Свет проклятых звёзд

Я — отсвет костра

Валинорские сокровища, соединённые средиземским золотом и мастерством наугрим в дивное ожерелье, чарующе переливались во тьме подземелья, разноцветные отсветы скользили по стенам, сливаясь с пламенем свечей, играли новыми и новыми красками, и державшие потрясающей красоты изделие руки отливали красноватым.

Кровь?

— Друг гномов, — сказал сам себе Финдарато Инголдо, опуская драгоценное ожерелье в шкатулку. Пока рядом нет бородатых мастеров, можно не носить их подарки.

Хотелось убрать туда же и кольцо, подаренное родителем, однако некая сила словно остановила движение кисти. Берилл притягивал взгляд, возникало ощущение погружения внутрь драгоценного кристалла.

Видя своё искажённое отражение, король множества средиземских земель смотрел словно в глаза отца, выплывавшего к сыну из бесконечной толщи зелёных вод.

— Если бы мы однажды встретились, папа, — через силу улыбнулся Финдарато, — я бы сказал тебе, что ты совсем не знаешь, в каком мире живёшь. Я бы сказал, что даже если в конце ждёт нечто ужасное, это не означает, что путь и деяния во время продвижения к краху не имеют смысла. Зато бездумное парение в лучах заимствованной славы — вот это и есть бесполезная трата вечности. Зачем ты живёшь, отец? Ты можешь дать ответ самому себе? Куда ты идёшь сам и к чему ведёшь народ? Ты завёл их на крошечный островок, висящий над пропастью в сияющей бездне и называешь это счастьем? Но ведь вы ничего не создаёте! Вы спите, даже бодрствуя, даже деля постель с супругами. Вам некуда двигаться, потому что любой прогресс может не понравиться Валар. Как это можно называть благом?

В покоях стало чуть светлее — король зажёг ещё свечи, приоткрыл жарко пылающий камин. Естественная вентиляция пещер была доработана гномами, и дым уходил из жилых помещений, не оставляя следов сажи на дивно расписанных сводах.

— Возможно, я соскучился по дому, — вздохнул Финдарато, закрыв глаза: копоти нет, но почему-то приходится часто моргать, чтобы не щипало, — только это в большей степени досада на неоправдавшиеся ожидания, нежели честное желание увидеть тебя и маму. Я не хочу знать, как дела у Амариэ, потому что уверен — как бы она ни жила, мне это не понравится. Это показалось бы тебе странным, отец, да только ни одна сказка не сравнится с настоящей жизнью, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Мне жаль тебя, даже несмотря на то, что твой путь бесконечен и светел, а мой оборвётся во тьме.

Драгоценности в открытой шкатулке засияли ярче, тени заплясали на сводах пещеры, и лепнина ожила, когда огонь в камине разгорелся сильнее.

— Моя жизнь, в отличие от твоей, — сказал своему искажённому отражению в камне Инголдо, — имеет смысл, она важна для Арды, для Замысла Творца, я создаю будущее, о котором ты даже никогда не узнаешь. И если мне суждено умереть, я готов принять свою участь, поскольку знаю главное: моя смерть случится только однажды, после чего будет нечто крайне неприятное, но я вряд ли смогу оценить, насколько плачевно моё состояние. А ты, папа, мёртв всю жизнь.

Посмотрев на переливающиеся самоцветы в сложенных в шкатулке кольцах, браслетах, брошах, подвесках и, конечно, Наугламире, сын валинорского нолдорана рассмеялся.

— Ты даже представить не можешь, папа, что мне написал Айканаро и в чём меня обвинил. А я, в свою очередь, ему планирую ответить такое, от чего ты бы залился краской и стал незаметным на фоне перводомовских знамён. Хотя… Ты и так на их фоне незаметен. Хорошо, наверное, что ты меня сейчас не слышишь.

Отойдя от стола с драгоценностями, Финдарато взял с полки прорубленного непосредственно в стене пещеры шкафа заготовку под книгу.

— Зима скоро закончится, — улыбнулся король пустым страницам, — и я поеду в Дортонион. Не знаю, как долго задержусь там, но одно ясно: это будет захватывающее приключение. А пока, — чистые листы в красивой обложке легли на стол рядом с чернильницей, — хочу сделать подарок для моего главного вассала.

Тёмная, без шитья и украшений одежда владыки делала Финдарато похожим на ещё одну танцующую в покоях тень.

— Жуух, мой верный подданный, заслуживает особой награды. Жаль, малыш Огогом в дороге ослаб и теперь не выходит из дома, но даже сидя взаперти, продолжает давать мудрые советы всем нуждающимся. Иногда мне кажется, что Ном — он, а не я. Думаю, в конце концов именно малышу Огогому достанется книга, за которую я хочу сесть, и это, пожалуй, будет справедливо. А напишу я в ней, папа, — Инголдо снова залюбовался камнем перстня и своим искажённым отражением в нём, — о том, как могучий однорукий воин, прошедший множество страшных битв, увенчанный славой великого героя, встретил свою любовь и спасение, излечившую раны его тела и души — прекрасную деву в шкуре летучей мыши. Их чувство было столь светлым, чистым и сильным, что победило зло, с которым не могло справиться оружие. Моргот отступил перед увенчанным истинной любовью союзом Маэдроса и Туивьель, отдал даже Сильмариль из своей чёрной короны!

Подняв глаза к потолку, Финдарато мечтательно улыбнулся.

— Это будет прекрасная песня про чудесное освобождение из плена, про полные опасных приключений путешествия двух нашедших друг друга сердец, про исполненную Клятву, про то, как любовь женщины способна вернуть к жизни мертвеца. Уверен, Беор оценит мой дар по достоинству.

Камин затрещал, заискрил, тени заметались хаотичным хороводом среди блеска драгоценных камней.

— Понимаешь, отец, в чём смысл всего, что я делаю? — игриво спросил танцующую огнём и тёмными силуэтами пустоту король. — Я — только жар костра, которому суждено догореть и навек исчезнуть, но те, кто видели меня, нарисуют картины, споют песни, напишут истории, создадут скульптуры и вышивку, вдохновившись моим светом. Идеи и желание творить будут передаваться от одних народов другим, от отцов к сыновьям, от матерей к дочерям. Я буду жить во всей красоте Арды, которой положил начало, разжигая огонь творения и познания в сердцах, не ведавших, что такое настоящее созидание. А ты, папа… Живи, бездумно пари в пустоте, безмятежно спи и лучше никогда не просыпайся.