Золото, золото, зо-ло-то!
— Я победил белегостского деспота
И гелионский торговый союз —
Несколько взяток, улыбок — и нет его!
Подпись, печать — и заказывай груз!
Несмотря на утренний осенний морозец, в этом году запоздавший на пару недель, низкорослый бородатый торговец ехал на гружёной телеге без шапки и шарфа, обнимал лютню и голосил любимую песенку, выдыхая лёгкий пар. Извозчик и двое охранников весело подпевали, ещё один торговец ритмично храпел рядом с собратом.
— Золото, золото, золото, золото! — громче и громче голосили Кхазад, проезжая поворот из пролеска к восточному пограничному пункту Гномьего Тракта. — Золото, золото, зо-ло-то!
Приятели потеряли в Ногроде слишком много времени сначала из-за войны, а потом…
«Ну, вы ж понимаете, — низкорослый музыкант стиснул в объятиях лютню, — тут выпили, там выпили, тут заснули, там переели… Часть товара потеряли. Куда нам было торопиться? — гном развёл короткими толстыми руками, указал друзьям на гневное письмо не дождавшегося товар заказчика. — Но вообще, если поторопимся, успеем до зимы».
И холода словно решили подыграть торговцам, поэтому не наступили вовремя. Или зиме просто дали взятку особо ушлые дельцы.
— Всё продаётся, и всё покупается,
Всё, что держалось вот в этих руках!
Кроме старой бабулькиной лютни, конечно!
Всё, что мечталось, и всё, что мечтается,
Нынче хранится в моих сундуках!
По пути встретился заколоченный дом, с фасада которого были сняты все украшения и вывески. Молча понадеявшись, что с хозяевами ничего дурного не случилось, Кхазад, на мгновение замолчавшие, продолжили петь:
— Золото, золото, золото, золото!
С обозом поравнялись возвращавшиеся с Тол-Сириона гномы — как всегда везли во владения Дурина Рыжего вяленую рыбу редких сортов.
— Золото, золото, зо-ло-то!
— Привет, певуны, — махнула рукой в сверкнувшей рубиновой россыпью перчатке чернявая бородачка. — Готовьтесь к сюрпризу на заставе.
— У нас достаточно запасов для любых неожиданностей, — подмигнул пышногрудой красотке в дорогих мехах извозчик. — Всяких уже видали.
— Моё дело — предупредить, — драгоценная перчатка скрылась под слоями шерстяной шали.
Певец переглянулся с сидевшим рядом торговцем, оба гнома махнули руками, мол, если поборы опять повысили, придётся часть товара в Таргелионе продать и ехать с самым необходимым. У жадных пограничников всё равно быстро упадут доходы, а значит, будут вынуждены снова снижать расценки.
— Нет, я не грежу эльфийскими цацками!
Я управляю мечтою своей.
Хитрый и ловкий, удачей обласканный,
Ногрода гордость, гроза королей!
Дорога пошла на подъём, началась и закончилась облетевшая рощица, и гномы вдруг в один голос ахнули:
— Э?! Я не понял! Это вообще кто?
***
— «Главное в жизни — вовремя осознать, что честное имя важнее мешка золота». Это были его последние слова нам.
Воины, прибывшие в осадный лагерь с началом метели, поклонились командиру Телперавиону, и тот невольно уставился на звёзды Феанаро Куруфинвэ на чёрно-красных плащах, которые с дороги выглядели очень символично грязными.
— Ваш командир понял это на эшафоте? — наместник лорда Маэдроса слышал о результатах поисков убийц семьи короля Морифинвэ Феанариона, и предпочитал не задумываться о правильности и справедливости приговора. — А если мешков гораздо больше, чем один? Если речь про золотоносный рудник или Гномий Тракт? Если судьба не заставляет платить жизнью за грязное богатство, будет ли иметь значение дурная слава? Ответ кажется мне очевидным.
Покинувшие Таргелион соратники несправедливо осуждённого коменданта переглянулись.
— Пойми, наместник, — уроженец Валинора, выделявшийся среди более молодых эльфов статью и сиянием угасших Древ, сделал шаг вперёд, и вновь подувший ветер бросил мелкие снежинки в лица бывших верных Морифинвэ, — мы не пытаемся строить из себя благих валаропокорных Ваньяр, мы не дивные аманэльдар, падающие в обморок от вида крови. И мы прекрасно осознаём, что в осадном лагере не разбогатеешь. Но ты, наместник, не забывай, что твой лорд призывает в свой Предел всех, готовых воевать против Моргота на передовой, не прячась за спинами других. И мы, может поздно, но решили вступить в ряды его войска.
— Ваше появление здесь только укрепит уверенность владыки Морифинвэ, что ваш казнённый командир был в сговоре с Химрингом.
— И что? — таргелионский воин усмехнулся, посмотрел на соратников и усиливающуюся метель. — Карнистир никогда не пойдёт войной на брата. А на словах могут звучать любые обвинения, они всё равно летят в пустоту.
Телперавион опустил взгляд. Да, всё верно, опасаться нечего, тем более было сказано — убийца имел личные мотивы, но нельзя забывать о том, каков Морифинвэ Феанарион в гневе. Вдруг он найдёт выгоду в уничтожении северных земель даже дорогой ценой?
— И всё же, — посмотрев на воинов, наместник чуть склонил голову набок, — я не верю, что вы вот так просто пересмотрели свои взгляды.
— Нам нашли дешёвую замену, — неохотно согласился аманэльда. — Мы знали, что придётся уйти, когда свершилось «правосудие». Но не думали, что таким образом.
***
Донесений прилетало больше и больше, и неприятнее всего было читать сообщения воинов старшего брата, строивших из себя лучших разведчиков Белерианда. Почему чужие лазутчики чувствуют себя в Таргелионе, как дома? Владыка здесь Морифинвэ Карнистир, а не Третий Финвэ и, тем более, не его верховный узурпатор!
В последнее время раздражало абсолютно всё, и каждое движение, каждое напряжение мышц неприятно натягивало будто воспалённую или обожжённую кожу. Ощущение сводило с ума, заставляло кричать от бессилия что-либо изменить.
Кубок наполнился до краёв и опустел столь же быстро. Потом ещё один.
Ночь заканчивалась, но сон так и не приходил. Морифинвэ вспомнил, как быстро меняющееся время суток долгие годы не значило для него ровным счётом ничего, но постепенно тело привыкло отдыхать во тьме раз в два-три дня. Гномы и вовсе приучились спать каждую ночь, что серьёзно осложняло проведение длительных советов.
Возникла мысль позвать Оэруиль и устроить допрос, а потом подвергнуть пыткам каждого из её воинов и слуг, однако Карнистир понятия не имел, что делать с информацией, которую, вероятно, получит. Торговому Союзу важен Оссирианд, а не справедливое возмездие, а если принести в жертву личным интересам договорённости с Дурином, Гномий Тракт перестанет быть источником дохода и превратится в поле боя.
«Да, мой Вала…»
Ещё один кубок опустел, и начало казаться, будто в шатре, по-прежнему служившем королю жилищем, есть кто-то ещё.
— Я делал всё, чтобы ты была счастлива, — сказал Морифинвэ воспоминанию. — Надеюсь, твоя недолгая жизнь со мной прошла именно так, как ты мечтала. А, знаешь, в детстве я завидовал Кано, его таланту, считал себя лучше. Но ты бы не полюбила глупого мечтателя-менестреля.
«Мой Вала».
— Отчего, мой свет, счастье столь некрепко? — нараспев произнёс Карнистир, слыша всё отчётливее звуки наступившего за пределами шатра утра. — Где разбились мы? Что нас не спасло?
Я так ждал искры над остывшим пеплом —
Он мне виделся золотым костром.
Дай мне рухнуть вниз обречённым небом,
У моей тоски твой последний взгляд.
Мир, где сны сбылись, оказался пленом,
В нём мне суждено потерять тебя.
Дай в твоё сердце упасть слезой
И раствориться в последний раз!
Я обещаю дышать сквозь боль —
Боль, что осталась от нас…
Боль, что осталась…
Нужно было начинать очередной совет, и обсудить требовалось множество вопросов, а главное — выслать со своей территории разведку одного брата и армию другого. Помогли? Спасибо. А теперь — по домам, звёздочки. Нечего светить на чужом небе!
Накинув на плечи тёплый плащ, Морифинвэ Феанарион допил содержимое очередного кубка и вышел в росистую сумрачную прохладу ранней осени.
Примечание к части Песни: «Золото» из мюзикла «Принцесса Грёза»,
«Боль, что осталась от нас» гр. «Маврин»