7 февраля, воскресенье. Москва, Ленинские горы, дом 40, особняк Хрущёва

Когда Хрущёв узнал, что умер главный ядерщик Курчатов, он охнул:

— Фрол, что ты сказал?

— Наш Курчатов умер! — с содроганием в голосе произнёс Фрол Романович.

— Когда, где?! — Хрущёв прерывисто дышал в телефонную трубку.

— Приехал в санаторий «Барвиха» навестить своего заместителя Харитона, сели они на лавочку, и вдруг — раз! — и Курчатов готов.

— Трагедия! Что же нам теперь делать?

— Будем хоронить с почестями, — просопел в трубку Козлов.

— Ясно, что с почестями, только кого мы на его место поставим? Игорь Васильевич был кладезь!

— Выбор есть, Никита Сергеевич! Сахаров, Зельдович, Тамм, Духов, Харитон, ещё Щёлкин Кирилл Иванович.

— Верно, верно!

— Так что сориентируемся.

— Юлий Борисович Харитон пока пусть замещает. Ты Келдышу звони, надо пышные похороны организовать.

— Боюсь, Никита Сергеевич, Келдыш не справится, тут с расстановкой надо, а он математик.

— Смиртюкова подключай и сам курируй, иначе точно академики запутаются. Эх, Игорь Васильевич, Игорь Васильевич, как же ты так!

— Теперь ему помочь нельзя!

— Курчатов был большой человек, он нашу бомбу, можно сказать, вынянчил!

— Ничего не поделаешь! — очень грустно проговорил Козлов.

— Мрут люди, мрут, вот ведь, Фрол, какие дела!

— Мрут, но от этого наше ядерное оружие слабее не станет! — яростно высказался Фрол Романович.

— Я про людей, Фрол, про живых людей говорю, не про оружие! — вздыхал Никита Сергеевич.

Загрузка...