Царство. 1958–1960

23 июля, суббота. Никелина гора.

Вишневый «Мерседес» на Николиной горе примелькался. Ян зачастил к новой знакомой и уже через месяц стал в посёлке своим. С тех пор, как кончился дождь и на Подмосковье обрушилась жара, всё свободное время они проводили на реке. Жара не отпускала ни днём, ни ночью, даже в полной темноте изможденные зноем люди спешили к берегу — купания стали единственным спасеньем. Каждый день с раннего утра и до позднего вечера пляж был забит до отказа. Местные облюбовали себе ещё один милый уголок у воды, напротив дачи академика Капицы. Здесь хоть как-то можно было развернуться, ведь основная масса жаждущих остудиться устремлялась на небезызвестный Дипломатический пляж, его посещала и Лёля. Всякий раз она появлялась в новом купальнике и новой шляпе.

— Ты неотразима! — повторял зачарованный Ян.

Лёлина смуглая кожа точно дразнилась в чересчур открытом наряде. Ян уж больно пристально смотрел на стройную знакомую, наблюдая, как она заходит в воду, выходит из воды, встряхивая головой, старается лучше просушить полотенцем волосы, он прямо лип к девушке глазами.

— Купальник разглядываешь? — подметив чрезмерное внимание, спросила испанка.

— Нет, тобой любуюсь!

В ответ Лёля только улыбалась, чем ещё больше сводила с ума по уши влюблённого спутника. А Ян не мог отвести глаз, созерцая, как она идёт, плавно покачивая бедрами, грациозно садится, встаёт. Казалось, каждое её движенье выписано маститым художником!

— Когда смотрю на тебя, просто дурею! — признавался он.

— Тогда смотри в другую сторону!

За время их знакомства лобановская дача стала наполняться вещами — Ян никогда не приходил без подарка. В первый раз были розы. Теперь цветы завозились в дом регулярно, чтобы вазы не пустели. На следующий раз воздыхатель притащил магнитофон, уже не такой громоздкий, как его полированный собрат, стоящий у Лёли в гостиной.

— У меня уже есть магнитофон! — пожала плечами испанка.

— Это последнее слово техники! — оправдывался Ян. — Оцени звук? — И он прибавлял громкость. Магнитофоны в Москве стоили целое состояние!

Ян понял, что не произвёл должного впечатления. На другой день в дачу затащили двухметровую работу Айвазовского, что-то наподобие «Девятого вала», только без тонущих людей, одни свирепые волны.

— Куда такую громадину?!

— Сама решай! Или не нравится?

— Очень нравится!

— Дивное море! Я мечтаю пригласить тебя на юг! Поедем?

— Это твоё официальное приглашение? — кивнула на картину испанка.

— Можешь считать, что да!

На переднем плане шедевра поднималась волна необыкновенной высоты.

— В таких волнах мы купаться не сможем! — смеялась Лёля.

— Мы будем держаться за руки! — отвечал воздыхатель.

Картину определили в гостиной над диваном, она заняла полстены!

— Твои родители не будут ругаться за самодеятельность?

— Этот мой дом, так что ругаться здесь могу только я! — безапелляционно заявила Лёля.

Ещё через день перед глазами предстала другая картина, вполовину меньше первой, кисти знаменитого художника Константина Маковского «Портрет молодой девушки». Молодая особа была изображена в полный рост и одета в красное, расшитое жемчугом, платье.

— Княгиня Барятинская! — отрекомендовал полотно Ян. — Что, хороша?

— Хороша! — не смогла сдержать восхищенья Лёля.

— Она похожа на тебя.

— Чем же?

— Такая же прекрасная!

Портрет княгини разместили в столовой, чтобы на картину падал свет из окна и все, кто бывал в доме, могли ей любоваться. Следующим подарком стал персидский ковёр, шёлковый, переливчатый — глаз не оторвать какой ковёр! А сегодня Ян протянул Лёле кожаную коробочку. В коробочке лежало кольцо с непомерно большим бриллиантом.

— Это мне? — обомлела Лёля.

— Тебе!

— Ты не думаешь, что это перебор?

— Сегодня ровно три месяца со дня нашего знакомства, это мой юбилейный подарок Надень!

Кольцо оказалось в самый раз, в солнечном свете бриллиант искромётно сверкал.

— Я не могу принять такой подарок, это невозможно! — запротестовала девушка.

— Бери, мне будет приятно!

— Где ты его взял?

— Наследство, — легко объяснил Ян.

Лёля с восторгом смотрела на сверкающий камень:

— Потом будешь жалеть!

— Никогда ни о чём не жалею! — смеялся Ян.

— Врёшь ты всё!

— Правда, правда!

— Неужели это бриллиант? — любовалась камнем Лёля.

— Да.

— Такой огромный! Ты сможешь забрать его в любое время, всегда! — очень серьёзно пообещала девушка.

Ян отрицательно качал головой:

— Он твой!

— Я говорю, чтоб ты знал! Ладно?

— Ладно! — отозвался по уши влюблённый парень и положил руку на руку, носившую теперь ослепительное кольцо.

— Не твоя ли родственница княгиня Барятинская? А ну, отвечай?! — накинулась на него Лёля.

— Моя! — не задумываясь выдал Ян. — Всё, Лёля, кончай допросы! Пошли на реку, я от жары умираю!

Но Лёля так и стояла напротив него и безотрывно смотрела на сверкающий камень, такой драгоценный подарок не давал ей покоя.

— Ты точно подумал? — она выставила перед молодым человеком руку с бриллиантом.

— Сколько можно брюзжать? — Ян сделал обиженное лицо.

— Давай и я тебе что-нибудь подарю?

— Что? — оживился он.

— Не знаю! — растерялась Лёля, она никак не могла сообразить, что больше понравится её приятелю — модный галстук? Костяной мундштук для сигареты? Велюровая кепка или крокодиловая папка для бумаг?

— Лучше меня поцелуй! — подсказал щедрый наследник княжеского рода.

Лёля с хохотом чмокнула его в нос.

За это недолгое время они стали неразлучными друзьями — ни дня не обходились друг без друга, но настоящей близости между ними не наступило: она не бросалась ему на шею, и он не проявлял настойчивости, хотя каждому было ясно, что они как магнитом притягиваются друг к другу.

По желанию Яна на даче стали готовить разные кулинарные вкусности: варили затейливые супы, например, рыбный суп буйабес, или помидорный гаспачо, или протёртые супы-кремы из тыквы, или из огурца, или свёклы. Пробовали делать итальянские блюда: всяческие брускетгы, пасты с разными наполнителями, равиоли. Ян добыл машинку для раскатывания макарон, навёз всяческих приправ, сыров, был тут и знаменитый пармезан, и даже чёрный трюфель. Но скоро от заграничных изысков решили отказаться: блюда получались неважные — продуктов итальянского качества в Москве не находилось, а повара из престижного ресторана «Прага», откуда их везли на Николину гору, не очень-то соображали в технологии иноземных блюд. Ян решил сконцентрироваться на традиционной русско-украинской и грузинской кухне. Украинское и русское меню назубок знал шеф из гостиницы «Советская», а грузинскую кухню с закрытыми глазами выдавал повар из знаменитого «Арагви». Грузинская кухня шла на ура: хачапури, пхали, сациви, солянки, салаты, бодрящие лимонады, подобные тбилисским «Водам Лагидзе». Из «Арагви» на Николину гору прибыл целый отряд кулинарных дел мастеров, но семидесятилетний Вазген ходил не в настроении.

— Ты что такой хмурый?

— Не спрашивайте, Ян Тимофеевич, такое у нас горе! Василия Иосифовича снова в тюрьму упекли! Представляете, сына Сталина? — горестно выговорил Вазген. — И ведь человек-то Василий Иосифович честнейший, мухи не обидел, всем помогал! — сокрушался повар. — Разве заслужил он такое? Семь лет его в тюрьме продержали и вот опять! Не заслужил генерал, не заслужил! А отец его, товарищ Сталин, разве этих измывательств достоин? Да что там! — махнул рукой грузин. — Мы с женой, как про Василия Иосифовича узнали, навзрыд плакали. Близкие к Кремлю люди говорят, что теперь никогда ему из тюрьмы не выбраться! А вы спрашиваете, что я хмурый!

— Ты, брат, расслабься, отвлекись! Я понимаю, что со Сталиным дело дрянь, но мы с тобой чем помочь можем? Ничем! А вот давление тебя ещё как жахнуть может! — назидательно проговорил Ян. — Лучше иди вина выпей. От твоих терзаний Василия на свободу не выпустят!

— Уж точно!

— Ты давай, за здоровьем следи. Я когда перенервничаю, мне врачи рюмку пить советуют.

— Начну пить, сопьюсь, — запротестовал грузин. — Лучше я вам с вашей девушкой что-нибудь грандиозное сготовлю. Когда готовлю, я отвлекаюсь.

— Вот и сготовь, а то ходит чернее ночи! Ты сюда в таком настроении не приезжай!

— Не буду, Ян Тимофеевич, не ругайтесь!

— Ты нас радуй!

— Порадую, не сомневайтесь!

— Деньги возьми, на рынок съезди, рынок тоже печаль развеет.

— Поеду, правильно!

Ян протянул повару деньги.

— Бери, а то ничего не купишь!

— Да меня на Центральном каждая собака знает! — обиделся Вазген.

— Они что, тебе бесплатно дают? Платить-то всё равно надо!

— Это да, платить надо!

— Поезжай, Вазген, купи, что нужно!

— Поехал! Куда идём, что творится? — пряча рубли, причитал сердобольный грузин.

— Фрукты не забудь!

— Куплю, не волнуйтесь!

— Разных и побольше.

— Ну, ясно, ясно!

Пиры в Лёлином доме закатывались сильные, все близлежащие соседи приходили выпить, закусить, послушать модную музыку, поплясать, а потом, толпой шли купаться. После обеда, когда солнце становилось милосердней, на берегу играли в волейбол. Ян высыпал на ровной площадке десяток самосвалов с песком, велел поставить столбы и натянуть сетку. Волейбольная площадка получилась завидная. Берег на сто метров вправо и на сто влево от дачи почистили, из тропинки, ведущей на Дипломатический пляж, сделали цивилизованную асфальтированную дорожку. У воды, напротив Лёлиного дома, установили широкие мостки с удобной лесенкой и тоже насыпали много песка, ведь по песочку ходить куда приятней, чем по скользкой тине или по острым камням. Рядом с мостками соорудили навес, под ним установили стол со скамейками. В сторонке сколотили раздевалку, куда умудрились привесить внушительное зеркало. Даже свет с дачи на купальню провели, а по бокам установили два высоких фонаря. Теперь, когда Лёля вечерами отправлялась окунуться, она щёлкала выключателем, и на берегу становилось светло. Яна среди никологорцев прозвали «послом», говорили, что он дипломат и сидит где-то в Скандинавии, а теперь приехал в отпуск Одно было непонятно: то ли он был лобановский родственник, то ли кто?