Свет проклятых звёзд

Это чужая земля

Ветер закружил снежные вихри, слепя глаза. Сквозь истончившиеся вдруг облака засияло дневное солнце, окончательно делая невидимым всё, что скрылось в тени высоких крон.

— Стой, Каленовэ! Не двигайся! Ещё один шаг — и упадёшь!

Выкрик прозвучал сразу же, как только оссириандский лорд ступил на свежевыпавший снег, спустившись из дома на дереве по лестнице из канатов и досок.

— Стража! — заорал сквозь вой ветра сын Кирдана, отпрянув назад и закрыв собой дочь. Слуги замерли, прижавшись к могучему стволу.

— Никто не придёт, отец, — из белой мглы выступил Фаиновэ, неестественно румяный и бледный одновременно. В руке юного лорда подрагивало копьё.

— Как… — выдохнула облачко пара Гаэруиль, однако так и не сформулировала вопрос.

— Я не ожидал от тебя, — на лице поднявшего руки Каленовэ с поразительной скоростью по кругу сменялись негодование, неверие, страх, желание выкрутиться и непонимание, как это возможно, чтобы сын оказался предателем.

— Тебе всегда было наплевать на то, что я думал! — затрясся Фаиновэ, но вдруг перед ним встал лидер Лайквэнди — муж леди Каленуиль и старший брат прославленного охотника Арастура — Арфередир.

— Твой сын здорово помог нам! — не угрожая лорду оружием, произнёс вождь. — Мы не были уверены в необходимости применять силу, а не просто в демонстрации, однако он убедил нас в том, что требуются решительные действия. Теперь ты всё знаешь, Каленовэ. Всё видел своими глазами. Забирай сына и суди. Я бы его не оставлял в живых на твоём месте, но признаю твоё право решать самому.

Фаиновэ успел удивиться, прежде чем оказался повален на снег. Копьё отбросили в сторону, руки скрутили за спиной, после чего подняли юного лорда на ноги и подвели к отцу.

— Возвращайтесь в дом! И не смейте выходить оттуда, пока не примете верного решения! — приказал семье Каленовэ Арфередир.

Копейщики и лучники, выставив оружие, начали напирать, оттесняя неугодного владыку на лестницу.

Ставленник Новэ Корабела мгновение помедлил, смотря в глаза сына, усмехнулся, пряча страх во взгляде.

— Дочь, уходи к матери, — сказал Каленовэ, а сам начал развязывать руки Фаиновэ, то ли нарочно делая это очень не торопясь, то ли скрывая за медлительностью непреодолимый страх.

Арфередир наблюдал.

— Твои воины живы, — произнёс вышедший из белого сумрака Медвежий Вождь, — они в надёжном месте ждут правильного решения своего лорда.

Справившись с верёвками, лорд Каленовэ взял сына под руку и повёл в дом, уже зная, что скажет семье: отступать поздно и некуда, значит, сдаваться нет смысла.

***

Палатку, почти не отличимую от тех, что поставили Солнечные Фирьяр, замело снегом точно так же, как и остальные. Зима подыграла леди Каленуиль, желавшей показать племени Мараха, что эльфы вовсе не превозносят себя над теми, что пришли следом.

Зима подыграла, и засыпала белым крошевом всех одинаково.

Линдиэль сама вошла к племяннице, несмотря на то, что все здесь величали дочь лорда Кирдана королевой, и можно было приказать, чтобы Каленуиль передали приказ немедленно явиться в шатёр своей владычицы.

Можно было, однако Линдиэль почему-то казалось неприятным подобное поведение. Возможно, сказывалось отсутствие привычки повелевать, но почему-то совсем не хотелось делать подобное обычным. Что за ограничение свободы атрибутами статуса? Хочу — иду. Надо — сделаю. Зачем вмешательство посторонних?

Увидев родственницу, Каленуиль сразу сообразила — разговор должен проходить наедине и дала понять служанкам, что надо уйти в соседнюю палатку, тоже почти не отличимую от жилищ Солнечных.

Взгляды эльфиек встретились, слова, казалось, вовсе не требовались, однако Линдиэль всё же произнесла:

— Что мы наделали, Каленуиль?

Сложно было признаться даже самой себе, однако именно принесённое соколом письмо заставило пересмотреть очень многое в собственной жизни.

— Мы?

Оссириандская леди встала, однако, не решаясь подойти, замерла.

— Да, Каленуиль, мы.

В зелёных глазах королевы отразилась единственная битва в жизни эльфийки, родившейся после долгой войны. Влагой слёз дрожало пламя горящей равнины Ард-Гален и гибнущие эльфы, которых послала на смерть сама Линдиэль, не испытывая ни жалости, ни сочувствия, не пытаясь просчитать, как уменьшить количество возможных жертв. Тогда леди не думала ни о чём и ни о ком, кроме своей мечты, и в желании обладать была бессердечна.

Однако сейчас даже надежда однажды раздавить обидчика померкла перед страхом осознания всего совершённого зла.

— Послушай, — Каленуиль вдруг заулыбалась, слегка двинула бёдрами, изогнула спину. Её изящные движения были соблазнительными даже под многослойной одеждой, и Линдиэль поняла — племянница именно так ведёт себя с воинственным мужем, поэтому Арфередир любит её, несмотря на то, чья она дочь. Ласковые руки леди легли на плечи королевы, губы придвинулись к уху: — Понимаешь, — шёпот прозвучал очень нежно, — всё происходящее сейчас — неизбежно. Лорд Новэ мог бы повлиять на ситуацию, но он ничего не делает. Возможно, идёт обмен письмами с моим отцом, но это никак не улучшает ситуацию.

— Я знаю, почему, — чуть отстранилась Линдиэль, потом убрала с себя руки племянницы и села у камина. — Лорд Новэ всегда, когда мне что-то казалось непонятным или странным, напоминал, что я не видела войны, не знаю, как выживать, и никогда не пойму тех, кто с подобным столкнулся. Лорд Новэ со своим народом оказался отрезан от остальных собратьев, помощи не было, и он взял единственно верную тактику: сидеть тихо, не высовываться, не провоцировать. И выжил. Теперь, вероятно, ситуация изменилась, а лорд Новэ — нет.

— Нам с тобой нет причин винить себя, — Каленуиль взяла вино, разлила по серебряным кубкам — да, кое-чем палатки эльфов всё же разительно отличались от жилищ смертных, у которых посуда в основном была из глины, дерева или простого стекла.

— Ты же знаешь, что Арфередир с отрядом заперли твоих родителей, сестру и брата в доме, не выпускают оттуда, а их охрану держат отдельно, как в тюрьме? — Линдиэль почувствовала, что не стоило пить: под действием хмеля самообладание начало отказывать, сдерживать эмоции оказалось непосильной задачей. — Это твоя семья! Отец, мать, сестра и брат! Каленовэ, каким бы ни был, для меня брат! Родной, понимаешь?

— Мы на чужой земле, — тихо и уже без игры произнесла леди. — Эта земля принадлежит Арфередиру, Арастуру, Аэгленду, другим Лайквэнди. Им, но не нам. Ты помнишь, что говорил тебе Арастур? Твоего сына приняли бы владыкой, однако, увы, ты бездетна, поэтому мы мало на что способны повлиять.

— Не знаю, как, — сказала Линдиэль, допивая кубок до дна, — но я сделаю эту землю своей.

Каленуиль улыбнулась, однако искренности в лице не было.

— Говорить можно многое, мечтать — о куда большем, — леди старалась оставаться милой, — но жить приходится с тем, что есть. Нам обеим тяжело думать, как одна часть семьи оказалась в заложниках у другой, однако надеяться на внезапную помощь смысла нет. Но знаешь… — Каленуиль снова искренне повеселела, — есть легенда про Нолдор, которые хотели получить прекрасные белоснежные корабли в форме лебедей, и столь сильно возжелали дивные суда, что взяли их силой, уничтожив всех, кто встал на пути. Нолдор не могут иначе, но и к себе не ждут иного отношения. Помнишь, я говорила, что ты слишком Нолдо? Пожалуй, в тебе нет главного: ты не хочешь победы любой ценой. Ты тоже желаешь заполучить прекрасный белоснежный корабль, который привезёт тебя на трон Оссирианда, но не можешь уничтожить препятствия.

— Те корабли были сожжены, — поморщилась Линдиэль.

— Да. Потому что цель была не в обладании судами.

— Я уведу смертных, — твёрдо заявила дочь Новэ Корабела, — не знаю, что будет дальше, но хотя бы одну проблему Оссирианда решить удастся. Без Долиона и племени Мараха к Каленовэ останется меньше претензий.

— Ты прекрасна, моя королева! — подняла кубок Каленуиль, снова налив вина.

Ветер качнул полы палатки, где-то далеко послышался смех и проклятья в адрес зимы. Эльфийки улыбнулись услышанному: люди с востока ругались именем Моргота Бауглира, значит, верно понимают, кто их враг.

Хорошее племя. Умное.