Свет проклятых звёзд

Не неудобные вопросы

— Если я по какой-то нелепой случайности не досчитаюсь хотя бы одного верного, — первое, что сказал верховному нолдорану Маэдрос, когда за ним захлопнулись двери небольшого зала для переговоров, в котором была и вооружённая охрана, и Аклариквет, — ты, дядя, лишишься чего-то более ценного для тебя, чем жизнь подданных.

— Для короля нет ничего ценнее подданных, — на удивление уверенно парировал Нолофинвэ, — а для полководца жизнь воинов — расходный материал.

Аклариквет, не поднимая глаз, с лицом, бледнее обычного, продолжал играть совершенно невозмутимо. Ранион, сидя за длинным столом, хмыкнул.

Однако для химрингского лорда, похоже, в зале был только один эльф.

— Присаживайся, — крайне благостно и немного устало произнёс Нолофинвэ, поймав испепеляющий взгляд бесцветных глаз. — Пока на стул.

— Я знал, что отсюда не вернусь, — зло расхохотался Маэдрос, выбрав место около портрета дочери с детьми и мужем. — У меня были две версии, зачем ты меня хочешь видеть: первая — обсудить военные дела и данные разведки, вторая — и правильная — чтобы устроить публичный допрос, вывернуть мои слова наизнанку, а после — бросить меня в тюрьму. Как и моего посланника.

— Во-первых, — верховный нолдоран посмотрел на охрану, едва заметно отрицательно кивнул, — твой посланник не в тюрьме, и если ты хочешь с ним поговорить, тебе никто не помешает это сделать.

— Зачем мне с ним говорить? — старший Феанарион искренне удивился. — Карнифинвэ, как и Варнондо, нужен тебе, а не мне. Это твоя игра, в которой я не участвую.

Король от удивления поднял брови, какое-то время молчал, и только музыка Аклариквета продолжала звучать.

— Между прочим, я тебя не звал, — поддержал игру Нолофинвэ, обдумав следующие ходы, — ты сам приехал, потому что считаешь себя виноватым передо мной. И если бы только передо мной! Ты понимаешь, что тяжко виновен перед всеми, кому обещал до победы сражаться с врагом, однако, когда дошло до дела, великий воин Нельяфинвэ Руссандол внезапно испугался, отговорил всех от вступления в объединённую армию, а теперь прибежал с повинной, рассчитывая на мою безграничную милость.

Летописец, сидевший рядом с менестрелем, старательно записывал.

— На самом деле, — сдержал смех Маэдрос, — я прибыл сообщить, что поскольку являюсь подданным верховного нолдорана, у которого есть от меня некий рукописный документ, то готов исполнить волю своего короля и броситься в бессмысленный бой, однако свою армию я не хочу потерять, потому что она пригодится для настоящей защиты Белерианда, поэтому в бой войско не возьму и пойду один. Полагаю, вместе с самим верховным нолдораном, который последует за мной, как обещал следовать за моим отцом, если я правильно понял некоторые дошедшие до меня слухи. А потом я, верный и самоотверженный защитник своего законного владыки, паду в неравном бою, так и не сумев спасти величайшего короля и самого доблестного бойца из Дома Финвэ, а Нолофинвэ Финвион попадёт в плен к врагу. То, что будет дальше, не описать ни одними известными нам словами, однако в летописях отметят, что даже по прошествии сотен эпох король до сих пор терзается в подземельях Моргота, стойко терпя страшнейшие муки, которые невозможно представить, не испытав, но не отдавая злу власть над эльфами.

Страшно от сказанного не стало, однако неприятное ощущение пробралось к сердцу Нолофинвэ, вгрызлось в плоть и затаилось внутри, словно червь, поражающий спелый плод. Стало понятно, что сказанное не получится забыть, ведь память услужливо предоставит чудовищные образы из прошлого: мечущийся от боли пленник на скале, кричащий равнодушным собратьям своё имя и моливший о смерти, а потом — иссушенное перекошенное тело, способное жить только под постоянным присмотром знахарей.

Раньше всё это воспринималось отстранённо.

«Даже по прошествии сотен эпох король до сих пор терзается в подземельях Моргота, стойко терпя страшнейшие муки, которые невозможно представить, не испытав, но не отдавая злу власть над эльфами».

«Зачем Маэдрос сказал это? Зачем я услышал?»

Музыка Аклариквета по-прежнему звучала монотонно-невозмутимо, чтобы не отвлекать владыку от совета, воины стояли неподвижно.

— Раз уж ты приехал и, напомню, по своей воле, — Нолофинвэ улыбнулся, — предлагаю тебе ознакомиться с данными разведки, вынудившими меня настаивать на нападении.

На столе развернулись карты. Две большие были аккуратно расчерчены, на них прекрасно читались направления, постройки, дороги, поселения и шахты с кузницами, однако верховный нолдоран скептически хмыкнул и положил перед Маэдросом грязные смятые листы с кривыми путанными рисунками, среди которых было непросто разобрать хоть что-то, однако Нолофинвэ указал, куда именно следует смотреть.

— Теперь ясно?

Химрингский лорд кивнул.

— Я правильно понял, — медленно заговорил старший Феаноринг, — что те красивые карты нарисованы для воинов, чтобы они не побоялись бросаться в бой под синими знамёнами Химлада?

— Под небесно-звёздными знамёнами единого королевства Нолдор, — поправил верховный нолдоран.

— Но почему я должен верить, что эти грязные бумажки нарисовали именно разведчики, жившие в морготовых землях? Почему я должен считать эти кривые схемы точными? Какой здесь масштаб? Он хоть примерно соблюдается?

— Это не неудобные вопросы, племянник, — победно хмыкнул Нолофинвэ, — не надейся. И да, масштаб здесь очень произвольный, я бы сказал, его нет. Однако понятие «нет конца и края военным лагерям и бесчисленным оружейным» мне говорит о многом. Просто признай: народ Мараха — не трусы и не беоровские шалопаи, это прирождённые воины, которые не имеют привычки врать. Силы Моргота уже сейчас превосходят наши, а если мы затянем время, орки расплодятся так, что не поместятся на всей территории Белерианда.

— Слишком много условностей, — серьёзно сказал Маэдрос.

— Почему ты не веришь моим словам?! — слишком театрально возмутился король.

— Считаешь, у меня нет на это причин?

— На этот раз мы не наедине, и ты сидишь здесь, а не в тюрьме исключительно по моей безграничной милости.

Феанарион поджал губы.

— Хорошо, — Нолофинвэ сложил пальцы домиком, — что предлагаешь ты, исходя из моих разведданных? Сидеть и дальше в осадном лагере, и пользоваться безграничной властью, которую тебе даёт военное положение? Я вижу — в бой ты не пойдёшь, и не пустишь других, даже если это будет грозить тебе карой.

— Если ты что-то мне сделаешь, — рассмеялся химрингский лорд, — мои воины пойдут в бой. Но не на Моргота, а на Хитлум. Я — последняя защитная стена, сдерживающая Нолдор от справедливой войны.

— Какие слова… — Нолофинвэ покачал головой. — Песня! Что ж, если я правильно понял твои намерения, каждый из нас продолжит делать то, что делал, мешая друг другу, и рассудит нас только время.

— Да, и мы узнаем, кто прав.

— И это, — верховный нолдоран со вздохом отвернулся к окну, — будешь не ты.