Преграда к доверию

Недружелюбная равнина, которую Линдиэль запомнила с детства благодаря забавному названию — Царство-над-Весёлым-Потоком, раньше выглядела пусто и уныло, и смеялись там только воды широкой реки, протекающей между высокими пустынными берегами. Теперь же здесь кипела жизнь, особенно вдоль дорог, где практически каждый дом был и торговой лавкой мастеров, и таверной, а завезённая из плодородных краёв земля вокруг построек чернела на фоне сероватой пыльной родной почвы.

И в каждом доме жили семьи. Одни — мирно и ладно, другие — нет. Линдиэль смотрела, как жёны отчитывали мужей за недостаточно успешную торговлю, а мужья жён — за небрежное ведение хозяйства, родители ругали детей за баловство и непослушание, а дети родителей — за излишнюю строгость и требовательность, кто-то обижался, плакал, даже дрался, а дочь лорда Новэ едва не рыдала оттого, что у всех есть семьи, но только не у неё. Даже скорбящие казались эльфийке счастливыми, ведь им хотя бы есть, о ком плакать.

Помня обещание отца, Линдиэль, наконец, поняла, каким образом можно исполнить задуманное, и для начала решила встретиться с племянницей и её наводящим ужас на соседей супругом.

— Владыка Карантир не принимает гостей, — сообщили встретившие Линдиэль верные короля. — Нам приказано сопроводить тебя, леди, к королеве.

Дочь лорда Новэ недовольно поджала губы. Да, она слышала про затянувшийся совет, касавшийся торговых дел, хотела бы попасть на него, однако настаивать не решилась.

Эльфы свернули на восточную дорогу, ведущую вдоль гелионского притока в небольшой лесок, расположенный в низине у озера. Гарцуя на белоснежной длинноногой лошади, облачённая в доспех Линдиэль ловила на себе удивлённые и восхищённые взгляды Синдар, и гордилась собой. Это немного отвлекало от грустных мыслей.

Домиков попадалось всё меньше, местность стала неровной, а после двух глубоких оврагов началось редколесье, пересечённое дорогой из белых камней.

— Весной и летом здесь всюду птицемлечник, — сказал Синда в цветах королевского дома, — крошечные звёздочки, но их так много, что травы не видно. Высаживать что-то другое запрещено.

Солнце начало клониться к закату, небо потемнело, и редколесье заполнилось туманным мраком. Впереди засиял белый мрамор.

— Оэруиль теперь живёт здесь? — указала Линдиэль на башню, всё чётче проступавшую во тьме среди сторонившихся непрошенных гостей тонких стволов.

— Госпожа королева проводит в Башне Морской Звезды много времени, — кивнул посланник, — мы думали, владыка Карантир будет против, однако он лишь посмеялся и позволил супруге находиться здесь столько, сколько пожелает.

Белая одинокая башня заблистала серебром в таинственном свете ночи, озеро заиграло искрами звёзд.

— Эаринэль, — выдохнул кто-то рядом, и дочь лорда Новэ вздрогнула.

Прекрасная изящная постройка совершенно необъяснимо пугала, словно блуждающий огонёк над болотом, скрывшем массовое захоронение. Чем ближе Линдиэль подъезжала, тем слышнее становилась музыка, доносящаяся из высокого стрельчатого окна: арфа не пела, она тренькала, рвано и не мелодично, будто на последнем издыхании. Огонь внутри башни дрожал и метался, словно в помещении носился ураган.

Стало очень страшно.

— Удержи меня, — послышалось замогильное пение, слова растягивались, голос дрожал, и ноты звучали чудовищно надрывно, — на шелкову постель уложи меня,

Ты ласкай меня,

За водой одну не пускай меня.

Удержи меня…

— Ждите меня у входа, — приказала Линдиэль, и, делая вид, будто ничего особенного не происходит, пошла по белоснежным ступеням, которые казались липкими и скользкими, тень, падающая от эльфийки, окрашивалась алыми подтёками, словно камни делились страшными воспоминаниями с новой гостьей, желая предупредить или просто напугать из шалости.

Внутри башни горели факелы, неверный свет пламени оживлял изображения на стенах, казалось, будто именно нарисованные и вылепленные лица заманивали вымученным пением, повторяя: «Удержи меня, на шелкову постель уложи меня».

Сосредоточившись на ступенях, Линдиэль поднялась в широкую комнату, где сидела племянница, склонив голову на арфу. Чёрное лоснящееся платье разлилось по полу сверкающими волнами, корпус инструмента был из тёмного дерева, и на фоне озарённого розовым и оранжевым белого камня таргелионская королева казалась не живой эльфийкой, а провалом в стене.

— Привет, Оэруиль, — по-мужски поклонилась Линдиэль, демонстрируя роскошный доспех.

— Облачившись в металл, любой становится храбрым, — печально усмехнулась дочь оссириандского лорда, — но нельзя ходить в нём всё время. Однако, стоит стать уязвимой, тебя сразу же попытаются раздавить.

— Увы, с этим ничего не поделать, — пожала плечами воительница, садясь рядом с дочерью брата. — Я хотела переговорить с твоим мужем по поводу военного положения на севере. Помоги, пожалуйста, я в долгу не останусь.

Пламя факелов задрожало с новой силой, ворвавшийся в окно ветер едва не задул огонь.

— Считаешь, я могу повлиять на мнение короля? — задумалась Оэруиль. — Даже не знаю. Перед моим отъездом у нас состоялся странный разговор.

***

Безучастно следя за тем, как служанки собирали вещи своей госпожи в дорогу, таргелионская королева вспоминала обрывки разговоров на пиру, проходившем параллельно заседанию торгового совета, и невольно пыталась оценивать всё, что оказывалось перед глазами: платья, украшения, мебель, роспись на стенах, перья, чернила, бумагу…

— Выйдете все! — прозвучал властный глухой голос, и Оэруиль испуганно вздрогнула, встав с кресла.

Захотелось тоже повиноваться приказу, однако здравый смысл или интуиция подсказывали, что лучше не шутить.

— Сядь обратно, — с пугающей интонацией произнёс Карантир и, когда супруга повиновалась, подошёл сзади, взял её волосы в руки, начал осторожно поглаживать, расчёсывая пальцами. — Странно, что ты не пытаешься перекраситься, — словно обвиняя в предательстве, сказал король, аккуратно разбирая пряди и раскладывая по спинке кресла. — Ты действительно считаешь, что «серые эльфы» красивее валинорских Калаквэнди?

— Нет, — ахнула Оэруиль.

— Боишься меня, — королеве показалось, будто голос стал печальным. — Боишься.

Руки продолжали осторожно водить по волосам, королеве очень хотелось, чтобы муж оставил её в покое и ушёл, но вдруг Карантир начал тихо напевать, и властительнице Таргелиона показалось, будто супруг вот-вот заплачет:

— Ай, то не пыль по лесной дороге стелится,

Ай, не ходи, да беды не трогай, девица,

Колдовства не буди,

Отвернись, не гляди!

Змей со змеицей женятся.

***

— Я не знаю, что случилось, — словно окостеневшие пальцы Оэруиль потрогали струны, — но между нами словно рухнула одна из преград, мы как будто стали ближе друг к другу. Карантир, я чувствую, доверил мне нечто сокровенное, только не понимаю, что. В его семье случилась беда из-за приворотных чар?

— Я тем более не знаю, — отрезала Линдиэль, — мне важно другое: скажи, когда я смогу поговорить с твоим мужем о войне на севере?

— Между мной и супругом, — дочь оссириандского лорда закрыла глаза, — пала одна из преград, и я не хочу, чтобы она появилась снова.

— Понимаю.

Быстро встав, воительница снова поклонилась, прощаясь: смысла оставаться в Башне Морской Звезды больше не было, и Линдиэль поспешила назад к слугам, чтобы немедленно отправиться в дальнейший путь.

— Удержи меня, — долетела рваная мелодия, — на шелкову постель уложи меня. Удержи. Удержи…

Когда закрылась входная дверь, свет в окне заметался, померк и вскоре полностью угас. Осталась только тьма и серебристое сияние Итиль на белоснежном мраморе, помнившем пролитую алую кровь. Небесные творения Варды скрылись за сумрачной дымкой, и теперь во всём Таргелионе, казалось горела только одна-единственная звезда — на шпиле Башни Эаринэль.

Примечание к части И снова вспомнили о "Невесте полоза" гр. Мельница

Загрузка...