Назад пути больше не будет

Смотря на близнецов Айканаро и Ангарато, и невольно вспоминая, как помогала им родиться на свет, потому что их мать — жена брата Эарвен, тогда гостила с сестрой и её сыном у Анайрэ, Митриэль не могла отделаться от мысли, что, принимая младенцев из лон рожениц, всегда желает крохам только счастья и лёгкой судьбы, но всех, абсолютно всех пришедших в мир с её помощью детей судьба жестоко столкнула в горнило войны между Валар. Это несправедливо!

— Всё готово, — вполголоса произнесла знахарка, посматривая в сторону лежащих у печи искалеченных морозом эльфов. — Забирайте их с собой и поклянитесь мне, что довезёте хотя бы до Форменоссэ!

— Разумеется, — мягко сказал Айканаро, стараясь не встречаться взглядом с теми, кто теперь никогда не сможет жить полноценной жизнью. Наверное, им больно видеть здоровых эльфов, у которых на месте руки и ноги…

— Но мы бы не хотели задерживаться ещё дольше, — скрестил руки на груди Ангарато, — собратья ждут. Наш отряд должен быстро выполнить приказ короля Финдарато Инголдо и вернуться в кратчайшие сроки с запасом дров, достаточным для дальнейшего пути.

Митриэль понимающе кивнула и обернулась на своих пациентов. Хотелось верить, что эльфы сделали выводы из трагедий собратьев, и больше не будет необходимости отрезать обмороженные части тел, ведь… Что, если не получится вернуть домой калек? Как в таком случае с ними поступать?

Ответа не было, лишь ветер, качая пологи шатра, завывал всё протяжнее и трагичнее.

***

Проходя сквозь грозную угрожающую музыку поднимающихся с земли снежных вихрей, менестрель слышал, как под безжалостным напором песни стихии смолкают все остальные звуки.

От влажного ледяного ветра не спасает никакая одежда, и даже огонь гаснет. Остаётся лишь музыка. Чудовищная мелодия ласковой смерти от мороза. Кто приказывает стихии играть такое? Зачем? Или Арда творит гармонии трагедии исключительно по своей воле? Душу немного согревала мысль о том, что, как и самого менестреля, вьюгу заставляют петь то, что нужно какому-то владыке…

Песни смерти слышали все, они затрагивают самые потаённые струны душ, запоминаются и повторяются в устах и сердцах, но все живущие, без исключения, ненавидят певца.

От аналогии Аклариквета передёрнуло. Его песни тоже любят и поют, а самого менестреля сторонятся и насмехаются над ним.

И теперь он один среди играющей во тьме гибельной музыки вьюги думает о том, что хочет сбросить меховые одежды и просто упасть в снег.

— Ты заблудился, друг? Это твоих родных сегодня нашли замёрзшими?

Обернувшись на еле слышный сквозь ветер голос, Аклариквет увидел кого-то с нашивкой-символом рода Арафинвэ на шерстяном плаще с меховой оторочкой и вдруг понял, что его самокопания действительно глупы, ведь его родня, находящаяся здесь, среди снегов, жива и здорова. В отличие от целой семьи, замёрзшей во сне, когда неожиданно ударил мороз, а печь в шатре, видимо, погасла…

— Стихнет метель, — незнакомец приобнял менестреля за плечи, — мы отправимся на материк. Пойдём с нами. Я тебе дам свой запасной плащ, и твой король тебя не узнает.

Аклариквет горько рассмеялся. Король Нолофинвэ узнает его в любой одежде! А этот эльф просто не присмотрелся из-за усилившейся пурги. Но как же заманчиво предложение! Вернуться в дом к родителям, отдохнуть, собраться с духом, а потом вымаливать прощение за всё спетое у Нерданель. Да, конечно, она никогда не простит менестреля Нолофинвэ, но это и не нужно. Главное — само покаяние. И хоть какое-то внимание любимой женщины, пусть даже это ненависть и презрение.

С тяжёлым сердцем покачав головой, Аклариквет прямо посмотрел на доброго собрата и сбросил капюшон. Ветер жестоко хлестнул по лицу, растрепал волосы.

— Я менестрель короля, — горько усмехнулся певец, — и верен своему владыке до конца.

Нолдо Третьего Дома всё понял.

— Считай, что я ничего не предлагал, — пожал он плечами. — А теперь надо вернуться в тепло. Если метель усилится, нас спасёт только огонь. А здесь его не разжечь.

Натянув дрожащими руками капюшон, Аклариквет подчинился.

А песня смерти заиграла громче.

***

— Во всём есть положительные стороны, — натянуто улыбнулся Нолофинвэ, смотря на вошедшего в шатёр покрытого слоем снега менестреля, — даже в этой вьюге. Из-за меняющего направление ветра я понял, где пологи прилегают друг к другу неплотно, и откуда пробирается холод. Как видишь, Аклариквет, сейчас все щели закроют, и со мной рядом станет приятно находиться.

Предупредив жестом, что не ждал хвалебных слов прямо здесь и сейчас и не напрашивался на них, король прямо посмотрел на Глорфиндела. Военачальник поднял за шкирку лежавшего в ногах лисёнка и критически осмотрел.

— Такой мех нам не поможет, — хмыкнул Лаурэфиндэ, возвращая зверька на место.

— Несомненно, — Нолофинвэ исподлобья сверлил глазами своего воина, не замечая остальных присутствующих, — и ваша обязанность, командиры — отправить охотников на поиски пушных зверей, живущих здесь, среди льдов. А также понять, что можно использовать в качестве горючего. Ездить за дровами — плохая идея.

Турукано смотрел на отца и ждал, когда же тот хоть что-нибудь скажет про Финьо. Ждал, ждал… Неужели можно забыть о сыне? Вряд ли… Но почему тогда уже столько времени о старшем принце никто не говорит, кроме Лаурэфиндэ, видевшего с вершины горы далёкий ураган?

То и дело ловя на себе короткие взгляды короля, Турукано понимал: отец хочет поговорить с сыном наедине на крайне неприятную тему. Но не выгонять же сейчас, в метель, подданных на улицу, сказав, что совет окончен? Менестрель, например, только отогрелся. Сейчас что-то будет наигрывать, и его музыку слушать многократно приятнее, нежели вой ветра.

Турукано вздохнул. Да, сейчас его народ не ведёт открытых боевых действий, но лицо войны продолжает ухмыляться. И подтверждением тому были слова отца, произнесённые полушёпотом до начала совета. Король заявил сыну: «Когда вернутся все уходившие за дровами, путь на сушу будет отрезан».

Больше ничего сказано не было, но и этого достаточно.

Загрузка...