Свет проклятых звёзд

Лесной царь

«Воды потоки превратят

Ручей в бурлящую лавину.

Я отрезаю путь назад

И погружаю всё в пучину.

В округе сушу затоплю,

Лишь сохраню пустынный остров.

Коль угодил ты в западню,

То и спастись не будет просто!

Под силой натиска воды

Земля и небо вмиг сомкнутся.

Каким бы ни был храбрым ты,

Обратно нет пути вернуться.

Что ты герой, мне это всё равно!

Не нужно слов, не нужно предисловия.

Ты будешь здесь — так мною решено!

Моя игра — и в ней мои условия».

Могучая река Гелион шумела волнами, пригнанными ветром, низкие облака ускоряли бег, и в памяти всплывали не самые приятные строки песни о силе и нраве покровителей воды. Почтение, с которым относились к Вала Улмо в Оссирианде, не находило отклика в сердце молодого полунолдо — страх перед непредсказумостью стихии понять было можно, но как уважать того, с кем невозможно договориться и лучше вовсе не попадаться на глаза, иначе можно погибнуть? Разве это правильно? Честно? Справедливо? Так ведут себя орки, судя по рассказам воевавших с ними Эльдар, так чем же «великий» «благой» Вала лучше? Да, Улмо даёт воду, поит ей живое, без влаги не растёт лес, но ведь и мёртвые орки — неплохое удобрение.

Вёсельная лодка скрылась в деревьях от ветра, свернула в чащу по узкому глубокому притоку «хохотушки» Гелиона.

Гелион — Насмешник. Прекрасное определение любого из покровителей воды. Сейчас ты спокойно движешься по глади реки, но в любой момент течение может затянуть тебя в водоворот или бросить в водопад. Одному рыбаку сегодня повезёт, другому нет. Просто так. Потому что.

Зато можно быть уверенным — удача не зависит лично от эльфа, поэтому оправдается ли риск предсказать невозможно. Значит, роль играет только выбор. Нельзя выбрать лишь владык для почитания, поскольку в Арде есть исключительно Айнур, назвавшие себя Валар. Да, они плохи, но кто сказал, что другие были бы лучше?

Кроны сомкнулись над головой ещё плотнее, сопровождавшие принца эльфы насторожились.

Морион Таурхиль и сам понимал — он затеял опасную игру, однако не мог иначе. Становясь старше, наблюдая и слушая, сын таргелионского нолдорана и эльфийки из рода Новэ Корабела делал выводы, которые ни подтвердить, ни опровергнуть никто не торопился. Может быть, не знали правду или боялись. Какая в общем-то разница?

И неприятные умозаключения вопреки всему придавали сил и смелости.

Издалека донеслись чуть слышные удары топоров, Морион указал на высокий берег, под которым удобно спрятать лодку. Осень ещё не началась. Находясь на солнце, хотелось скинуть одежду и нырнуть в лёгкие волны, но здесь, в тени, невольно вспоминался тёплый плащ.

Выйдя на песок, сын нолдорана Карантира и королевы Оэруиль дождался, чтобы все сопровождающие его Синдар выбрались из лодки, и вместе с ними поднялся на крутой склон, где ждали трое приземистых смуглых мужчин с узковатыми глазами. Не орки, конечно, но…

— Здравия вам, господа, — словно к человеческим вождям обратился к эльфам один из людей. Видимо, он никогда не задумывался, что желать не болеть бессмертным не нужно. — Следуйте за нами, доведём до места.

«Главное, чтобы не до Чертогов Намо», — подумал принц и последовал в холод и темноту непроглядной чащи.

***

«Когда Ладрос станет пользоваться привозным лесом, не платя за древесину Дортониону, лорд Аэгнор поймёт — ничто не бывает безнаказанным».

Эти слова Бреголаса в одно мгновение заставили Берена перестать плакать и бредить о гибели Арды из-за близкородственного брака в роду Беора. Книжник сразу же взбодрился, вытер слёзы и задал только один вопрос:

«Но почему Ладрос будет покупать чужой лес, если свой брать проще?»

Барахир тогда разозлился:

«Дядя! Ты считаешь, что наш народ настолько слаб и жаден, что готов простить эльфам что угодно?! А если бы одну из твоих дочерей бросил эльф? Поигрался и выкинул! И ему бы ничего за это не было! Тётя Андрет и тебе родня! Она из рода Беора! И ты думаешь, что эльфийским лордам позволено делать с нами, семьёй вождя, что им вздумается?!»

«Увы, — заступился за Берена Бреголас, — часто дела обстоят именно так. Но во-первых, оссириандский лес достанется нам дёшево, поскольку у таргелионского короля есть враги, и перевозка обойдётся недорого по той же причине, а во-вторых, древесина в Семи Реках лучше и не такая горючая, как наша. Строить дома и делать мебель из неё безопаснее».

«Мы не поэтому должны отказаться от аэгноровских поленьев!» — начал было доказывать что-то сын Брегора, однако быстро понял — бесполезно, а Эмельдир и так с ним согласна. И это главное.

Сидя у маленького костерка и напоминая себе, что правильно поступил, уехав с неродным братом, Барахир чувствовал, как сильно устал ждать. Оссирианд не нравился юному беорингу вообще ничем: слишком густой лес, слишком тёмный, дорог почти нет, кругом хищники и недружелюбные эльфы, ядовитые ягоды и змеи. Ощущение опасности преследовало с самого пересечения реки, а уж когда пришлось продираться сквозь густые заросли, неприятное чувство усилилось втройне. Проводники, похожие на орков, только более высокие и не совсем уж с плоскими лицами, заставляли нервничать, даже если не делали ничего подозрительного. И теперь они сидели у костра вместе с гостями из Ладроса и угощали каким-то странным пойлом из шишек и грибов, а на закуску предлагали хлеб из водорослей.

Хлеб. Из водорослей.

— Кто скачет хладной мглой?

Отец, с ним сын младой, — видимо, решив разрядить обстановку, Бреголас принялся напевать переиначенную песню, которая считалась одним из заклинаний эльфов-Таварим, однако её суть давно утратилась вместе с изначальным текстом. — К отцу дитя приник,

Его обнял старик.

Во мраке мир исчез,

А на пути их лес

Вознёсся от земли до небес.

Дышит древней тайной сень тенистых крон,

Средь людей известен бор дурной славой,

В чаще издревле стоит зелёный трон,

Царь лесной всесилен, лесом правит он.

Фарагор переглянулся со спутниками, едва заметно поёжился.

— Эдайн сквозь бор летят,

Проснулося дитя,

Стук сердца всё быстрей,

Пугает шум ветвей.

Поодаль царь стоит,

И взгляд его блестит,

Ребёнку тихо он говорит:

«Мальчик мой, пленён красою я твоей,

Ты запал мне в сердце, ранил мне душу,

Будешь ты расти среди моих сыновей,

Слушать пенье птиц и шум седых ветвей.

Оглянись, юный друг,

Забудь про свой испуг,

Мой лес красив и богат,

И в нём тебе я рад,

Веселье, счастье подарю,

Иди ко мне, я говорю!

Иди ко мне, с того же дня

Ты будешь счастлив у меня».

Едва заметное сквозь кроны небо окончательно заволокло тучами, стало темно.

— «Отче, царь лесной ко мне обратился!

Слышишь ты его, иль мне он приснился?

Вон, в короне он стоит на дороге

И зовёт в своём остаться чертоге!»

«О, дитя, не трусь, тебе показался он,

Шелестят листвой деревья со всех сторон,

Их макушки на века подпирают высь.

Успокойся, сын, и крепче ко мне прижмись».

«Оглянись, юный друг,

Забудь про свой испуг,

Смотри, дитя, красив мой лес

И полон он чудес.

В объятьях царских дочерей

Забудешь о семье своей,

Пойдём со мной, я не шучу,

Тебя я так не отпущу!»

Пение птиц стихло, а потом внезапно стало громче. Вдалеке за деревьями словно двигались высокие холмы.

«Отче, царь лесной ко мне обратился.

Слышишь ты его, иль мне он приснился?

Он стоит под дубом на краю ямы

И зовёт уйти с его дочерями!»

«О, дитя, не трусь, тебе показался он,

То ручей журчит в тумане, бежит под склон,

И сияют тускло звёзды из облаков,

Потерпи, дитя, до дома недалеко».

Но ребёнок не молчит,

Не плачет, а кричит:

«О нет, он заберёт меня!

Отец, пришпорь коня!»

Ребёнок в ужасе дрожит,

И конь во весь опор летит,

Когда ж он загнанный упал,

Малыш давно уж не дышал.

Ветра не было, однако все сидящие у костра заметили, как вдали колышатся ветви. И стволы.

— О, дитя, не трусь, тебе показался он! — вдруг прозвучал насмешливый мужской голос, между деревьев заиграло золотое сияние, в такт словам что-то гортанно заурчало. — Ведь другим он не являет свой лик сквозь сон!

Ты — избранник древних сил, радуйся, малыш!

Ну а кто не рад — давайте, отсюда кыш!

Из темноты чащи появился, пританцовывая, кто-то, вроде гнома в очень броской и неудобной в лесу одежде. Рядом лучилась удивительной красотой дева в белом платье, напоминающем туман. Призрак? Морок? Или всё же кто-то из плоти? Чуть позади встали трое великанов, похожих на ожившие замшелые скалы.

— Позволите присесть? — незнакомец снял шляпу с фазаньим пером, шутливо поклонился. — Я не лесной царь, не бойтесь. И младенцев у вас нет. Но даже если бы были…

Настоящий царь лесной

Не покажет вам лик свой.

— Привет вам, мои гости, — мелодично прозвучал голос, очевидно принадлежавший эльфу. — Я, Морион Таурхиль, сын нолдорана Карантира Феанориона рад видеть вас в своих владениях.

Мысленно выругавшись в адрес жестоких шуток Старшего народа, Барахир попытался понять, с кем и о чём придётся договариваться. Вопрос к Бреголасу «Почему он не предупредил о существах из сказок?» так и остался невысказанным, потому что по глазам полуэльфа стало понятно — он сам не ожидал. Серый силуэт, назвавшийся сыном короля, приблизился, за ним, словно из ниоткуда, возникла вооружённая свита.

Барахир вдруг осознал смысл происходящего.

— Морион? — тихо спросил он Бреголаса. — Карантир — это же…

— Да, это тот, кто ограбил нашего короля, — спокойно произнёс полуэльф. — Но его наследник на нашей стороне. Правда, пока лучше помолчим.

— Я слышал о вас, но никогда не встречал, — улыбнулся Таурхиль замшелым великанам с бородами-ветками. — Рад видеть вас в моих землях. Вас и ваших спутников.

— Кто же ведущий, а кто здесь ведомый? — многозначительно закивал уже успевший устроиться у костра и попробовавший странное угощение вроде-бы-гном. — Ты не суди, пока мы не знакомы.

Золотоволосая дева зарумянилась, словно смутившись.

— Прости, владыка, — Морион обернулся к весельчаку. — Я действительно поторопился с выводами.

— Ты назвал себя лесным царём и напугал юного Младшего Дитя, — сказал Майя, указав на Барахира. — Но я слышал о другом вожде, и именно его собирался предупредить, что Энтам необходимо пройти через его владения на восток. Нам не нужен кров и ночлег, лишь свободная дорога. А ещё мы обязаны проверить, не впустую ли тратятся дары Валиэ Йаванны. Полагаю, лесной царь, ты знаешь, кто это.

— По рассказам, — ответил Таурхиль.

Чем больше Барахир приглядывался к эльфийскому принцу, тем сильнее ему казалось, что у сына Карантира с Бреголасом есть схожие черты.

— Этого достаточно, ибо другие даже таких знаний лишены.

Энты не подходили к огню. Стоя в стороне, они рассматривали сияющими глазами деревья и мхи, заглядывали в дупла и гнёзда.

— Я должен объяснить кое-что, — Морион Таурхиль обернулся, сделал знак рукой, и к нему, озираясь, подошли трое людей с непривычной для большинства жителей Белерианда внешностью. — Я не отправляю дары Валиэ Йаванны в Таргелион. Я хочу помочь людям иной земли, лорды которой притесняют своих подданных.

Взгляд бородятого Майя стал проницательно-насмешливым. Он долго ничего не говорил, смотря в глаза принца, потом расхохотался:

— Первый Дом Нолдор,

Третий Дом Нолдор.

Вместе ушли, одинаково гордо.

Валинор помнит их злодеяния,

Их непременно найдёт воздаяние.

Сидевшие у костра путники из Дортониона удивлённо переглянулись. Нахлобучив шляпу и всплеснув руками, Майя поднялся:

— Обманул врагов Владык?

Что ж, приятель, ты велик!

Таурхиль поклонился.

— Не вставайте у нас на пути, — сказал неожиданно серьёзно весельчак. — Прощайте.

Окутанная сиянием дева в платье-тумане вдруг замерла, остановила взгляд на Барахире, и юноша словно услышал голос матери, вспомнил то, что младенец не в состоянии запомнить:

«Кто тебя выдумал, звёздная страна?

Снится мне издавна, снится мне она.

Выйду я из дому, выйду я из дому,

Прямо за пристанью бьётся волна.

Ветреным вечером смолкнут крики птиц,

Звёздный замечу я свет из-под ресниц.

Тихо навстречу мне, тихо навстречу мне

Выйдет доверчивый маленький принц.

Самое главное — сказку не спугнуть,

Миру бескрайнему окна распахнуть.

Мчится мой парусник, мчится мой парусник,

Мчится мой парусник в сказочный путь.

Где же вы, где же вы, счастья острова?

Где побережие света и добра?

Там, где с надеждами, там, где с надеждами

Самые нежные бродят слова».

— Береги, что тебе дорого, — произнесла вслух дева. — Береги то, что не сберегли другие. Что не сберёг никто.

«Опять эти эльфийские загадки!» — невольно мысленно выругался юноша.

— Я — не эльфийка, — улыбнулась сияющая незнакомка. — Прощай.

Эмельдир сидела, сжавшись в комок, словно напуганная пташка. Трое людей принца, отдалённо похожих по описанию на орков, потеряв из вида прекрасную спутницу Энтов, стали пялиться на девочку, но Морион их одёрнул.

— Я хотел бы ещё раз услышать про обходной маршрут, — сказал сын Карантира. — И понять, кто именно за какой участок отвечает.

— Тогда садись удобнее и слушай внимательно, — приободрился Бреголас, доставая карту. — К югу от пересечения этих двух дорог есть таверна…

Обняв невесту, Барахир посмотрел сквозь чащу, насколько позволяли близко растущие стволы. Вдалеке что-то двигалось, и юный адан догадывался — это Энты идут на восток. Что их гонит туда? Вернутся ли они? Когда? Вопросы тревожили и отвлекали от главного сейчас дела. И только мысль о том, что странный чужак одобрил нечестные действия по отношению к обидчикам Валар, вселяла уверенность — всё получится, как бы абсурдно ни выглядело.

Примечание к части Песни:

"Ты не уйдёшь" из мюзикла "Ундина"

"Лесной царь", гр. Woodscream

"Маленький принц", Валерия