Царство. 1958–1960

8 июня, воскресенье. Огарёво, загородный особняк Хрущёва

Деревянный домик насквозь пропах травами. Снопы висели в сенях, в светлице, и в спаленке под потолком множество пучков было подвешено. Все травы были лечебными. Из одних Ксения Ивановна готовила успокоительные настои, чтоб сердце стремительно не колотилось и сон быстрей наступал, а не мучился человек бессонницей, с бока на бок долгую ночь переворачиваясь. Другие целебные отвары выгоняли из организма желчь. Смесь цветков земляники, листья берёзы, тмина, цикория и хвоща перемолотого щепотку — этот сбор был особенно хорош для больных почками. Лечебные травки и отвары исправно отсылала бабуля в каменный дом любимому сыночку.

— Пущай попивает, я травушки собственными руками собрала!

— Откуда вы так хорошо травы знаете? — недоумевала Лёля, она часто наведывалась к Ксении Ивановне.

— Это у нас семейное, а может, деревенское. В Калиновке каждый травку заготовлял. Раньше только травами и спасались, это сейчас лекарств навыдумывали, а что есть лекарства — химия! Какой от них прок?

— Не скажите! — возражала невестка. — Лекарственные препараты — это наука!

— Ты, дочка, лучше мои настойки пей, про таблетки сразу забудешь!

— Лучше, Ксения Ивановна, не болеть!

— Эх, не болеть, не болеть! Со временем малая болячка становится большой, так-то! — качала головой бабушка.

— Нам болеть не надо! — гладила морщинистую руку Лёля.

В лицо бабули светило утреннее солнце — яркое, смелое, тёплое. Вся комната была залита светом.

— В такой чудный день о болезнях лучше не говорить! — улыбалась невестка.

— Что верно, то верно, но травушки мои — чистое долголетие, а время, милая, летит!

— Я не замечаю, по-моему, времени — вагон!

— Это пока не замечаешь, голубушка, пока! В детстве минуты долгие, дни бесконечные, а взрослеешь, и начинают мелькать. Не успеешь оглянуться — годика нет! Вот и продлеваем жизнь, как умеем, медком да травками!

— Я бы с травами запуталась! — оглядывая бесконечные снопы да вязанки, высказалась Лёля.

— У тебя, родная, не жизнь, а праздник сплошной, вот и нету усидчивости, а деревенские — то на поле не разгибаясь, то со скотинкой возятся, а ещё дом внимания требует, дом без внимания оставить нельзя — тяжела деревенская жизнь! Не пойму, что в городах-то люди делают?

— И у городских забот хватает, и я не лентяйка, я рисую, перевожу!

— Ты — хорошая! Я рада, что у Серёжи такая жена! — похвалила невестку бабушка. — А от травок не отмахивайся. Я тебе, милая, такую травушку дам, чтоб поскорей детишки случились. Без детишек, родная, в семье не уютно! Сейчас наберу, — засуетилась старушка.

Летом бесконечно бродила она по огарёвским лугам, спускалась к реке, ходила по лесу, нужное отыскивала, приносила домой, высушивала, выкладывая на грубой мешковине под солнышком, но на ночь прятала в дом, чтобы травки лекарственные сырости не набрали.

«Попадет в лепестки росинка — и цветок сопреет, никакого здоровья в нём не останется!» — учила Ксения Ивановна. Но как утренняя роса сходила, сразу выставляла своё добро обратно под ветерок и солнышко: «Пущай проветривается!». А когда высыхали стебельки, корешки и тычинки, затаив дыхание, разбирала и определяла: которые под потолок на хранение, а которые в банку класть — в хранении трав свои секреты имелись.

— Вчера, Ксения Ивановна, у меня изжога случилась.

— Желудок шалит! — понимающе кивнула старушка. — Я тебе щас мировое средство выдам, прям оценишь! Алое с мёдом. Слыхала про такоё рецепт?

— Нет.

— Алое с мёдом как рукой боль снимет! Печёт в животе, что ль?

— И печёт, и ноет. Неприятные ощущения.

Бабуля засуетилась, готовя снадобье.

— На-ка! — она протянула склянку. — А тут, я для Серёжи я мазь навела, чтоб перед сном в голову втирал, а то, как у отца, волосы посыпятся.

— Мне это всё равно, я его любого люблю! — с чувством отозвалась Лёля.

— Тотебе, а они, музчины, знаешь, как смущаются? Не будет втирать, станет лысый! Передай ему, пусть обязательно трёт.

— А почему, Ксения Ивановна, вы в Кремле не живёте? Все владыки жили в Кремле?

— Какие мы владыки? — обомлела старушка. — Не выдумывай!

— А кто? — повела плечами Лёля.

— Простыелюди, воткто! Самыеобыкновенные. А Кремль, — она на секунду задумалась, — как в ём жить? Кремль разве дом? Там кругом приведения бегают!

— Так ведь царский дворец! Цари жили!

— Так-то цари! А сколькие цари там смерть приняли? Сынок-то прав, что не схотел в Кремле оставаться. Сталин почему съехал? Забоялся. Жену отчего схоронил? Кремль с ума свёл. Так-то! Что, женился он потом? Нет, не женился, и вся жизнь под откос! Правильно Никита из Кремля ушёл и жильцов за ворота выставил. В Кремле злоба трех Иванов и самозванца беснуется! Поселишься там, и душа в крови захлебнётся!

Ксения Ивановна наконец собрала необходимые снадобья невестке и села за стол. В руках у неё оставался крохотный пузырёк.

— Тута, моя хорошая, то, что тебе сейчас надо. Для детишек, чтоб они скорей появились. Держи! Пить станешь по капелькам, пяточек капелек утром, и пяток перед сном. Если будешь пить, с детишками у вас с Сергуней уладится, — бабуля потрепала девушку по голове. — Какие мягонькие волосики! Про капельки, смотри, не забывай!

— Большое спасибо, буду капать! — пообещала невестка.

— Ну, вот-вот!

— Сергей с отцом в Берлин летит, там Съезд немецких коммунистов.

— Пусть съездит, проветрится!

— А знаете, Никита Сергеевич в Америку собирается! — сообщила Лёля.

— Америка-Америка! — задумчиво проговорила бабушка. — А есть ли та Америка на свете?

— Как это, Ксения Ивановна, есть ли Америка? — округлила глаза испанка.

— Я — есть, ты — есть. Дом этот есть, река внизу, тут я не сомневаюсь. А вот что Америка на свете существует — не знаю! — продолжала старушка. — Может, и не существует её на белом свете, может, выдумки всё?

— Как же?

— Да так, люди всякого навыдумывают, а мы верим! Ну-дать, ладно, не слушай старуху! Сейчас станем чаи распивать!