Свет проклятых звёзд

Пусть она видит

— Я победил белегостского деспота

И гелионский торговый союз —

Несколько взяток, улыбок — и нет его!

Подпись, печать — и заказывай груз.

Низкорослый бородач, обнимая лютню, словно девушку, сидел верхом на многочисленных мешках, загруженных в длинную телегу, и весело распевал песенку, которую знали все его попутчики.

— Золото, золото, золото, золото! — громче и громче голосили торговцы, переезжая красивый изящный мост через полноводный Гелион. — Золото, золото, золото!

Взявший плату за возможность проезда коротким путём эльф в красно-чёрном со звёздами тоже подпел незамысловатому мотиву.

— Всё продаётся, и всё покупается,

Всё, что держалось вот в этих руках.

Всё, что мечталось, и всё, что мечтается,

Нынче хранится в моих сундуках!

— Золото, золото, золото, золото! — хлопая в ладоши, заголосили на встречном обозе. Бородатые девушки с украшенными алмазными сеточками и крупными бусинами волосами помахали весёлому торговцу.

— Золото, золото, золото!

— Нет, я не грежу эльфийскими цацками!

Я управляю мечтою своей.

Хитрый и ловкий, удачей обласканный,

Ногрода гордость, гроза королей!

Мост остался позади, началась ведущая к Гномьему Тракту дорога, и на пути всё чаще попадались мелкие мастерские, а также небольшие одинаково выглядевшие домики с позолоченными крышами, где можно было взять взаймы или отдать долг.

Такие домики особо бдительно охранялись, так как некоторые гости не желали платить стремительно растущий налог на время пользования нолдоранским золотом. Как только воины слышали нечто вроде: «Да я ж только один серебряный мириан взял! Почему пять отдавать надо?!», сразу же обнажалось оружие, и недовольный должник соглашался, что сам виноват в несвоевренной выплате.

— Золото, золото, золото, золото!

Вдруг пение и весёлый смех стихли.

— Э! — перестав обниматься с лютней, гном приподнялся на мешках. — А где?..

Кхазад дружно обернулись, некоторые в недоумении протёрли глаза.

На месте большой таверны, в которой часто останавливались торговцы и просто путешественники, чернели обгорелые руины.

***

— Мы золото теряем, нолдоран, — ногродский казначей провёл ладонью по кудрявой пышной бороде, на коротких пальцах было столько перстней, что за драгоценностями не виднелась кожа. — Негласный договор с Оссириандом пора сделать гласным. Сколько можно втихаря лес таскать, словно мы воры какие-то.

— Поддерживаю, — покачал головой сильно состарившийся глава торгового союза Ногрода и Белегоста. Два его наследника сидели рядом с умным видом, однако было ясно — не станет родича, их сразу же подвинут. И для них обоих будет лучше отойти от дел добровольно.

— Я бы не спешил с пересмотром договорённостей, — хозяин самого крупного рудника на юго-востоке, единственный из ногродских Кхазад не позволявший своим рабочим заниматься поисками того-самого-серебра, с недобрым прищуром взглянул на собратьев, — ваша инициатива выглядит так, словно вы хотите по новой стравить эльфов между собой и нажиться на этом.

Морифинвэ Карнистир, до сих пор сидевший в молчании, расхохотался и поднял бокал.

— Воюя против чужих, — загоревшиеся опасным огнём бесцветные глаза нолдорана уставились на казначея, — можно увлечься, войти во вкус и пойти против своих, я об этом знаю. Однако я также знаю — мы все здесь, в первую очередь, хотим богатства. Случайных членов в верхушке совета давно нет, и подставлять друг друга мы не станем.

— Тогда что нам мешает попробовать договориться с Оссириандом? — не отводя глаза, гном выдержал взгляд короля. — Ваш драгоценный Дортонион не столь велик, как Семиречье, к тому же он слишком близко к Морготу, и горы его не защищают. Случись какая беда, и ты, владыка Карантир, останешься без древесины, торфа и многого другого.

— Как ты нежно заботишься о моём благополучии, — улыбнулся Морифинвэ, оскалившись.

— О твоём? Как говорят бродяги на востоке, «Молви «Друг» и войди», но при этом крайне важно, чей именно ты друг. Как ты понимаешь, дружба с тобой приносит огромную пользу, однако и не меньшую сложность в расширении торговых связей. Оссирианд — лакомый кусочек, который ты не ешь сам, имея в распоряжении необходимый столовый прибор, и ничего не делаешь, чтобы поесть могли другие.

— А ты шутник, — нолдоран Карнистир ухмыльнулся. — Только решили одну сложную проблему, сразу предлагаешь схватиться за другую. Но сейчас этот разговор неуместен.

Сидевшая рядом с таргелионским королём Пилинэль напряглась. Эльфийка понимала — дела, касающиеся Оссирианда, можно решать разными способами, в том числе тем, который не станет обсуждаться при ней. Лучше доказать любимому мужчине верность и полное единодушие — уйти с совета, не дожидаясь, когда попросят.

— Мне необходимо отлучиться, — вежливо кивнула Пилинэль и скользнула к дверям. Морифинвэ с уважением проводил незаконную жену глазами.

— Ты так уверенно говоришь, что наша проблема решена, король! — хозяин рудника привстал, бросил взгляд на нолдорана, потом уставился на казначея. — Но где гарантии, что снова какие-нибудь умельцы-чеканщики или менялы-фальшивщики не начнут нам гадить?

Глава гильдии ювелиров удивлённо поднял брови.

— Если бы дело было в них, мой друг, — выражение лица Карнистира не предвещало ничего хорошего, — это не стало бы проблемой. Но у нас чуть было не появились честные конкуренты.

— Что? — мастер выпучил глаза, которые даже стали видны из-под густых бровей. — А почему я не в курсе?!

— Потому что это не касалось твоего ремесла напрямую, — спокойно пояснил казначей, и сидевший рядом чеканщик согласно кивнул. — Кое-кто оказался недоволен нашими успехами.

***

— Да чтоб их ящер за жопы покусал! — ударил по массивному каменно-дубовому столу счетовод, служивший при кузнечной гильдии Ногрода. — Чтоб он им висюльки оторвал и проглотил, не подавившись! Чтоб бошки их на завтрак сожрал!

— Тих-тих, бать, ты чего? — сын попытался успокоить отца, принёс кружку тёмного эля и вяленую баранину.

— Да они ворьё самое настоящее! — не унимался гном, размахивая смятыми листами бумаги и тыча ими под нос наследнику. — Вот, смотри! Видишь, чево удумали?

Записи с оглушительным хлопком упали на столешницу, короткий толстый палец счетовода начал тыкать в кривые строчки.

— Я всё расписал! — продолжил гном ругаться. — Видишь? Король-кхулум хитёр! Он создал целую паутину сокровищниц для хранения чужого добра! И охраняет эти сокровищницы его армия, которой дополнительного содержания не требуется! Им не доплачивают за разные виды работ! Смотри дальше. Каждый, кто боится держать ценности дома, может их доверить кхулумским хранилищам. За вполне сносный взнос, размер которого зависит от стоимости того, что надо держать в сокровищнице. И представь, что они делают! Хочешь сдать добро на хранение — его цену завысят в разы! А пожелаешь продать — занизят! Вот твари! И знаешь, что? Если ты сдал свои богатства на хранение и сдох, не написав завещание, то угадай, кому подарил сокровища?

Сын понимающе кивнул.

— А ты пей-пей свой эль! — накинулся на него отец. — Пей и плати неизвестно кому!

Листы зашуршали, меняясь местами, переворачиваясь и сминаясь.

— Да убери своё грёбаное пойло!!!

Молодой гном поспешил повиноваться.

— Вот! Сюда смотри! Да смотри, чтоб тебя в бошку цапля клюнула!

Изрисованный кругами, стрелками и дугами лист оказался прямо перед лицом. Трясущаяся рука едва не ударила по носу.

— Видишь, все эти взносы насколько превышают расход? А, да ты ж тупой. Вот! Я написал. В общую казну складывается ещё налог на дополнительную охрану особо ценных сокровищ и их владельцев, но ты же помнишь, кто это всё охраняет?! А-а-а! Ненавижу!

— Бать, а бать, — сын выглянул из-за бумаг, — тебя никто не заставляет всё это покупать.

— Да я во всём разобрался! Я сам хранилища открою! На честных условиях!

***

Морифинвэ хищно скривился, отпил вина.

— Мы сожгли всё, чем владел сам Дрори, его ближайшая и дальняя родня, — равнодушно сказал эльф — смотритель трёх мостов. — Наглец остался без сбережений, потерял чужое добро и теперь должен возместить убытки очень многим. А так как он не платил нам за защиту в случае разных бед, помощь ему ни Таргелион, ни Ногрод оказывать не станет.

— И Белегост не станет, — поднял голову помощник казначея, — Белегост занят войной. Богатства идут на всеобщее благо и безопасность северных границ. Эзбад Азагхал не снисходит до глупых проблем, которые могут решить менее занятые Кхазад.

— Последним, кто доверил Дрори сокровища, — Морифинвэ посмотрел на рубиновый перстень, украшенный золотой звездой-короной над камнем, — был мой хороший друг. Я оплатил его будущие убытки заранее, но Дрори, сын Бробура, уверен, что должен моему другу столько, сколько не заработают за всю жизнь все мужчины его семьи. Теперь весь род этого наглого неудачника трудится на моего друга бесплатно. Поучительно для других, я полагаю.

Присутствующие на совете эльфы и гномы рассмеялись.

— За Дурина! — поднял тост ювелир. — За его вечное покровительство!

— За Дурина! — поддержал нолдоран. — Теперь обсудим наши ожидания относительно Оссирианда. Не стесняйтесь мечтать, друзья мои, стать скромнее мы всегда успеем.

***

Узоры на стенах ожили.

Давно привыкнув к бесконечным, однако не повторяющимся завиткам, морским звёздам, рыбкам и причудливым орнаментам, которые складывались в изображения одного и того же лица, Оэруиль перестала замечать пугающие живые взгляды спрятанных в камне мёртвых глаз.

«Это мой дом! — говорила эльфийка себе. — И призраки здесь мои!»

Не нашедший покой дух присмирел или просто затаился до времени, и королева-отшельница решила, что может больше ни с кем не делить белокаменную Башню Морской Звезды — ни с живыми, ни с мёртвыми.

Письма от родни приходили часто, однако Оэруиль крайне редко бралась их читать. Время от времени отправляя ответные послания, супруга таргелионского короля не вникала в дела семьи, и даже о печальном конце правления отца узнала через полгода после получения известия, когда, наконец, решила сломать печать на конверте.

«Отец снова стал просто одним из множества сыновей влиятельного лорда, — эльфийка посмотрела в окно на застывший стеклом пруд. — Как же мне… не жаль».

Летний день ещё не разогрелся, трели утренних птиц звучали волшебно, а главное — стихли голоса проезжих торговцев. Оэруиль нравилось иногда проводить вечера с гномихами, которые рассказывали весёлые истории и пели забавные песни, однако их долгое присутствие рядом утомляло, и каждый раз воцарявшаяся тишина казалась подарком судьбы.

Узоры словно зашевелились, напоминая о пляске огня. Лица в языках пламени засмеялись, заплакали, и Оэруиль вдруг подумала, что надо на всякий случай убрать из башни книги, особенно те, которые написала сама. Распорядившись, чтобы слуги начали переносить драгоценные тексты, королева-отшельница вышла на балкон и посмотрела вниз — туда, где на белокаменных ступенях выцветшими пятнами крови розовели солнечные блики.

«Встань, королева!» — прозвучал в памяти приказ, и Оэруиль похолодела.

Есть вещи, которые невозможно забыть и перестать чувствовать остро, словно только случившуюся беду.

«Встань, королева!»

Чувствуя спиной ожившие взгляды на стенах, Оэруиль поняла, что боится обернуться. Голос мужа в воспоминаниях сменился шумом пира, прозвучало слово «Митрил», а потом полилась песня:

«Широка река, глубока река!

Не доплыть тебе с того бережка.

Тучи низкие прячут лунный свет,

Полететь бы мне, да вот крыльев нет.

Во сыром бору злой огонь кипит,

Конь, черней чем ночь, у огня стоит,

Бьёт копытом он — ищет седока.

Оттолкнул тот конь наши берега.

Чёрная вода далеко течёт,

Унесло весло, да разбило плот.

Были ласточки — стали вороны,

Рано встретились, поздно поняли.

Двери новые не сорвать с петель,

И одна беда стелит нам постель,

Широка река, эхо долгое,

Конь, черней чем ночь, ходит около.

Постучалась в дом боль незваная —

Вот она — любовь окаянная.

Коротаем мы ночи длинные,

Нелюбимые с нелюбимыми».

Пересилив себя и обернувшись, Оэруиль увидела, как роспись и лепнина Башни Эаринэль сложилась в огромное смеющееся лицо.

— Ты принадлежишь мне, — содрогнувшись, прошептала королева. — Если вообще существуешь.

Менее страшно не стало, но вдруг со стороны леса торжественно запели трубы, и эльфийка посмотрела вдаль с балкона.

— Король Карантир? — выдохнула Оэруиль. — Но… зачем?

***

Когда он вошёл, призраки затаились.

Королева, успевшая причесаться и одеться в цвета таргелионских знамён, замерла, словно статуя, стоя среди морских и небесных звёзд.

— Настало время для нашего совместного будущего, — недобро улыбнулся Морифинвэ, возвышаясь чёрной скалой на фоне белоснежной узорчатой арки. — Мир меняется, и мы должны идти вперёд, не отставая.

Забыв, как двигаться, Оэруиль часто задышала, широко раскрыв глаза. Муж приблизился, ласково взял за плечи, нагнулся к лицу. Ближе, ближе. Ощутилось горячее ароматно-пряное дыхание.

Промелькнула мысль, что нельзя просто позволить делать с собой, что вздумается, но эльфийке совсем не хотелось сопротивляться.

— Здесь? — спросила она сдавленно, чувствуя страх, любопытство, злость, протест и… желание.

— Да, — прозвучал ответ. Горячие руки заставили ткань платья подчиниться и оголить дрожащее тонкое тело.

— Да, — трепещущим голосом произнесла Оэруиль. — Пусть призраки башни… Пусть… Пусть они видят.

— Пусть она видит, — ухмыльнулся Морифинвэ, сбрасывая черноту одеяния, становясь прекрасным сияющим эльфом, не менее пугающим, чем раньше, но притягательным настолько, что страх утратил власть над сердцем королевы.

— Она? — Оэруиль подняла брови, слегка вздрогнув, когда ладони мужа чуть надавили на грудь.

— Она.

Взгляд пылающих бесцветных глаз изучающе пополз по телу эльфийки. Неожиданно таргелионский владыка подхватил Оэруиль и опрокинул прямо на лежавшую на мраморе, бирюзе и янтаре чёрно-красную одежду. Широко разведя ноги супруги, Карнистир одной рукой прижал низ живота эльфийки к полу, а вторая стала гладить и нажимать, заставляя тело напрягаться и вздрагивать.

— Будущее Оссирианда и Таргелиона должно зародиться сегодня, — ласки становились настойчивее, подчиняли, лишали воли и желаний, оставляя только одну сладко-мучительную мольбу о продолжении.

Оэруиль была согласна на всё, а в душе зарождалась уверенность — та, что однажды подчинила призраков башни, не отпустит своё счастье, даже если…

Ласкавшая рука остановилась, легла на пылающую желанием пульсирующую плоть, словно согревая её.

— Будущее, — сказал пугающий голос, — в твоей власти, королева. Подари его нашим землям.

— Да, — выдохнула со стоном Оэруиль, пытаясь двигать бёдрами, но ладонь, надавившая на живот, не позволяла. — Прошу, продолжай. Я всё сделаю.

Морифинвэ ловко пододвинулся, подхватил ноги супруги и в одно мгновение соединил два тела в одно. Вскрикнув от неожиданности и радости ощущения единения, чувствуя внутри себя движущуюся плоть, Оэруиль принялась целовать лицо, шею и грудь супруга, приподниматься и опускаться, стараясь показать, насколько счастлива.

«Я не отпущу тебя, — подумала королева. — Ты теперь мой. Мой!»

Уверенность в победе слилась с возбуждением от ласк, выплеснулась криком наслаждения, тело задрожало, и, открыв глаза, посмотрев поверх Морифинвэ, Оэруиль увидела, как сотканное из цветов, волн и звёзд лицо приблизилось, холод на миг окутал живот и бёдра, а потом белые стены снова стали мёртвыми.

Примечание к части Песни:

«Золото» из мюзикла «Принцесса Грёза»,

«Широка река» гр. «Золотое кольцо»