Старый правитель
Полысевший, седой, иссушенный старостью гном полулежал в кресле, почти не заметный среди роскошных ковров, шкур, покрывал и подушек, которые всё равно не помогали немощному телу согреться. Полуслепой взгляд был направлен в стену, на которой висел искусно вышитый гобелен, окружённый инструментами: любимыми и часто использовавшимися, с многочисленными следами работы, красивыми, полученными в дар, и просто сувенирными, применить которые для дела невозможно. Обычно подобные вещи дарят любящие женщины.
Вошедшие сыновья понимали — отец не заметил их: не увидел и не услышал, не только из-за слепоты и глухоты, но и потому, что погрузился в думы о прошлом, тихо напевая:
— Было время, был я беден
И любой работе рад.
На еду хватало меди
Только-только, в аккурат.
Было время, был я весел
Без причины, просто так.
Отзвучало столько песен
В незнакомых городах!
Было время, я при деле,
Остальное — трын-трава…
Мигом годы отсвистели,
Отрезвела голова.
Ночь яблоком стучит в окно,
А в округе теряется птицы крик…
Знаю, знаю, знаю одно —
Был душой я молод, а теперь старик,
Был душой я молод, а теперь…
— Ты и сейчас, словно только что перекованная и заточенная секира! — фальшиво бодро сказал старший сын, практически переходя на крик, чтобы быть услышанным.
Старый гном медленно обернулся, сухое морщинистое лицо просияло.
— Вам повезло, что я женился поздно и умру раньше, чем вы одряхлеете и станете неспособными сделать ничего полезного для нашего народа. Поняли намёк, дети?
Уже давно женатый старший сын с улыбкой отмахнулся, Азагхал гордо подбоченился.
— Что, я молодец? — смеясь, спросил он отца, и тот хрипло засмеялся.
— Конечно, мой мальчик, — вздохнул старый король. — Когда в одни города пришла вода, в другие — подземный огонь, именно ты настоял на переселении, а не продолжении бесконечной борьбы со стихией. И вот мы здесь. В Белегосте.
— Мы не могли всё бросить и убегать, отец! — заспорил старший из сыновей, хоть и обсуждалось всё уже не один десяток раз. — В строительство домов каждый вкладывал душу, каждый любит своё жилище! Мы обязаны отстаивать себя и свои интересы!
— Стихия, — прошептал старый король, — неодолима. Ты, словно эльф, считаешь себя сильным и мудрым, как Вала, а то и сам Создатель! Эльфы думают, будто способны противостоять вышедшему из берегов морю! Эльфы не верят, что нельзя ничего противопоставить несущемуся потоку лавы! И ты, сын, туда же! Народ погубишь, и сам раньше времени в могилу сойдёшь!
Тяжело вздохнув от усталости от долгой эмоциональной речи, старик закрыл глаза и прошептал, хмурясь из-за кажущейся излишней заботы наследников, принявшихся поправлять подушки:
— Не зовите мать и сестёр. Не пора ещё. Эзгедхал, Азагхал, расскажите, что вы думаете об эльфах?
Братья переглянулись: отец решил обсудить новых соседей? Или вновь вспомнить давних друзей?
— Я, может, и стар, — попытался говорить с сыновьями, словно с маленькими, король, — но всё ещё не лишился разума! Помню, кто я для моего народа! Знаю, что некий герой, ныне завладевший землями к западу от нас, хочет дружбы. А знаете, что такое «дружба» в понятиях эльфа? Ну? Чего притихли? Может, по-вашему, пещерное озеро быть другом? Смотришь в воду, подсветив фонарём или факелом — красота! И рыба водится, и напиться вдоволь можно. Но истинной глубины не узнать, она всегда не такая, как кажется. Оступишься — конец тебе. Вчерашний друг уже злейший враг. Но и без воды в пещере долго не протянешь.
— Предлагаешь им не доверять? — уточнил Эзгедхал. — Нам не стоит принимать приглашение нового соседа на свадьбу?
— А ты вечно будешь ждать моего совета, сын? — вопросом на вопрос ответил старик. — Азагхал, ты поедешь к эльфам. О чём с ними договоришься?
— Соседи недавно обосновались на новой земле, мы можем помочь в строительстве. За вознаграждение, конечно.
— Да! — подхватил старший сын. — Никто не умеет работать с камнем так же хорошо, как мы, дети Ауле! Мы чувствуем камень, слышим его голос, это наша стихия!
— А эльфы, — засмеялся младший, — это вода, опасная лживостью, но необходимая.
— Какие вы молодцы, дети, — вздохнул гномий король, закрывая глаза. — Когда начал задумываться о смерти, мечтал, чтобы было не страшно оставить свой народ наследникам. И мне не страшно. А как бы вы хотели встретить последний час?
Вопрос прозвучал приговором. Обоим сыновьям стало страшно, слова мгновенно забылись, кроме одного: «Нет!»
— Я хотел бы найти богатое месторождение, — через силу заговорил Эзгедхал, — чтобы знать: ресурсов хватит на много поколений.
— Мне хотелось бы знать в свой последний час, — начал тянуть время Азагхал, не придумав, что сказать, — что наш народ в безопасности. Что теперь, с этого момента, больше не придётся переселяться из-за врагов.
Повисло молчание. Старик долго неподвижно смотрел на гобелен на стене, на висящие вокруг инструменты, потом опять, подслеповато щурясь, взглянул на сыновей.
— Азагхал, — тихо, но твёрдо произнёс умирающий король, — ты — мой наследник. Я оставляю Белегост тебе. Правь справедливо, мой мальчик.
Младший брат с изумлением посмотрел на старшего, но не увидел в глазах Эзгедхала злобы. Наоборот, казалось, он почувствовал себя избавившимся от непосильной ноши.
— Идите, дети, вас ждут, — кивнул в сторону двери старик, снова смотря на стену. — Дальше я пойду один.
Примечание к части Песня "Ночь" группы "Любэ"