А в этом месте по-другому не прожить

— Здравия, хозяюшка! Приюти друзей детства!

Женщина ощутила неприятный вязкий страх — непрошенные гости, заявившиеся на утренней зорьке, явно не с добром пришли, пусть даже двое из них росли вместе с ней в фиримарском приюте. Оба адана, повзрослев, стали теми, с кем лучше не встречаться даже на людной площади посерёд праздника, а уж в доме, когда защитить некому, зато есть, что взять, и подавно.

— Ты б предупредил хоть, — изображая искреннюю радость, рассмеялась аданет, открывая дверь. Лишь бы детей не напугали! Хорошо, что Белет ещё малышка, на неё не позарятся.

— Да тут, видишь, какое дело, Тинви, — здоровенный заросший щетиной мужик вошёл в дом, по-хозяйски разделся, позвал дружков, — мы с Брахом к вождю пошли, а он чёт говорить с нами не хочет. Нам пересидеть где-то надо. Мы и подумали, что подруга старая не откажет.

— К вождю? Поговорить? — женщина многозначительно взяла метлу и совок, начала напоказ подметать за ввалившимися в дом бунтовщиками грязь. — Брегор даже с семьёй не разговаривает! Вы-то ему зачем? Он сейчас только девкой новой занят! У мужа моего случилось тут… А Брегору наплевать, хотя не чужие ведь.

— Не чужие? — захохотал «друг детства», открывая погреб. — Думаешь, если в семью взяли, накормили, пригрели, то своими считать будут? Ха! Мечтай! Мы всегда и для всех мусор.

— И то верно.

Мужики взяли в кладовке всё, что хотели, пошли в зал, расселись за столом. Хозяйка быстро сбегала к дочке, приказала сидеть тихо и играть с Барагундом и Белегундом, когда проснутся. Но без криков! Никакого шума! И не открывать дверь комнаты! Потом, посмотрев на собратьев по приюту и их друзей, аданет достала ещё вина покрепче. И ещё. Пусть пьют. Пусть.

— Но я кушать хочу! — Белет приоткрыла дверь, испуганно хныкая.

Тихо выругавшись, хозяйка бросила дочке хлеб.

— И пить!

Пришлось бежать за сваренными вчера ягодами.

— Ма-а-ма!

— А ну тихо! — легонько отвесила оплеуху женщина. — В комнату! И ни звука!

— Что ж ты гостей не развлекаешь, Тин? — послышалось из зала. — Не рада нам что ли?

— Чего это не рада? — женщина набросила на плечи расшитую накидку. — Просто не готовилась, нарядиться-причесаться не успела, дела не доделала.

— Причеса-ац-ца! — начал ухмыляться старый знакомый. — Все свои! На кой ляд оно тебе?!

Аданет быстро накрыла стол, поставила посуду, которую было наименее жаль, выпила вместе с мужчинами, делая вид, будто веселится наравне с ними.

— Ну что, как вы живы-здоровы? — начала она разговор. — Давно вас не видела.

— А это потому шо ты теперь в шелках да богатстве, а мы — так, как получится. Туив твой — везунчик! Из любой задницы чистым вылезет, да ещё и золотишко выплюнет. А мы вон и на север сгоняли, и поработали на вождя, а шиш! Решили, мол, хватит ему дань отваливать. А тут Брах. Грит, ребя, собирайте дубины, колья, кто чем разжился, и давайте со мной! Грит, там этот, как его…

— Гар, — подсказал один из дружков.

— Да, Гардор, Гарнор… А, Моргот с ним! Собирает он, грит, народ. Но Брах-то не дурак, он сразу сказал, мол, Гар этот, плотник или кто он там, железячник-деревяшник, начнёт, морду свою глупую засветит перед стражей, а тут-то мы и подсуетимся! Хрясь этого дурачину, и сами с его народцем вождя и… — мужчина сделал жест, изображающий повешение. — Но вишь, как обернулось? У Гарна этого оказался то ли сын, то ли сват, Моргот его знает, и как Гарда грохнули, этот щенок подсуетился и давай речи толкать, шо мол не звери мы, неча тут девок бить. Так браховы братья ж не просто девок били! Они мирьянцы для дела собирали, а вождёва девка им нечайно попала. Сама к ним выбежала! А могла, как бабка её откупиться, добром защитникам отплатить. Она вон, дала нашим ребятам разного, они «Спасибо» сказали и ушли с миром. А как они должны были поступить, а Тинь? С девкой-то. Она ж угрожать начала! Вот скажи!

— Так я ж не знаю, что было, Доронор, — женщина сделала вид, будто пьёт. — Я мужа домой жду, делами занимаюсь. Некогда мне.

— Ай, и не для твоих ушек это! — захохотал старый друг. — Ты теперь иного поля ягодка.

Такие речи звучали угрожающе — аданет прекрасно помнила, как в приюте относились к «богатым», считая таковыми даже тех, у кого просто было, где спать. Попасть в одну могилу с вылезшими из грязи счастливчиками Тин не хотелось.

— Муженёк-то твой где? — вопрос прозвучал почти приговором.

— По делам уехал, — отмахнулась аданет, наливая гостям до краёв — пусть, пусть пьют. — Так что там с вождём-то?

— Да шоб мы знали! — захохотал сидевший до этого тихо беззубый толстяк. — Ты скажи лучше, девочка, с кем ты.

— В смысле, с кем? — женщина налила ему вина, пододвинула хлеб. — Кто правит, с тем и буду. Мне-то что?

— Ла-адно, красотка, ла-адно.

— Наши говорят, хотели у сестры вождя дом отжать, — начал ухмыляться Доронор. — У той, которая под эльфа легла. Пришли, значит, а её и нет, соски этой, а муж спит. А Фаранор-то — наш парень, ну и ушли. А-ха-ха, пустые головы! Кстати, грят, спряталась соска у сестры своей, но мы её не трогаем. И белемиров дом тоже, ну сама понимаешь — у нас, приютских, нет никого, кроме них. Но если они сами полезут…

— Не думаю, — уверенно сказала Тин. — Бериль хоть Брегору и родня, но не особо ладит с ним. Мельдир ей подругой была.

Старый приятель отмахнулся:

— Давайте лучше нашу, ну, забацаем. Пташка, ты петь-то не разучилась? Развлекай, давай, гостей!

Понимая, что может начаться после песен и танцев, аданет прикинула: ради спасения жизни можно и отдаться, тем более, до свадьбы с Бреголасом было пару раз с тем, который сейчас сидит напротив и делает вид, будто не помнит ничего. Но шестеро пьяных мужиков…

Взяв из своей комнаты расстроенную лютню, Тин принялась грубо стучать по ней и от души бить по струнам.

— Псы с городских окраин —

Есть такая порода, — голос, конечно, был уже не тот, что в юности, но ещё вполне неплохо звучал, несмотря ни на что. — С виду обычная стая,

Их больше от года к году.

У них смышлёные морды

И, как у нас, слабые нервы.

Но каждый из них такой гордый!

И каждый хочет быть первым.

Они собираются в стаи,

Ещё не зная, что делать.

Может, просто полают,

А может, кого-то заденут.

И ушки у них на макушке,

Ты шепчешь — они услышут.

Улица — не игрушки,

Здесь учащённо дышут.

— А в этом месте по-другому не прожить! — подхватили гости, уже самостоятельно наливая себе выпивку. — А в этом месте по-другому не прожить!

Тин слышала — дети начали шуметь, но понимала — уходить нельзя. Не сейчас. Если не расположить к себе этих людей, можно не дожить до заката. И мелюзгу, увы, они тоже могут не пощадить. Но даже если и не тронут — куда малышам без родни? В приют? Ну уж нет!

— И тот случайный прохожий,

Что вечером жмётся к стенам, — громче запела аданет, яростнее терзая лютню, — днём им вряд ли поможет,

Разве что бритвой по венам.

И всё у них в порядке —

Есть кобеля, есть суки.

Первые ходят на блядки,

Вторые рожают в муках.

А те, что становятся старше,

Незаметно уходят —

Им просто становится страшно,

Они устают от погони.

Пускай же твёрже мышцы!

Сомнений всё меньше и меньше,

Движенья становятся резче,

Поступки становятся жёстче.

Зазвенела бьющаяся посуда — кто-то уронил кружку, а за ней и тарелку. По полу рассыпался аккуратно нарезанный хлеб.

— А по утрам им хочется плакать, — делала вид, что всё в порядке, хозяйка, —да слёз не видать на морде.

В Ангбанд душевную слякоть —

Надо держать породу!

Надо угробить время,

Чтоб вечером снова быть в форме.

Взвоет псиное племя —

Значит, снова всё в норме!

— А в этом месте по-другому не прожить!

Самый толстый из друзей начал засыпать. Остальные тоже явно устали, поскольку, скорее всего, не спали ночь. Кого-то хмель бодрил, кого-то наоборот.

— А в этом месте по-другому не прожить!

— Ладно, хозяюшка, хватит лютню дубасить, — рассмеялся старый друг. — Ты б отдохнуть нам дала, а то утомились ребята.

— Конечно, всё будет, — кивнула Тин. — Только в баньку зайдите, а то дети у меня, не дело немытыми тут ходить.

— Банька? — проснулся даже толстяк.

— Да-да, сейчас всё сделаю.

— Попаримся, братья, — хмыкнул, облизываясь, Доронор, — а потом отдохнём. Нам ещё надо выяснить, чё там у дома вождя творицо. Ты, Тинви, давай, баньку нам сделай, а сама сбегай, глянь, чё как. Чтобы мы вечерком уже в курсе были.

— Да-да, — легко согласилась аданет. — Всё сделаю. Пойдёмте, провожу-покажу, где что. Не волнуйся, по дружбе всё устрою. Мы ж одного поля ягодки, понимаем друг дружку.

***

Сбавить жар в бане супруга Бреголаса осмелилась лишь поздним вечером, когда изнутри уже давно не доносилось ни звука. Дверь выдержала удары ногами, за что спасибо гномам-мастерам.

Что теперь делать с шестью трупами?

Соловушка уложила детей спать, пообещав, что никто их больше не побеспокоит, а сама села во дворе и обхватила голову руками. Пожалуй, стоит попросить помощи лояльных вождю людей вынести тела предателей. И выбросить в речку. Кому они нужны? Родни нет, или она и не вспомнит о нерадивых членах семьи.

— Я им скажу, — аданет выдохнула, — что испугалась. И даже не совру! Я им скажу, что мне и детям угрожали. Я им скажу, что всецело поддерживаю Брегора, а эти страшные люди хотели его смерти. Да, так им и скажу.

Сердце бешено колотилось, и, чем дальше, тем сильнее. Аданет почувствовала, что не сможет больше сделать ни шагу, не встанет со скамьи. Всё, случившееся сегодня, скоро превратится в самый страшный ночной кошмар, лишь осознание того, что могло быть хуже, придавало сил. Дети целы — это главное. Она сама тоже. А эти трупы… Те, кем они были раньше, заслужили такую смерть.

Примечание к части Песня гр. ЧайФ "Псы с городских окраин"

Загрузка...