Не единственный
— Никаких мне тут эльфов! — сипло произнёс Халдан, трогая горло.
Маблунгу и Зеленоглазке пришлось ждать до утра, чтобы поговорить с вождём, и беседа обещала получиться бессмысленной.
— Не нужна нам ваша помощь! От вас вред один! Это вы тут заразу разносите! Катитесь отсюда!
Дориатский страж понимал: говорить с безумным стариком бесполезно, однако и не сделать этого нельзя — Халдан здесь всё ещё главный.
Вежливо кивнув на прощание, Маблунг поманил за собой колдунью и вышел из шалаша.
— Теперь можно беседовать с Халмиром, — сказал он, вздохнув. Потом перевёл взгляд на эльфийку и впечатлился охватившей её молчаливой яростью.
— Этот гад сам болен! — прошипела она. — Он ещё будет молить о помощи! Но это бесполезно — гад слишком стар. Его убьёт либо лихорадка, либо лечение. Но я бы посмотрела, как его будут пытаться спасти, чтобы эта тварь на моих глазах подыхала в корчах!
— Он всё ещё здесь главный, — осторожно напомнил Маблунг. — Ругаясь с ним, мы можем сделать хуже, даже если его дни, как ты говоришь, сочтены. Он вполне способен отдавать приказы, и есть те, кто их исполнят.
Зеленоглазка поджала губы. Из шалаша донеслось надрывное, смешанное с кашлем «Катитесь!», эльфы поспешили удалиться от жилища вождя.
— Хотела бы я посмотреть на эти развалюхи зимой, — ехидно произнесла колдунья, обводя взглядом поселение. — Они не поджигают друг друга, чтобы согреться?
— Тебе бы этого хотелось? — в голосе стража прозвучало осуждение.
— Я пока не уверена в своих желаниях.
— Зимой всё это, — Маблунг обвёл рукой домишки, — утепляется в основном шкурами. Внутри складывается ещё одна печка, а дрова заготавливаются заранее. Сейчас ещё не начали, конечно, но вязанки всё равно около некоторых жилищ есть. Здесь, кстати, знают о горючести торфа.
— Очень-очень рада за них, — Зеленоглазка сказала это так, словно желала сдохнуть в муках не только Халдану.
В Бретиле жизнь шла, как обычно. Дети бегали друг за другом, взрослые пасли скот, занимались домашними делами, чинили шалаши, носили хворост и воду. Всё, как всегда.
Несмотря на довольно ранний час, Халмир оказался довольно сильно пьян.
— Зато не заболею! — заявил он эльфам, чем вызвал очень красноречивый вздох Зеленоглазки. — Вам же сказали — катитесь. Почему здесь никто не слушает вождя?! Даже я!
— Зато тебе придётся послушать меня, — Маблунг вдруг очень неожиданно изменился, и Зеленоглазка ощутила — рядом с ней не просто говорящий умные вещи мужчина, это способный идти до конца воин, лишь скрывающий истинную суть за маской покорности и дружелюбия.
Стало немного не по себе.
— Ты забыл, почему халадины живут на этой земле? — голос стража оставался спокойным, но глаза…
— Ни-э-эт, — кивнул и покачал одновременно головой Халмир.
— Король Элу Тингол и королева Мелиан позволили твоим обездоленным предкам осесть здесь. И в первую очередь вы обязаны своим благополучием моим владыкам, то есть, эльфам. В любой момент мужчины твоего племени могут понадобиться Дориату для обороны границ! Сейчас твой отец допустил в племени тяжёлую хворь. Вы сами не справитесь, я предлагаю помощь. Вы не имеете права отказываться, ибо в противном случае Элу Тингол прогонит вас из Бретиля. Если я скажу владыкам, как вы относитесь к эльфам, а мне придётся это сделать, поскольку меня спросят, почему Старший Народ не оказал помощь Младшему, вам придётся уйти. И как показал опыт твоих предков, вам никто нигде рад не будет. И вы, некогда процветающий народ, сгинете, не оставив о себе даже летописи.
Последняя угроза, Зеленоглазке показалось, сына вождя не впечатлила, зато вероятность изгнания равнодушным не оставила.
— Да делайте тут, что хотите! — воскликнул Халмир, даже немного протрезвев. — Только ти-и-и-ихо. Не поняли ещё? Тут все так живут! Даже я!
Эльфы переглянулись.
— Благодарю, — сказал Маблунг.
— Но обоснуюсь я всё же за пределами поселения, — Зеленоглазка напряглась. — Такое щедрое разрешение в любой момент может обернуться казнью нарушителей приказа вождя. Пойдём.
— Я отбл-лага-лагодар-рю вас, — донёсся вслед уходящим бессмертным голос Халмира. — Только пусть все будут живы.
— Надеюсь, — прошептала колдунья, — в противном случае нас всех не казнят.
— Дориат не позволит, — отрешённо произнёс страж. — Здесь не прольётся кровь. Даже Голодрим.
— Успокоил, — Зеленоглазка хмыкнула. — Но и на том спасибо.
Со стороны рядом стоящих шалашей раздался отчаянный вопль, а потом — многоголосая ругань.
***
Кабор вышел из своей палатки, где готовил сбивающие жар снадобья и пугающего вида приспособления для лечения плёночной хвори, и вдруг оказался окружён озлобленными людьми.
— Горит весь! — кричала растрёпанная женщина.
— И у меня! — вторили ей ещё двое.
— А моя дышать не может! Иди давай, лечи! — требовала старуха. — Ты обещал!
— Нет, ко мне! — ещё кто-то встрял. — Я дам бочку мёда!
— Мой задыхается! — дрожащая аданет выпалила сорванным голосом. — Уже даже не плачет и не говорит!
— У кого только горячий лоб, вот, возьмите, — лекарь протянул закупоренные пузырьки, понимая — их не вернут, и придётся заваривать в обычных чашках. Но сейчас главное — рассеять толпу. — Берите и быстрее к больным!
— Моего сына трясёт! — запротестовала одна из женщин, говоривших про жар.
— И от этого поможет, — заверил Кабор, понимая, как рискует, обещая такое. — У кого дышать ребёнок не может? Веди меня к нему, мать.
— Это что же?! — воскликнула вдруг пожилая аданет, до этого молчавшая. Похоже, она просто пришла с кем-то за компанию. — Наши тоже так будут? Дышать не смогут?!
— Нет, это не так, — попытался протиснуться к отчаявшейся женщине лекарь, но завяз в толпе. Прибежали охранники дор-ломинского обоза, принялись силой распихивать халадинов, те полезли в драку. Думая, что главное сейчас — не дать вырвать сумку, Кабор начал уклоняться от кулаков и голов.
Неожиданный громкий звук удара металла о металл заставил всех отвлечься от потасовки.
— Прекратить! — крикнул очень молодой голос. — Иначе пристрелю!
Рядом с палаткой знахаря встал молодой халадин, прикрытый обрезками шкур лишь для защиты наиболее уязвимых мест от веток, лук и колчан висели за спиной. На ногах у него тоже были перетянутые верёвками куски кожи, а в руках — медный гонг и стальная палка. Ногродские руны давали понять, откуда у жителей Бретиля такая необычная для них вещь. В другой ситуации Кабор бы непременно выяснил, на что юный адан обменял гонг, но сейчас ему было не до этого.
Как ни странно, люди послушались приказа и угрозу восприняли всерьёз, поэтому быстро разбежались, осталась только женщина, состояние ребёнка которой, судя по всему, внушало наибольшее опасение.
— Халдир, — протянул знахарю руку юноша. — Сын Халмира. Старший. Твоё имя мне известно.
— Благодарю тебя, Халдир, сын Халмира, — поклонился Кабор и поспешил к несчастной аданет, но халадин последовал за ним со словами:
— Покажи, что надо делать. Помогу.
Знахарь хотел отказаться, поскольку догадывался — его методы не вызовут восторга, однако лечить целое племя вдвоём с женой тоже было невозможно.
— Это всё бабка-колдоваха, — внук Халдана взял гонг поудобнее. — Я во время охоты нашёл талисман и убитую лягушку. Это колдовство! Она чью-то семью хотела разбить. Смерть наслать чтоб овдовел кто-то, а потом на ком надо женился. Или женщине вдовство послала, чтоб замуж за кого надо вышла. Мы колдоваху наказали, вот она и мстит.
— Надеюсь, никто проклятые вещи не трогал? — мать больного малыша испуганно округлила глаза.
— А чего мне бояться? — усмехнулся Халдир.
— Теперь ни с кем нельзя руки пожимать и обниматься! Десять дней! — аданет ускорила шаг. — А то передашь зло! А так — себе оставишь, и оно через десять дней уйдёт, так как не женат ты пока.
— Глупости, — внук Халдана расхохотался.
В шалаше с больными ощущалась смесь запахов, от которых начинало мутить. Мужчина сипел и тихо ругался, однако, выглядел вполне неплохо, зато мальчик лежал на спине, выпучив глаза, и с трудом хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Состояние ребёнка сильно ухудшилось за ночь.
— Что бы мы ни делали, — сказал матери Кабор, — не мешай. Смотри и запоминай, — обратился он к Халдиру. — Держи руки мальчика.
— Что вы собрались делать?! — воскликнула женщина.
— Иди отсюда, — коротко приказал внук вождя, осторожно ставя гонг и лук с колчаном у стены шалаша.
Как ни странно, аданет действительно вышла на улицу. Донёсся короткий громкий всхлип.
— Может, кровь пустить? — внезапно предложил юноша, пока Кабор копался в сумке. — Помогает.
— Может, — удивлённо произнёс знахарь. — Лечил уже?
— Да я ж охотник, — Халдир не позволил ребёнку вырываться. — То укусит кто брата, то рана какая, то съест чего. От боли хорошо кровь пустить.
— Пока этим обойдёмся, — Кабор достал длинный прут с намотанной тканью на конце. — Палка должна быть жёсткая. Сейчас из горла всё вытащим, потом прижгём. Если не поможет, придётся вот тут разрезать, — знахарь указал на нижнюю часть горла мальчика.
— И прижечь, — уточнил Халдир, ничуть не смутившись.
— Да.
Прижав голову ребёнка к лежанке, Кабор засунул малышу в рот палку. Несчастный больной начал отчаянно вырываться и сдавленно вопить, из глаз полились слёзы.
— Нет! Хватит! — мужчина, лечившийся пока только от жара, тяжело сглотнув и тронув горло, мгновенно оказался рядом, легко оттолкнул Кабора. — Не единственный. Хватит мучить уже.
Одним движением свернув ребёнку шею на глазах у ещё одного сына и бабки, адан ушёл сообщать печальную новость матери.
— Не единственный, — с пониманием кивнул Халдир, отпуская переставшие вырываться руки.
Кабор поднялся. В Барад Эйтель было проще: в госпитале родня не видела, что делают знахари, но здесь отгородиться от посторонних не представлялось возможным.
— Надо сжечь тряпку, — проглотив ком в горле, сказал знахарь внуку вождя. — Опалить палку и взять новую тряпку. Вроде ещё у кого-то уже так.
Юноша кивнул, забрал гонг, лук и колчан и вместе с Кабором вышел на улицу, где женщина кивала мужу и только молча вытирала слёзы.
— Я тебя искала, Ка… — прибежала вдруг из-за высокой горы хвороста Глорэдэль. — Здравствуй, — увидев внука Халдана женщина с трудом улыбнулась.
— Я — Халдир, сын Халмира, — сказал юный адан. — Я готов помогать с больными. Как твоё имя? Я его слышал, но, горе мне, не запомнил.
— Глорэдэль, — сказала дочь Хадора, невольно косясь на всё-таки зарыдавшую в голос аданет. — Я заварила травы от жара. Но здесь такие не растут. Надо искать где-то.
— Покажи, какие, — с готовностью отозвался Халдир. — Я найду.
— Спасибо, — улыбнулась знахарка. — Пойдём, покажу.
Кабор осмотрелся, ища глазами шалаш, где, как он помнил, тоже болел ребёнок. Очень не хотелось повторения детоубийства, и, видимо, поэтому ноги отказывались идти в ту сторону, становились будто деревянными, начинали покидать силы, бросало в жар. Решив, что после посещения этого малыша обязательно выпьет чего-нибудь успокаивающего, знахарь всё-таки направился мимо ругающихся и плачущих людей к очередному проклятому жилищу.