Царство. 1958–1960

4 января 1959 года, воскресенье. Коломна

Отец Василий, как и обещал, заглянул к Марфе. До Рождества оставалось несколько дней. Церковную залу и приделы украсили самодельными разноцветными гирляндами, одна из прихожанок, работавшая в оранжерее, принесла цветы в горшках — распустившиеся азалии, а в сторонке, у стены, где умещался подсобный столик с церковной утварью, повесили бархатную занавесь. Дивная красота в храме получилась! Всем этим священник спешил поделиться с Марфушей, рассказать, как стало красиво, ведь не видела ничего, несчастная! Очень хотелось ему отправиться с драгоценным человеком в храм и совершить молебен. В присутствии немощной старушечки чувствовал отец Василий в себе несокрушимую силу, читал призывно, уверенно, к прихожанам подходил с мягкостью, с лаской, с открытою душой, будто перед ним стоял самый близкий человек или даже родственник — такую мощь придавала батюшке крестившаяся в уголку, обречённая на неизлечимые недуги старушка.

— С собой зовёшь? Так идём! — согласилась немощная.

Подхватив бабушку, они с Надей препроводили её в собор и молились там, совершенно забыв о времени, самозабвенно и трепетно. После перешли в дом к батюшке и устроились за самоваром, уминая хрустящие сухарики.

— Про случай необычный мне рассказали, — заговорил священник. — Хочу, мать, тебе сию историю поведать.

— Говори! — закивала Марфа.

— Справляла одна девушка Новый год, наприглашала гостей, за стол сели, закусывают, старый год провожают, а Николай, возлюбленный той девушки, никак не идёт! На Зое лица нет, вот, думает, придёт, вот придёт! Но, увы, не приходит, запропастился жених где-то. Компания веселится, вернее все, кроме Зои. Выпили, конечно, как полагается, кто-то радиолу завёл. Музыка играет, гости, разбившись по парам, танцуют, одна несчастная Зоя сидит одна-одинёшенька уже и ждать своего Колю устала.

«Где жених твой?!» — удивляется подруга.

«Иди к нам!» — гости зовут, а Зое плакать хочется — нету суженого!

«Давай я с тобой попляшу?» — предлагает кучерявый парень.

«Что ты!» — возмутилась Зоя.

Парень снова просит. Оттолкнула его в ярости, подскочила, подошла к образам, ещё при бабушке в углу комнаты поставленным, протянула руки, сняла с полочки икону Николая Угодника, прижала к себе и в пляс пошла.

«Вот, — говорит, — мой кавалер, мой Коленька!» — держит икону перед собой и среди гостей пританцовывает.

Одна из подруг ей заметила:

«Ты б икону на место поставила, не годится так!»

«Мы, комсомольцы, неверующие! — Зоя отвечает. — Если есть Бог на свете, так пусть моего Коленьку воротит, а нет — я с этим Колей потанцую!» — заявляет и продолжает плясать.

Заиграла новая музыка, за ней следующая, и снова кучерявый парень пластинку меняет — раскраснелись ребята и девчата разрумянились — удались танцы!

Подустали гости, вкруг стола расположились, угощения уминают, а Зоя танцует, кружит по комнате.

«Во даёт!» — показывает на неё подруга.

«Колька-гулена получит!» — глядя на бледное Зоино лицо, предположил кучерявый.

Подналегли на закуски, а выпить — это само-собой, бутылочка за бутылочкой пустеет. Приподняли за космос, куда всё настойчивей летели ракеты, за Старый год чарку налили, как ни крути, а был год хороший, собрались за девчат рюмку пить.

«Зой! — позвал ещё один парень. — Ты хоть, выпей с нами, а то в гости позвала, а сама не присела!»

Да только Зоя ему ничего не ответила — вальсирует, закатив глаза, летает по комнате.

«Зоенька, — зовут, — иди к нам!»

«Хочешь, мы твоему Кольку морду начистим?!» — вступил очередной гость, всем Зою жалко, но хозяйка им не отвечает, танцует.

Чокнулись ребята с возлюбленными, выпили, некоторые стали невест целовать. Тут музыка кончилась, пластинка к концу подошла. Смотрят, а Зоя танцует, только лицо у неё страдальческое, глаза навыкате. Встал тогда самый сердобольный кучерявый парень, подошёл к ней, трогает:

«Остановись!» — и рукой придерживает.

Зоя на месте стоит, но ногами чечётку бьёт.

«Зой, хватит! — просит, пробует из рук икону забрать: Отдай, идём за стол!»

А плясунья прижала Чудотворца и с места не двигается.

«Господи! — изумилась подруга. — Что ж это с ней творится?»

Тут все гости Зою окружили, с трудом усадили на диван — сидит, замерла, а икону крепче сжимает. Как не пытались у неё Чудотворца забрать — не получается. Зоя молчит и смотрит невидящим взглядом.

«Что делать будем?»

Пусть полежит, решили, и уложили на диван, пледом укрыли.

— Новый год, как известно, праздник развеселый, — продолжал рассказ отец Василий. — Подгуляла компания основательно, Зоя вроде заснула, а гости пошли на улицу пройтись, ноги размять, да и по домам пора, время к рассвету близится.

На следующий день вернулась от сестры Зоина мать и обнаружила дочь на диване. Так и лежала девушка на спине, зажав в руках икону. Ни мать, ни соседка докторша не могли её растолкать и икону отобрать. Вроде понимает Зоя, что спрашивают, а ответить не может. Встанет — ноги начинают кренделя выделывать, будто танцуют. Сядет — сидит, но икону крепко держит.

«Надо её в больницу везти», — после безуспешных усилий привести девушку в чувство сказала докторша.

«В какую больницу?» — изумилась мать.

«В психиатрическую!»

Наотрез мать отказалась и соседку за дверь выставила. За дочкой ухаживать стала, кормит с ложечки, та ест и плачет — слёзы по щекам катятся!

Естественно, слух по городку пошёл. Появились у Зои на другой день и кучерявый парень, и подружки, и мерзавец Колька поглазеть прибежал. Увидели деву — ужаснулись: ни с кем Зоя не разговаривает, никого не замечает! Тут весь район переполошился, сплетнями оброс, люди отовсюду на Зою посмотреть потянулись, идут толпами, мать уже дверь отпирать не хочет.

«Власти, — говорит, — прознают, сразу дочь в сумасшедший дом свезут!»

— Так и мучается, Марфуша, эта девушка, — докончил священник.

— Зачем Угодника на танец позвала? — нахмурилась Марфа. — Поделом ей!

— Не может же человек так жить! — ужаснулся протоирей.

— Получается, может!

— Да-а-а! — протянул отец Василий.

— Бог её наказал! — определила Марфа. — Чего ж тут непонятного?

— Как быть-то с ней, с Зоей этой? — вздохнул батюшка. — Ведь молода, глупа!

— Теперь поймёт, и другим назидание будет! — определила Марфа.

Сокрушаясь на девичью судьбу, отец Василий налил себе чая, его попадья тоже сидела невеселая.

— Страшная история! — проговорила она.

— Поучительная! — определила Марфа и повернула голову в сторону батюшки. — Чего ты мне про Зою понарассказывал?

— Да так! — пожал плечами священник.

— Вот что, милый друг, поезжай-ка к Зое и забери у ней икону, — выдала старушка.

— Кто, я?! — охнул Василий.

— Да, ты.

— Так она её не отдаёт!

— Тебе отдаст, — убежденно сказала Марфа. — Поезжай!

Отец Василий и попадья Наталья переглянулись.

— Чего, боишься? — тряхнула головой Марфа, её слепые глаза словно нацелились на священника.

— А вдруг к Васеньке моему икона приклеится! — в страхе проговорила Наталья.

— Не приклеится! — уверенно изрекла старушечка.

— Поеду! — обречённо вздохнул протоирей. — Мы люди божьи!

Наташа боязливо взяла мужа за руку:

— Может, кто другой у неё Чудотворца заберёт?

— Василий заберёт! — строго промолвила молитвенница.