Свет проклятых звёзд

Чудовищно огромное сердце

Перо танцевало на страницах огромной книги, которую леди-летописец поднимала с трудом. Послушавшись совета из сна, Эльдалотэ собрала дюжину дюжин книжников и мастеров-гончаров, чтобы самые ценные записи перенести на глину. Кроме того, правительница Дортониона приказала начать строительство подземной библиотеки, где все стены станут «каменными книгами». Да, задумка выглядела трудновыполнимой, но Эльдалотэ чувствовала — если не сделает — предаст память наставника. Размышлять о причинах появления Квеннара было слишком страшно, поэтому леди запрещала себе анализировать — она просто защищала летописи — память и мудрость прежних дней.

Зайдя в библиотеку, Финдарато посмотрел на занятых работой эльфов и сел напротив супруги кузена.

— В искрах звёздного луча

Розы лепестки.

Алых слёз на них печать —

Страсти и тоски, — таинственно пропел король, —

Свет Исиль прогонит тьму,

Указав твою судьбу…

Эльдалотэ подняла глаза от книги и заулыбалась.

— Если от судьбы своей ты не убежишь, с кем тебе быть рядом суждено? — спросил пустоту Инголдо, взглянул на отцовское кольцо. — Прекраснейшая из цветов, — обратился он к эльфийке, — скажи мне, я верно догадываюсь, кто строит твою новую библиотеку?

— Пожалуй, да, — заулыбалась леди, однако лицо сразу снова стало серьёзным. — Когда я думаю о том, что дни бесконечно уходят в прошлое, мне становится не по себе. Я хочу сохранить для себя и других ценность каждого мгновения счастья, успеха, восторга, наслаждения, но всё это истаивает и стирается, сметается с пути жизни, словно прошлогодняя листва. А мы — неизменно зелёные вековые сосны — смотрим на увядание и возрождение, не в силах что-то сделать и лишь с ужасом ждём прихода дровосека.

— Но он может не прийти. Или топор сломается.

— У судьбы всегда есть в запасе ещё один топор, светлый владыка.

— Это очень печально, — вздохнул Финдарато, осматриваясь и останавливая взгляд на глиняных заготовках. — Вроде каждому ясно на этой земле,

Что по осени время настанет зиме,

А за вешними днями и лето пройдет,

И всему обозначен свой срок и черёд…

Обозначен свой срок и черёд.

Эльдалотэ спешно перевернула несколько страниц, отделённых кожаной закладкой, и принялась записывать, как если бы король ей диктовал.

— Что-то было, сияло, пылало, жило,

А потом отболело, остыло, сожгло

И ушло, и уже не появится впредь,

Бесполезно скорбеть и не надо жалеть.

И не надо, не стоит жалеть.

Но все равно в душе твоей

Живая память прежних дней,

Всё возвращает, как назло,

И вновь волнует и тревожит.

То, что давно уже прошло,

Всё возвращает, как назло,

Живая память прежних дней,

Хотя ничем помочь не может.

Всё равно не исправить уже ничего,

От беды не избавить уже никого,

И на чудо не стоит надеяться зря,

Не бывает апреля среди января.

Нет, не стоит надеяться зря.

Леди подняла глаза на владыку.

— Апрель. Спасибо, светлый владыка, что напомнил об этой неблагодарной девке.

— Прости, прекраснейший цветок, я нечаянно, — по глазам Финдарато было заметно — случайность не случайна, однако для чего было заводить речь про Вирессэ, король не пояснил. — Я пришёл по важному делу, прекраснейший цветок. Ты — мудрейшая из правителей Соснового Края, поэтому мне необходим твой совет.

— Благодарю за доверие, владыка, — леди загадочно улыбнулась. — Я лишь стремлюсь стать такой, как ты, Солнце-Король.

— Чем дольше хожу по Арде Искажённой, — театрально вздохнул Инголдо, — тем больше сомневаюсь в своей исключительной сиятельности. Но зачем о грустном? Я же хотел поговорить о чудовищном.

Глаза Эльдалотэ расширились.

— О моём чудовищно огромном сердце, цветочек, — Финдарато осмотрелся. Книжники и мастера усердно занимались своим делом, несколько эльфов что-то увлечённо искали на полках, а ещё с дюжину просто сидели и читали. — Надо позвать оставшегося за дверью Эдрахиля, — вдруг спохватился король.

Леди сделала знак служителям библиотеки, и верного оруженосца провели сквозь ряды столов и шкафов к владыкам.

— Моё чудовищно огромное сердце не может вынести несправедливости, творящейся в Арде Искажённой, — показав взглядом на книгу Эльдалотэ и давая понять, что леди пора начинать записывать, король пригласил Эдрахиля сесть рядом. — Узнав о бедах несчастных Младших Детей Эру, свалившихся на них в землях брата моего, я…

***

— Ну, я помочь и решил! — рыжий бородатый торговец указал рукой на маленького мальчика и девочку, только-только расцветающую, ещё не невесту. — Дело было так.

Собравшийся на площади вокруг обоза народ притих, Брегор с охраной вышел вперёд.

— Я Торин, сын Дора из Белегоста, у нас серебряная лавка, — начал пояснять вождю людей гном, — ну в смысле не скамья, на которую зад сажаешь, серебряная, хотя и такая есть, вон в той телеге, дорого стоит, но добротная! Лавка у нас в смысле мастерская, где продаём заодно, не только делаем. Выехал я, значит, из Белегоста и решил в Норгод не соваться, потому что не нравятся мне их разговоры, будто бросовое серебро должно в цене упасть, нельзя его дорого продавать. Другое серебро скоро найдут, вот оно и будет стоить дорого. А мой товар тип не нужен уже никому. Я поэтому решил — пошли бы они в печь для мусора, и поехал в Таргелион по Тракту нашему. Но там чёт опять цены заломили, а у меня мирианов с собой немного было — не продал ещё ничего, ну я подумал и свернул на обычную дорогу, которая бесплатная. Ну да, выбоины, ну лужи, да плевать! Не хрусталь везу. Остановились мы на ночь у речки-переплюйки, ну выпили с ребятами, песни погорланили, а потом смотрим — лошади себя ведут странно. Ну мы после эля-то всё, конечно, проверили тщательно, да не заметили ничего, решили, что просто мимо волк пробежал. Поспали, поехали, на ярмарку завернули, а там драка какая-то началась, кому-то лавки погромили, ну и решил я, что не хочу связываться, свернул на дорогу опять и в Химлад. И тут мы с ребятами заметили, что в дальней телеге странное творится.

— Сколько ж дней прошло? — поинтересовался Брегор, посмеиваясь.

— Ну… Пять? Не знаю! Да не смотрели мы в ту телегу. Там вещи тёплые, оружие запасное, ну хлам всякий, не нужен он нам был. Глянули, в общем, а там эти двое! Мы такие — это чё? Ну и рассказали детки, что маму, тётку их и бабушку в тюрьму бросили! Объяснить толком не могут, говорят, эльфы злые, народ бьют. Ну я-то эльфов знаю, и знаю, какие злые, а какие нет. Понял, в общем, не дурак. И решил помочь бедолагам. Вот, к таким же добрым людям привёз.

Мельдир подошла к мужу, посмотрела на детей и, получив одобрительный кивок, повела испуганных беглецов в дом, заметив, что гном и правда о них позаботился: одеты чисто, по погоде, по размеру, глаза не голодные, щёки румяные.

— Что за злые эльфы? — Брегор напоказ достал мешочек с мирианами, начал рассматривать подсвечники и посуду. — Вот это возьму, — указал он на изящный, но в то же время явно не эльфийской работы сервиз и вытащил драгоценные кругляши. — Столько хватит?

— Конечно! — обрадовался гном. — Вот ещё в подарок возьми чернильницу. Дяде твоему пригодится. А эльфы злые — это на Тракте нашем, который Таргелион себе присвоил.

***

— Вот так, прекрасная Эльдалотэ, — вздохнул Финдарато. — Мой дорогой брат оказался в глазах моих подопечных злым эльфом. Понимаешь, какая это печаль для меня?

— Катастрофа, — кивнула леди.

— Да! Ведь мы, прекрасный цветок, отреклись от Валар, так как их брат оказался вором и убийцей, и ни один из Владык ничего не предпринял.

Посмотрев на Эдрахиля и получив одобрение словам от эльфа, не видевшего Валинор и знавшего про Исход исключительно по рассказам старших, Инголдо печально потребовал вина.

— Дорогая моя Эльдалотэ, — покачал он головой, — скажи, прав ли я, что собираюсь ехать к Чёрному брату и беседовать с ним лично? Прав ли, что хочу взять с собой не только свиту, но и вождя эдайн? Прав ли в том, что считаю это дело своим? Я много думал о случившемся и пришёл к выводу, что если бы в Благом Амане, когда пала тьма, Вала Оромэ остановил Моргота, спас бы аманэльдар снова, как это было на берегах Куивиэнэн, если бы Моргота судили и опять заперли в Чертогах Намо, Исхода бы не было, не погибли бы сотни и тысячи эльфов в Хэлкараксэ, не случилось бы страшных войн здесь в Эндорэ.

— Ты хочешь судить короля Карнистира? — супруга лорда Ангарато замерла, перо остановилось в полёте над страницами книги.

— Мои желания мало значат, цветочек, — Финдарато выпил и вздохнул. — Я не Вала Манвэ, не Вала Оромэ, я не могу ворваться к Карнистиру и вышвырнуть его из мира живых. Судить его мне не удастся. Я могу лишь попробовать помочь тем, кого притащил на землю эльфов.

— Полагаю, всё делается абсолютно верно, — пожала плечами Эльдалотэ. — Милосердно и мудро. И Брегор увидит, что пусть эльфы — братья и сёстры, в дурных делах они не заодно.

Король поднял бокал и с одобрения Эдрахиля выпил до дна. Леди-летописец перевернула страницу.

— Когда я уезжал с Тол-Сириона, — вдруг повеселел нарготрондский владыка, — принц Артаресто и принцесса Толлунэль получили ответное письмо из Химринга по поводу готовности войск к наступлению и обороне. Лорд Маэдрос сообщил, что очень рад возможности размещения в небольшой островной крепости стодвадцатитысячной конной армии, состоящей только из военачальников, каждый из которых увенчан сияющей славой великих героев многих сражений, поэтому просит прислать в помощь осадному лагерю написавшего этот воодушевляющий текст книжника, чтобы в глазах Белерианда силы Предела Маэдроса выросли столь же быстро и невероятно. А мне снова достались обидные слова о том, что я играю в войну, в которой нельзя победить ни сказками, ни песнями. Но Эльдалотэ, как же так? Неужели даже тот, кто каждое мгновение своей жизни бросает вызов самому… кхм… сильному из Айнур, совсем не верит в чудеса? Нельзя так, мой прекрасный цветок, нельзя. Надеюсь, хоть ты меня понимаешь.

Примечание к части Песни:

"Реквием по любви" из мюзикла "Роза вампира"

"Живая память прежних дней" из мюзикла "Монте-Кристо"