражителями — рентгеновскими лучами, ультразвуком или химически, вызываем генные изменения, а после наблюдаем за потомством. Опыты не всегда приводят к положительным результатам — множество мальков мрёт, некоторые не могут плыть — плавники отсутствуют, — объяснял доцент. — У других нет глаз. Но однажды на свет появилась особь, имеющая два хвоста.

— Да разве это опыты?! — возмутился профессор Замриборщ.

— Не мешайте! — оборвал его Хрущёв. — Слушаем вас, товарищ Светловидов.

— Результаты, как я сказал, получаются самые разные. Я же нацелен получить такую вариантность, когда у камбалы вместо одной головы появится две. — Доцент с выражением посмотрел на Председателя Правительства.

— Две головы? — переспросил Никита Сергеевич.

— Именно, две.

— И что тогда будет?

— Такая камбала будет иметь два рта.

Хрущёв и Лысенко переглянулись.

— А два рта будут проглатывать в два раза больше пищи, и, значит, камбала начнет интенсивно расти, толстеть, так сказать. И получится, что камбала с двумя головами будет весить в два раза больше обыкновенной, — объяснил свою теорию доцент.

— Не камбала, а калкан! — нарушил молчание профессор Замриборщ.

— Да не мешайте! — рявкнул Никита Сергеевич.

— Появление в море двухголовой камбалы приведет к увеличению улова ровно в два раза, — подытожил Светловидов.

— И всё потому, что у камбалы будет два рта! — задумчиво повторил Хрущёв. — Трофим Денисыч, что скажешь?

— Задумка интересная!

— Хорошо бы, товарищ Светловидов, ваши опыты побыстрей завершить, — заключил Никита Сергеевич.

— А головы при переработке рыбы можно на комбикорма пустить, на кормовую муку! — промямлил Замриборщ.

Хрущёв наклонился к Светловидову.

— Как вам в голову пришла такая смелая идея? Очень хорошая идея! Будет, будет рыбакам на Чёрном море работа! — задушевно произнес Первый Секретарь. — А вот скажите, по вкусовым качествам мясо двухголовой камбалы будет отличаться от обычной?

— Совершенно не будет, — определил доцент.

— Ну, да, ну да! Нина, скажи, чтоб сегодня на ужин нам камбалу пожарили!

— Калкан! — прошептал профессор Замриборщ.

Хрущёв взял Лысенко под локоток и тихонько проговорил:

— Надо сделать так, чтобы этот «Борщ» Светловидову не мешал. Если дело пойдет, мы всю рыбу в океанах двухголовой сделаем!

Мичман раздал пассажирам спиннинги-самодуры. На леску такого удилища крепилось с десяток крючков с цветными перышками.

— Наживка тут не нужна, рыба — дура, на голый крючок бросается, вернее на эти яркие перышки, — объяснил жене муж. Нина Петровна первый раз пробовала рыбачить на море.

Никита Сергеевич и Нина Петровна встали на носу, Лысенко с коллегами на корме. Оглушительно затрещали катушки. Сначала леска, на высокой ноте, падала вниз, торопясь за грузом, потом, достигнув дна, замирала. Рыбак подтягивал снасть, тормошил удилище, подсекал и принимался изо всех сил выбирать. Не обнаружив улов, начинал операцию заново. Иногда на каждом крючке висело по рыбке, но на этот раз клёва не было, Нина Петровна выловила одну-единственную рыбёшку.

— Пикша! — определил мичман.

— Дрянь рыбалка, а все из-за дельфинов! — констатировал Никита Сергеевич. — Сниматься с якоря!

На пристани распрощались с учёными и через парк направились к дому. Нина Петровна ушла вперёд.

— Ты, Трофим Денисович, сюда хорошие саженцы подбери, хочу сад заложить, — осматривая окрестность, говорил Хрущёв. — Корты теннисные снесу, и чем не место для сада? — они как раз проходили мимо теннисного корта, расположенного в тени вековых деревьев. — Чтоб солнце не заслоняли, деревья подрубим. Какая польза в баобабах? — глядя на мощные ливанские кедры, продолжал он.

— Место отличное, только без тенниса останетесь.

— Мы не теннисисты, мы аграрии! — уточнил Первый.

— Гости иностранные приедут, а они теннис уважают.

— Пусть знают: крестьянам не до тенниса! Мы их взамен отборной фруктой угостим, тогда поймут, что такое сад, а что — теннис! Наварим варений, на каждую баночку этикеточку прилепим и станем по миру гостинцы рассылать, чтобы друзья про нас помнили. Когда наше варенье распробуют, добавки придут просить. Этим приёмом мы внешнюю политику подровняем. Теннис, Трофим Денисыч, его не съешь! А потом, какие мы спортсмены или товарищ Микоян? То, что он каждые выходные в волейбол прыгает, ещё не означает, что ему удастся в чемпионы пробиться. Нам главное, чтоб у товарища Микояна голова работала, а не ноги! — подмигнул спутнику Никита Сергеевич.

— А вон и Анастас Иванович! — проговорил сельхозакадемии указывая на фигуру низкорослого человека, появившегося впереди на дорожке.

— Лёгок на помине! Ты, Трофим Денисович, отдыхай, — протянул руку Хрущёв, — буду теперь с Анастасом прогуливаться.

Анастас Иванович жил на соседней даче.

День выдался замечательный, в меру жарко, дул лёгкий ветерок. Омрачали крымское настроение лишь размышления о Китае. Не получив от СССР инструкций к ракете Р-12, китайцы объявили «Сайдвиндер» найденным и поспешили отправить американскую ракету в Москву.

— Вроде как полгода её искали, а прислали в полуразобранном состоянии. Получается, всё это время в механизме копались! — уныло проговорил Хрущёв.

— А ты от Мао другого хотел?

— Я хотел с ним по-честному, а не по-китайски!

Со дня падения на территорию Китая американской ракеты, которая якобы потерялась, мысль о двуличии Мао Цзэдуна не давала Хрущёву покоя.

— Боюсь, Председателя Мао как союзника мы потеряли, — уныло проговорил он. — Теперь отношения с Китаем будут катиться под откос, а значит, или мы их придавим, или они нас сотрут, но я считаю, что у Китая силёнок с Россией сдюжить не хватит.

— Врятли Мао вздумает по серьёзному ссориться. Он обещает зерно в счёт долгов поставлять, — сообщил Микоян.

— А народ его что, сдохнуть должен? Там такой голод свирепствует! Я говорю, ты лучше своих людей накорми, мы подождём, так он зерно другим продаёт!

— Мао деньги копит, чтобы современное оружие заиметь. Ему сегодня оружие важней, — заключил Анастас Иванович.

— А я ему верил, с открытой душой к нему! Разве ж это коммунист?! — мрачнел Хрущёв. — На следующей неделе полечу в Бухарест на совещание компартий, там во всеуслышание скажу, что китайцы зашли не в ту степь. Ну, сам посуди, мы стараемся со всеми договариваться, твердим о мирном сосуществовании двух противоположных систем, как можем острые углы сглаживаем, а он — воевать, кричит! Только сумасшедший или маньяк может сегодня говорить о войне. Прям с трибуны об этом скажу! В Бухарест из 50-ти государств представители приедут, это не шутка! Пусть Мао нашу позицию знает, а то сидит, пыхтит, небожитель!

— Ты учти, что Мао тоже не отсиживается. В Пекине Съезд Всемирной федерации профсоюзов закончился. Он у себя собирал тех, кто не очень нас жалует, — напомнил Микоян.

— Возмущает его беспардонность! Ракету не отдавал, всё юлил, а как вернул, тут же делегацию на переговоры по экономическому сотрудничеству прислал. У самого люди еле дышат, а он хлеб раздаёт, сторонников вербует! Албанию сманил, Филиппины подманивает! Когда Чжу Дэ сказал ему о голодных смертях, Мао ответил, что от этого только польза: умершие могут удобрять землю, и ещё они не едят! На погребальных участках крестьянам велено сажать зерно, — Никита Сергеевич с ожесточением махнул рукой:

— Всё, кончили дискутировать, обедать идём!