Свет проклятых звёзд

Я сломаюсь последним!

Младшая дочь снова залезла на руки, пришлось отставить арфу.

— Папа, папа! — девочка с нолдорской внешностью заискивающе посмотрела снизу вверх. — Ты отвезёшь меня в Валинор?

Удивлённо подняв брови, Макалаурэ хотел спросить, зачем его маленькой звёздочке заморская земля, где никто не рад роду Феанаро Куруфинвэ, но представил, сколько всего придётся объяснять ребёнку, и утвердительно кивнул.

— А мама говорит, что нам придётся ехать в какое-то нехорошее место. Это правда?

Феаноринг рассмеялся.

— Нет, милая, что ты! — погладил он дочку по кудряшкам. — Мы поедем в очень хорошее место! Лучшее в Арде! А уже потом, если ты не передумаешь, можем попробовать отправиться в Валинор. Скажи, почему ты так хочешь туда?

— Потому что там красиво! Я смотрела картинки в книге про Тирион.

Макалаурэ снова кивнул. Да, в книгах всё очень красиво, только после Исхода вряд ли главный город Нолдор сохранил своё гордое величие. Сын главного бунтовщика был уверен: Валар сделали всё, чтобы в их владениях не осталось добрых напоминаний о Феанаро Куруфинвэ, а самое красивое в Тирионе — именно его рук дело.

— Там, куда мы поедем, тоже красиво, милая. Вот увидишь.

Разумеется, менестрель так не думал о городе старшего брата, но Маэдрос опять не оставил выбора.

«Ты нужен мне в Химринге! — изложенный в письме приказ ударил по ушам медным колоколом. — Приезжай с семьёй немедленно! В Долине пусть остаётся Тиральдеон с воинами, передоверь ему все дела. Наши силы иссякают, мы должны держаться вместе. Все ломаются. Война давит на нас, никто не выдерживает. И однажды сломается каждый. Но я, Кано, сломаюсь последним!»

Понимая — случилось нечто выходящее за рамки просто плохого, король-менестрель без сомнений начал сборы в дорогу, но объяснить что-либо семье, не показывая письмо брата, оказалось крайне трудно.

Хорошо, что всё же получилось. Иначе брат бы, пожалуй, приехал в Дыру сам и увёз её короля в цепях и с кляпом во рту. Последнее особенно страшно.

***

Всё валилось из рук. Новая попытка поговорить с племянницей ничего не дала, и даже сила убеждения Каленуиль не помогла. Проклятый Таурхиль ничего не решал сам, ему не дали даже писать письма без контроля матери, поэтому воздействовать на него не получилось.

— Глупая лесная курица! — выругалась в адрес Оэруиль Линдиэль, уставившись в потолок. — С чего ты взяла, что в Оссирианде тебе находиться безопаснее, чем в Хитлуме?! Здесь ближе наш дом! Здесь нас защитят, а там ты чужая!

С трудом встав с постели, вспомнив, что придётся снова говорить с Нолофинвэ, эльфийка тяжело вздохнула. Несмотря на цветущий май за окном, на сердце затвердевала ледяная корка, впиваясь в живую, ещё трепещущую плоть.

— Зимний сад, зимний сад

Белым пламенем объят,

Ему теперь не до весны… — прошептала дочь лорда Новэ, вспомнив песню и своё отчаяние, когда Астальдо в очередной раз уничтожил всё самое светлое, что было в душе юной девы. — Похоже, мы напрасно

В былой вернулись праздник,

Когда такие холода…

И, как другим прохожим,

Нам холодно, но всё же

Зачем-то мы пришли сюда.

Вдруг в коридоре раздались шаги того, кто хотел быть услышанным.

— Не надо предупреждать! — прозвучал голос, и Линдиэль в страхе прижалась к окну, за которым пели птицы, журчала вода фонтанов и смеялись гуляющие Нолдор.

Понимая, что не причёсана, одета в одну лишь сорочку, дочь Кирдана ужаснулась и своему виду, и вероятности мести обо всём догадавшегося Астальдо.

— С дороги! — выкрик раздался совсем близко.

Не зная, прощаться ли с жизнью или готовиться к избиению, дочь Кирдана схватила расшитое золотой нитью синее покрывало и прижала к себе, пряча ночнушку.

Дверь распахнулась, несмотря на то, что была заперта.

В ужасе зажмурившись, эльфийка ахнула, но вдруг почувствовала, как её судорожно обняли за колени.

— Прости меня, умоляю! Прости!

Линдиэль осторожно открыла глаза.

— Прости-и! — взвыл, вдруг подавившись рыданиями, тот, кого когда-то хотелось обожать, кем мечталось восхищаться. — Скажи, что прощаешь! Молю! Я всегда любил только тебя, но боялся признаться себе! Я оскорблял тебя, отталкивал, унижал! Прости меня, или я убью себя прямо здесь!

«О, Эру! — ужаснулась Линдиэль. — Что происходит?!»

— Жизнь невыносима без тебя! — продолжались причитания. — Мне нет смысла жить, если ты меня оттолкнёшь!

Эльф поднял голову, посмотрел в лицо предмета обожания пустыми безумными заплаканными глазами. Жалкое зрелище заставило содрогнуться, захотелось пнуть это существо, но мысль о том, что под действием чар жертва приворота действительно может убить себя, напугала сильнее вида содеянного — если сын верховного нолдорана что-то с собой сделает в спальне гостьи, гнев короля может оказаться опасным не только для самой Линдиэль, но и её семьи.

— Прости-и-и! — опять взвыл, корчась и рыдая, тот, кого уже не получалось назвать Астальдо. — Скажи, умоляю, скажи, что я могу сделать, чтобы всё исправить! Скажи-и!

«Убраться отсюда. Навсегда. Оставить меня в покое!» — ударила в голову мысль, осознание случившегося подкосило ноги.

Линдиэль присела рядом с горько плачущим эльфом, трясущейся рукой погладила по мокрым волосам.

— Я давно простила тебя, — прошептала она, стараясь говорить мягче. — Как я могу злиться на любящее сердце?

Существо посмотрело с робкой надеждой.

— Поедем со мной! — прозвучала новая мольба. — Пожалуйста! Я виноват перед всеми! Я проиграл битву! Я подвёл отца! Я не должен находиться здесь! У меня есть замок в лесу, пожалуйста, давай уедем! Только не бросай меня, умоляю! Я ничтожество!

«О, Эру!»

В голову Линдиэль ударила шальная мысль: скрыться ото всех и убить того, кого когда-то любила, но сердце вдруг запело надеждой: что, если отец попросит у Вала Улмо маленький остров для дочери и её мужчины? Много не нужно — лишь клочок земли среди волн Сириона. Или в море. Может быть, вдали от всех удастся снова ощутить нечто доброе к… Астальдо. Полюбить его. Полюбить… то, что от него осталось, во что он превратился. И тогда светлое чувство исцелит искалеченную душу…

— Просто маленький остров, — то ли от отчаяния, то ли желая прекратить рыдания эльфа под ногами, дочь лорда Новэ Корабела запела вслух, хотя не собиралась этого делать. — В свете заката розов,

В море безбрежном

Скрытый от взоров.

Просто берега простынь,

Тёплая осень,

Ветер ласково треплет косы

И детский лепет доносит.

Какое чудо! Какая осень!

Какие краски!

Это оно — это счастье!

Остров необитаем,

И мы летаем

Двое и утопаем

В бархатных волнах покоя.

Руку, дай же мне руку,

Мне очень-очень страшно —

Вдруг к нам вернётся

Что-то из жизни вчерашней…

Как странно как светло! Это счастье!

Трудно добытое счастье!

Тихое лёгкое счастье!

Жуткое жалкое существо действительно перестало заходиться рыданиями, однако вцепилось в Линдиэль мёртвой хваткой.

— Нет, — вдруг твёрдо сказал влюблённый эльф, — у меня есть дом. И я должен привести тебя туда. Так будет правильно.

Примечание к части Песни:

"Зимний сад" А. Глызин

"Ария Ловетт", зонг-опера "Тодд"