Свет проклятых звёзд

Пир в Менегроте

— Вы, долговязые, нихрена котелками своими не варите! — поучал уже очень нетрезвого Дуилино старый гном, подливая эльфу тёмного эля в медовуху, перепутав кружки. Разумеется, Нолдо выпил, ничего не заметив. — Ваши бошки ни на что не годятся! Борода на них не растёт, стену ими не проломить, а мыслишки такие пакостные, что содержимое брюха наружу лезет, как подумаю об этом!

Дуилино согласно кивал, взял стоявший рядом бокал, выпил, и только потом понял, что это было вино жены архитектора менегротского дворца.

— Вы даже славите друг друга так, что не поймёшь — похвалили или в рожу наплевали! — продолжал старый гном, настукивая по столу ритм любимой песенки о бороде. — Нет в вас единства, дылды! И поэтому находите проблемы на свои тощие задницы.

— Ничего подобного! — возмутился архитектор, удивляясь налитой в своём кубке смеси вина и медовухи. — У нас нормальные задницы!

Жена покраснела и быстро ушла с пира. Проходя длинными коридорами, рассматривая светильники и узоры на стенах, эльфийка решила прогуляться по Залу Славы и взглянуть на привезённые гномами картины, вазы, гравюры и мозаики. Остановившись у огромного портрета Лутиэн в центре галереи, супруга архитектора вспомнила, как странно отреагировала на изображение принцессы крошка Нимлот: малышка замерла, притихла, одной ручкой крепко ухватилась за маму, а другой потянулась к картине и расплакалась. Эльфийка не понимала поведения дочки, но сама тоже ощущала тревогу рядом с, казалось бы, гениальным шедевром. Почему-то создавалось впечатление, словно темные области рисунка — не тень, а пятна засохшей крови.

Пройдя мимо двух женщин-наугрим, с жаром рассказывавших художнице из рода Новэ Корабела о тонкостях изготовления картин из самоцветов, эльфийка взглянула на выставленные в ряд дивные кувшины из сердолика, гагата и гематита, украшенные серебром и цирконами.

— Это поющие кувшины! — с гордостью сообщила, прервав разговор, одна из женщин подгорного народа, поглаживая тёмно-русую бороду с вплетёнными зелёными витыми шнурочками. — И, когда наливаешь воду, молоко, вино или травы, дух сосудов поёт по-разному. Давай, покажу.

Неожиданно громко произнесённые слова отвлекли от удивительных творений Детей Ауле.

— Не понимаю, почему вы все так цепляетесь за жизнь в Дориате! — с жаром говорил Амдир, одетый в гномью кольчугу на голое тело, кожаные штаны с меховыми вставками и короткий маскировочный плащ. — Вам только кажется, что здесь безопасно. Не понимаешь, что вся оборона выстроена исключительно на желании королевы оберегать нас? А что, если она соскучится по своим собратьям-Айнур и уйдёт в Валинор? Ты понимаешь, что у нас нет армии, достаточной для обороны границ? Понимаешь, что если Моргот пробудит своих огненных чудовищ под Менегротом, в городе начнётся пожар, и все мы задохнёмся в дыму! А мои земли, ныне опустевшие — это далёкие, прекрасные края, где леса и реки пропитаны особой магией Средиземья. Нужно лишь правильно коснуться этих чар, и природа расцветёт по-новому, удивительно и прекрасно!

Девушка слушала неохотно, гораздо больше внимания уделяя картине, сложенной из яшмовой крошки.

— Если Майэ Мелиан захочет вернуться в Валинор, — задумчиво произнесла эльфийка, любуясь изображённой влюблённой парой, — она заберёт нас с собой.

Амдир вздохнул.

— Ладно, — сказал воин, — твоя взяла. Если ты не хочешь уходить из Дориата, мне тоже придётся остаться здесь. Когда я увидел тебя на пиру, танцующую с бородачом, смеющуюся над его шутками, вдруг понял…

Эльф опустил глаза.

— Я не хотел связывать себя семьёй, хотел быть свободным, делать, что вздумается, старался не вспоминать о тебе…

— Ты… — дева рассмеялась, покраснев от смущения. — Ты меня приревновал… к гному?!

— Глупо, правда?

— Очень.

Эльфийка вдруг бросилась в объятия воина и поцеловала в губы, не обращая внимания на гостей галереи.

С портрета смотрела Лутиэн. Живыми влажными глазами, звёздными безднами, полными тьмы и ярких искр, словно рядом с картиной пылало пламя, губительное для подземного города.