О неблагодарности
За окном разыгралась гроза.
Молнии били в землю совсем рядом, вспышки слепили глаза, а гром оглушал и пугал, несмотря на то, что скрытая в горах крепость была защищена от разгула стихии.
Затянувшаяся дольше обычного жара неминуемо должна была закончиться штормом, однако всё равно жители Барад Эйтель оказались к нему не готовы, и буря многих застала вне укрытия.
«Кого-нибудь сегодня настигнет гибель», — подумала Линдиэль, косясь то на окно, но на заснувшую, наконец, под действием сильных настоев женщину.
Бедняжка была не старой, однако здоровье внезапно ухудшилось, появились боли, а в боку выросла странная опухоль. Атани на любой вопрос только кивали и разводили руками, мол, да, бывает иногда такое, предлагали добить страдалицу, чтоб не мучилась, однако Зеленоглазка с позором прогнала таких советчиков и начала экспериментировать. Линдиэль заметила, что колдунья, съездив в Хитлум, приободрилась и отпустила ситуацию со «срамным поветрием», как назвали массовое заболевание в поселении Младших сами смертные. Всё чаще сталкиваясь с чем-то неизлечимым, знахари корили себя за бессилие уже меньше, чем поначалу, признав, что не всемогущи и помочь каждому невозможно. Да, стало рождаться больше здоровых детей, у которых к году уже были сильные здоровые и не кривые ноги, да, у женщин из-за беременностей перестали выпадать зубы, а занимавшиеся тяжёлой работой Фирьяр практически не жаловались на боли в спине, однако за решением одной проблемы каждый раз скрывалась дюжина новых, и даже у самых стойких и сильных духом целителей порой опускались руки.
В дверь госпиталя постучали одновременно с ударом молнии, Линдиэль удивлённо посмотрела на охрану, которой пришлось очень осторожно впускать неожиданных визитёров, чтобы ветром не сорвало петли.
В белой вспышке возникли три силуэта: двое эльфов из караула, которых дочь лорда Новэ хорошо знала, а третий…
Это оказался один из Фирьяр, несомненно: мужчина был значительно ниже ростом, чем Нолдор, на относительно молодом лице присутствовали морщины, родинки и следы от гладко сбритой бороды — судя по всему, незнакомец хотел быть похожим на эльфа. Большие выразительные глаза посмотрели на Линдиэль сначала печально, но потом во взгляде вдруг возникла неприязнь, напоминавшая… ревность?
Молния снова осветила помещение, двери спешно заперли, и новый порыв ураганного ветра ударил в окна потоком воды.
— Меня зовут Пойтар, — представился на Квэнья мужчина, плавным движением снимая мокрый плащ и тут же найдя, куда его повесить. Аккуратно постриженные светло-русые волосы заблестели чистотой. Неужели этот Младший мылся в дороге? — О моём приезде, полагаю, должны были предупредить.
Линдиэль кожей почувствовала исходившую от гостя неприязнь, словно… от соперницы? Это ощущение не давало сосредоточиться, эльфийка растерялась. Да, возможно, кто-то знал о предстоящем появлении некоего важного смертного, однако Митриэль уже несколько дней не выходила из дома сына, а Зеленоглазка занималась очередной беременной, поэтому спросить было некого.
— К нам можно приезжать без предупреждения, — с трудом улыбнулась дочь лорда Новэ, глядя по сторонам: может быть, кто-то другой займётся гостем?
— Это неправильно, — непривычно мелодичный высокий голос мужчины прозвучал осуждающе, и именно сейчас Линдиэль заметила, что на руках гостя не хватает пальцев. — Я отморозил кисти, — увидев взгляд, пояснил Пойтар, — в тот день, когда очистился. Но это оправданная жертва. Если ты не в курсе, леди-целительница, — осматриваясь, начал рассказ гость, — я приехал вразумлять своих братьев и сестёр, которые не смыслят в правилах супружества.
Линдиэль, чувствуя себя всё более некомфортно, повела гостя в свободную комнату, чтобы тот отдохнул с дороги.
— Ты же понимаешь, о чём я, леди? — поинтересовался Пойтар.
— Возможно, — ещё сильнее напряглась эльфийка.
Смертный был немного ниже неё, но почему-то возникало чувство, будто он увеличивается в росте по мере общения.
— Мои братья и сёстры не знают про искажение. Великое Искажение! — взгляд красивых для Фирьяр глаз из печального стал пугающе-вдохновлённым. — Они позволяют плоти командовать собой, не зная, что нельзя давать ей волю! Плоть должна быть усмирена, иначе быть беде! Я знаю о горе, обрушившемся на ваши земли — на великую крепость Барад Эйтель!
Узнавая цитаты из нолдорских книг, Линдиэль удивилась, как хорошо мужчина их запомнил и правильно применяет. Понимает что ли?
— Я сам был грязным искаженцем, — всё громче говорил Пойтар, — сам желал того, что противоестественно, мерзко, отвратительно! Я оскорбил своим поведением ни в чём не повинного эльфа, я обижался на него, но теперь осознал, насколько чудовищно был неправ! И я здесь, чтобы вразумить братьев и сестёр! Я не позволю искажению приносить зло и страдания моему народу! Я остановлю распространение заразы!
Интуитивно чувствуя, что проблем вряд ли станет меньше, а, возможно, как раз ещё больше, дочь Кирдана показала гостю комнату, где можно переждать грозу, почитать записи знахарей на интересующую тему и даже переночевать, и пошла обратно к больной женщине. Похоже, единственное, что можно было сделать для несчастной страдалицы — не позволять ей просыпаться.
***
Оборудовав одну из гостевых комнат под помещение для обучения Фирьяр врачеванию, знахари по очереди принялись вести занятия с детьми и взрослыми, однако вскоре возникла серьёзная проблема: одни ученики хорошо понимали язык, другие плохо, а третьи вовсе не могли совершенно ничего воспринять, однако искренне желали быть полезными, особенно те, чьих семей коснулись тяжёлые недуги. Пришлось разделить будущих лекарей на группы по степени знания Квэнья, а потом ещё на четыре — по способностям к целительству.
Эльфам было удивительно наблюдать, как дети, усваивавшие новые знания лучше взрослых, пытались объяснять пройденный материал тем, кто годился им в родители и даже бабушки и дедушки, а те злились, вместо благодарности, и отказывались от помощи юнцов. Непонимание языка и неспособность запомнить виды растений, симптомы болезней и способы лечения быстро привели к тому, что поначалу желавшие быть полезными другим смертные переставали приходить на занятия и хуже того, начинали отговаривать обучаться способных собратьев. Недовольство сложностью науки разрасталось, как снежный ком, и однажды Зеленоглазка услышала:
— Пусть твой купленный певец объяснит этим тупицам, что они перемрут, если не возьмутся за ум!
Ошарашенная эльфийка сначала растерялась, а потом села за письмо, начав его словами:
«Дорогой мой купленный певец, без твоей помощи скоро случится очередная катастрофа! Требуется срочно объяснить тупицам пользу обучения медицине и очень желательно сделать это без применения грубой силы, иначе я не стала бы обращаться к тебе».
Догадываясь, насколько сложно будет эльфу понять повальное нежелание смертных изучать жизненно важную науку, колдунья подумала, что могла бы попробовать применить чары, чтобы внушить некоторым Фирьяр необходимость заставлять других стремиться к знаниям, как вдруг с улицы донеслись голоса толпы.
— Вам не придётся лечить себя и других, не нужно будет убивать детей во чревах, если все мы научимся приказывать своему телу, а не слушать его приказы! — перемешивая Квэнья с примитивным языком своего племени, добавляя из эльфийского наречия лишь недостающие слова и термины, говорил народу Пойтар. — Нам не нужно будет заниматься сложными науками, мы сможем читать только те книги, которые нам интересны!
— Вы вообще никакие книги читать не будете, — хмыкнула Зеленоглазка, — и даже главное слово «Нолофинвэ» забудете.
— Что там происходит? — вбежала без предупреждения юная ученица. — Почему они против науки?
Молча пожав плечами, колдунья позволила себя обнять, погладила деву по голове.
— Пойдём, скажем им, что они не правы! — потянула за рукав целительницу ученица.
Наскоро запечатав спешно дописанное письмо, Зеленоглазка бросила конверт в ящик у входа и, предполагая, что добром подобная инициатива не кончится, последовала за упорной и смелой девушкой. По пути на площадь колдунья и ученица встретили пожилую женщину, которая, несмотря на сложности в получении знаний, очень стремилась стать врачевательницей, в частности из-за странной болезни единственного сына.
— Если никто из нас не будет задирать девам юбки, а станет делить супружеское ложе только с одной женой, если женщины прекратят позволять себе распутство и перестанут соблазнять мужчин своим видом, никакие болезни нам не будут угрожать!
— Причём здесь обучение медицине, лапух пришлый?! — заорала, грозя Пойтару кулаком, пожилая ученица Зеленоглазки. — Болеют не только люхи! Дети могут родиться больными в порядочных семьях!
— Неправда! — оглушительно вскрикнул высоким голосом оратор. — У благочестивых жён и мужей дети здоровые!
— Да ты просто лапух и учиться ленишься!
Пойтар отреагировал удивительно спокойно, но толпа вдруг взорвалась криками, и несколько женщин набросились на ученицу знахарей.
— Стража! — крикнула Зеленоглазка, и тут же оказалась ещё одним объектом агрессии, только уже со стороны мужчин, которые попытались сорвать с неё платье.
Стоявшая рядом дева сбросила туфлю, подхватила и ударила кого-то в голову каблуком. Брызнула кровь.
Подбежавшие от госпиталя и ближайшей дозорной башни воины быстро растащили безоружную толпу, а особо агрессивных заперли в подвале, специально оборудованном под содержание воров. В одно мгновение воцарился мир и покой.
— Ты в порядке? — спросил светловолосый сероглазый эльф в лёгком доспехе, подняв Зеленоглазку с каменных плит, местами усыпанных первыми опавшими листьями с растущих на площади клёнов.
«Если бы ты утешил меня, было бы совсем прекрасно, — подумала колдунья, с досадой поправляя порванное платье, — но ты, наверняка, женат на какой-нибудь Нолдиэ».
— Да, — отмахнулась она.
Взглянув на своих учениц, убедившись, что полученные ссадины и синяки они смогут обработать сами, Зеленоглазка рванула к пытавшемуся оправдаться перед стражей Пойтару. На миг эльфийке показалось, будто главный моралист крепости кокетничает с командиром, однако мысль сразу же забылась, как только горе-оратор заявил:
— Это всё они! Эти искаженки хотят соблазнять мужчин безнаказанно!
— Что?! — снова взъярилась пожилая ученица, и Зеленоглазка, в ужасе представив, как опять начинается драка, потащила своих подопечных обратно в госпиталь.
— Мы им докажем, что они неправы, — заговорила колдунья, стараясь произносить слова чётко и громко, чтобы слышали не только ругавшиеся на пришлого лопуха ученицы, но и ещё не разошедшиеся с площади Фирьяр. — Однажды каждому из них понадобится помощь целителей, и они увидят, как удобно было бы уметь оказать её самому себе, а не ждать, когда придёт лекарь.
— Развратница! — крикнул вслед Зеленоглазке Пойтар. — Приличная женщина постыдилась бы в рваном платье гулять. Фу!
Получив недвусмысленный намёк от стражи убраться с площади, горе-оратор фыркнул и, высоко вскинув голову, очень плавной и нарочито красивой походкой двинулся к выделенной ему комнате в госпитале.
— Надо его выгнать, — сказала пожилая женщина, потирая бока. — Живёт с нами, и на нас же бочку катит.
— Согласна, — поддержала юная дева.
Колдунья ответила согласием: столь вопиющая неблагодарность должна быть наказуема, раз смертные не в состоянии понимать по-хорошему.
***
Писем в Барад Эйтель ждали многие, и более других, пожалуй, Митриэль, отчаянно надеявшаяся на одно-единственное известие от лорда Новэ Корабела. И когда вошедшая к знахаркам эльфийка протянула Линдиэль конверт, валинорская травница бросила все дела и подбежала к дочери Кирдана, с надеждой посмотрев из-под расшитой чёрной вуали.
Однако даже беглого взгляда на конверт стало достаточно, чтобы увидеть — послание прибыло не из Невраста.
Вернувшись к приготовлению настоев, Митриэль очень постаралась сделать так, чтобы никто не заметил её слёз, а остальные подыграли, изобразив, будто слишком заняты, чтобы обращать внимание на подругу.
— Наш ныне непорочный бывший искаженец, — решила сменить тему и разрядить обстановку Зеленоглазка, — теперь живёт в сарае у своих новых друзей. Это было бы смешно, однако меня волнует, что этот Пойтар слишком легко нашёл единомышленников.
Согласно кивнув, Линдиэль тронула печать на конверте — листок, стрела, корабль. А внутри текст, написанный изящным почерком племянницы, обратившейся к сестре своего отца «Наша королева». Леди была уверена, что забыла об этом титуле ради того, чтобы быть рядом с Астальдо, а сейчас, прочитав лишь пару строк из длинного послания, эльфийка вдруг поняла, что невыносимо устала от воняющих, гниющих заживо больных, которые готовы сношаться, даже находясь при смерти из-за заразы. Устала от слёз боли и горя, от бесконечных простуд, жалоб на ненужную беременность и невозможность возбудиться в постели.
Устала. Просто устала.
«Наша королева». Да, это были именно те слова, которые пробудили желание действовать снова. Но для этого…
Линдиэль посмотрела на других знахарей, на Митриэль. Придётся расстаться и, возможно, надолго. Но самое страшное: придётся лишиться возможности случайно встретить Астальдо на улице.
Глупо? Да. По-детски? Слишком. Но эльфийка не могла иначе, и сейчас готова была разрыдаться от собственной беспомощности перед судьбой.
«Наша королева».
Да, королева. И очень хорошо, что хоть кто-то об этом ещё помнит. Спасибо, Каленуиль.
Главное, пересилить себя и отважиться всего на один разговор.
***
Наступившая после венчавшей жару бури прохлада шуршала первыми опавшими листьями, однако осень начиналась далеко не для всех деревьев: большинство по-прежнему ярко зеленели, а некоторые и вовсе не желтели никогда.
Посмотрев на стоявший, словно украшение, на столе Драконий шлем, принц Финдекано перевёл взгляд на кипу бумаг. После случившегося с Линдиро разведданные действительно стали менее подробными, и было очевидно, что повлиять на ситуацию не удастся. Не посылать же за Железные Горы ничего не знающих и оттого бесстрашных людей!
Ощущение стыда сжигало изнутри: каждый раз докладывать Нельяфинвэ о трусости собратьев было невыносимо, Финдекано ждал, когда кузен не выдержит и сурово накажет недобросовестных вояк, однако Феаноринг каждый раз реагировал на удивление сдержанно, и лишь оруженосец Хеправион однажды посмеялся, мол, лорд Маэдрос специально отправляет в разведку подданных своего спасителя, чтобы совесть не позволила расквитаться с бойцами за любую малейшую оплошность.
Финдекано не хотелось верить, что это так, однако принц понимал: шутка на самом деле шуткой не являлась.
Предчувствие твердило о том, что Моргот затаился не просто так, и следует ждать беды, однако не было совершенно никакой возможности предугадать, что может произойти.
К чему готовиться?
Снова ящер? На это раз несколько ящеров? Плюющихся кислотой, камнями, лезвиями? Пойдёт огненный дождь? Разверзнется земля?
Армия эльфов при свете дня вдруг превратится в войско чудовищ, которые сожрут сами себя?
Что? Что ещё ты придумаешь, трижды проклятый Моргот?!
Стук в дверь заставил содрогнуться. Воображение невольно нарисовало врывающегося монстра, мысль про козни врага заставила заранее ненавидеть любого, кто собирался войти, а когда перед испепеляющим взором сына верховного нолдорана возникла одетая в серо-зелёное, словно охотница, Линдиэль, Финдекано едва не приказал ей немедленно убираться, откуда пришла.
— Что случилось, леди Новиэль? — подавив эмоции, вернувшись из раздумий в реальность, равнодушно, зато беззлобно спросил принц.
— Я должна уехать, — сказала эльфийка явно повторенную тысячу раз фразу. — Пришла сообщить.
— Ты не обязана была это делать, леди.
— Знаю. Однако здесь ты командуешь, герой Астальдо, поэтому должен знать обо всём.
— Есть вещи, — Финдекано встал, прошёлся вдоль высокого окна, остановился напротив портрета жены, устремив на него взгляд, — которые не касаются меня лично, не влияют на мои дела и дела королевства настолько значительно, чтобы правитель обращал на них внимание. К примеру, леди, мне нет нужды знать, сколько раз испражняются за ночь больные тем самым поветрием. Мне не пригодится информация о том, как часто должны менять простыни под рожающей женщиной. Однако потери войска больными для меня важны. Прирост населения путём рождения детей мне необходимо знать. Чувствуешь разницу, леди?
Линдиэль захотелось схватиться за оружие.
«Ты слишком Нолдо», — вовремя прозвучало в памяти, и эльфийка, сделав глубокий вдох, улыбнулась, однако гнев снова пересилил иные чувства.
— Я не ночная ваза для больного, — дрожащим голосом произнесла дочь лорда Новэ, сжимая кулаки, — и не простыня под роженицей. Я — королева Оссирианда, леди из Невраста и просто женщина, которая не позволит никому себя оскорблять. Я пришла сообщить об отъезде, потому что считаю это правильным! Мой поступок не заслуживает подобного отношения! Я не заслуживаю! Чем мой статус ниже твоего?! Ты ведь даже не король, герой Астальдо! Ты тот, кто принёс корону своему недостойному титула нолдорана отцу! Ты тот, кого уважают лишь благодаря воле лорда Маэдроса! Но если бы не он, тебя растоптал бы собственный народ!
Словно облитый ледяной водой с головы до ног Финдекано ошарашенно посмотрел в сторону Линдиэль, но увидел только закрытую дверь.
— Мои слова прозвучали столь оскорбительно? — растерянно спросил пустоту сын верховного нолдорана. — Я не имел в виду ничего подобного…
«Ты ведь даже не король, герой Астальдо! Ты тот, кто принёс корону своему недостойному титула нолдорана отцу! Ты тот, кого уважают лишь благодаря воле лорда Маэдроса! Но если бы не он, тебя растоптал бы собственный народ!» — колоколом отозвалось в голове, повторяясь снова и снова.
Противоречивые, непонятные самому Нолдо чувства заставили руку взять перо, развернуть лист бумаги и написать приказ, в котором говорилось, что…
«Леди Линдиэль из Невраста, дочь лорда Новэ Кирдана более никогда не смеет посещать Барад Эйтель.
В противном случае её выпроводят силой».