Свет проклятых звёзд

Вечная тьма

«Зачем угрозы? Зачем пророчества и предупреждения? Хотят остановить — пусть обездвижат. Хотят убить — в чём проблема? Любому Вала достаточно лишь сплести мелодию, и эльф падёт замертво. Это что, глупая игра?»

Финдекано смотрел из окна смотровой башни на творящееся безумие, и подавлял собственный страх злостью, заставлял себя презирать ползущих на коленях рыдающих эльфов Третьего Дома, которых собралось не менее трёх сотен. Такое зрелищное раскаяние повергало в изумление даже их собственных родичей.

Сын Нолофинвэ подогревал в себе презрение к засомневавшимся и начавшим ругаться друг с другом эльфам своего Дома. Почти получалось, но всё же страх перед бездной побеждал. И тогда Финдекано устремил взгляд на удаляющиеся белые корабли.

«Если хоть один из них повернет назад… Нет! Если вернётся с раскаянием Феанаро… Или Нельо… Нет! Даже тогда я не встану на колени! Если это случится, я заберу корабль себе и выйду в море! Догоню остальных и возглавлю Исход! Да!»

Но корабли удалялись, и сердце Финдекано разрывалось от противоречивых чувств. Что это? Гордость за тех, кого он считал своей семьёй даже больше, чем ближайшую родню?

Горечь от разлуки или… Обиды? Ощущения, что его предали?

Хватит! Довольно!

Корабли вернутся! И это главное.

***

— Это что было? — казалось, совсем не испугался увиденного пророчества Морифинвэ. — Нас прокляли?

— Нет, это тайное знание, — отозвался кто-то из команды. — Нас посвятили в него.

— Ничего не знаю! Это проклятье. Меня прокляли, — хищно улыбнулся Морифинвэ, — значит… — он обвел взглядом родичей, — я могу делать всё, что хочу. Мне же нечего терять. Соответственно, нечего бояться. Айя Намо Мандос! Спасибо за свободу!

— Айя Намо Мандос! — подхватили сначала немногие, но голосов становилось больше.

— Я шёл за Феанаро Куруфинвэ, — поднялся вдруг на палубу, шатаясь, бледный и осунувшийся Асталион, — я шёл за моим другом Нельо не ради себя, я готов пожертвовать своей жизнью, готов принять любую, самую страшную участь ради победы над злом. Если там, за гранью бытия, меня ждёт вечная тьма, но я буду видеть живыми и строящими счастливое будущее в мире без Моргота мою жену и детей, детей их детей и всех остальных, ради кого пролил кровь, мне не будет страшна никакая бездна! Даже если и не увижу… Но, погибая, и проваливаясь в бесконечный мрак, я буду знать, ради чего все это пережито.

— Валар думают, мы такие же, как они, — сказал вдруг спустившийся с мачты по верёвочной лестнице Тэлеро. — Валар думают, нам наше личное благо важнее общего. Я уже понял, что для них так и есть. Но мы — не они.

— Мы — эльфы! И мы знаем, что такое самопожертвование во имя тех, кого любим! — как мог громко произнес Асталион, прижимая сжатую в кулак руку к ране на груди.

— Валар теперь для нас прошлое, — ухмыльнулся Морифинвэ. — Пусть пугают трусов и рабов. Айя Феанаро!

— Айя Феанаро!

***

Глава Второго Дома Нолдор, король оставшихся в Амане сородичей, хозяин порта Альквалондэ, смотрел вдаль на море. Что теперь делать? Примеру какого из братьев следовать? Как быть с данным словом? И как спасти сына, погубившего всю семью?

Аклариквет… Где он вообще?! Не умер от страха? Почему он не рядом, когда так нужен?!

— Найдите и приведите моего певца! — крикнул Нолофинвэ, рассчитывая, что его услышат и выполнят приказ. Что именно собирался говорить Аклариквету, король понятия не имел, надеялся придумать это по ходу разговора. Зато Нолофинвэ вдруг понял, какую проблему решит немедленно. — Лаурэфиндэ! Эктелион! Приведите ко мне короля Ольвэ. Не пойдёт сам — помогите ему. Великому правителю нужно содействие в возвращении домой. Немедленно. Займитесь этим.

«Защитник короля Ольвэ уполз извиняться. А двум владыкам в одном городе не место. Его сын проиграл битву, мой — выиграл. Один из нас должен с позором удалиться, и это не я», — сам себя не узнавая и в глубине души ужасаясь подобным мыслям, подумал сын убитого Морготом нолдорана.

***

«Вот, значит, то, чем клялся отец, — подумал Майтимо, приходя в себя от пророческого видения. — Он знал, ЧТО есть вечная тьма на самом деле? И позволил нам обречь себя на это?»

Старший сын Феанаро Куруфинвэ сидел в своей каюте, но Финвэ Третьему казалось, он был заперт в темнице, и ему только что вынесли приговор. И не кто-то, а собственный отец.

Но пути назад нет. Просить прощения у Валар? За что? За попытку защитить близких от врага? Просить прощения у тех, кто вместо помощи бросает в лицо проклятья? Айнур защищают своего собрата, так пусть не удивляются, что эльфы поступают так же!

Нельяфинвэ не выходил из каюты во время шторма, понимая, что от раненого воина толка не будет, он лишь создаст дополнительные проблемы своими попытками помочь. Но теперь пришло время подняться на палубу и произнести слово перед командой.

— Кто достаточно храбр, чтобы продолжать путь, отныне мой брат! — закричал старший Феанарион, делая вид, что подъём на капитанский мостик не доставил ему проблем. — А кто нет — пусть прыгает за борт и уповает на милость Улмо. Боится прыгать — я лично окажу в этом содействие!

Желающих проверить готовность Айнур прийти на помощь утопающим не оказалось.

***

Принц Турукано схватился за голову, до боли сдавив виски. Что за безумие? Почему всё это происходит? Этого не должно быть! Только не с ним! Он ведь не делал ничего плохого! Но… И не предотвратил. Лишь отошёл в сторону.

Возможно, надо было…

Мысли путались: Турукано снова видел лицо войны. Опять.

Вот оно — смеётся над лишившимся от страха рассудка дядей Арафинвэ. Хохочет сотнями голосов тех, кто хочет новой крови, и среди них — его родной брат Финдекано. Но придёт время, посмеются и над отважным героем. Жестоко посмеются!

Лицо войны слилось с лицом самого близкого для Турукано эльфа — его отца. И вот этот страшный монстр смотрит с презрением на убитого горем короля Ольвэ, мертвую дочь которого, завернутую в промокший плащ, погрузили, словно мешок с зерном, на телегу, а его самого едва ли не силой усаживают рядом с трупом. Хорошо, хоть не избили и не связали… Но нет, отец бы так не поступил. И Лаурэфиндэ тоже так думает, это видно по глазам храброго Нолдо: смотрит на своего короля без злобы. Но лицо войны покажется и доблестному золотоволосому воину, ставящему свои принципы выше всего в жизни. И выше самой жизни.

Надо уходить. Возвращаться домой. Пусть и не на коленях и не в слезах. Но смотреть в это чудовищное лицо больше нет ни сил, ни смысла.

***

Когда кровь и море сливаются воедино, рождается боль, от которой мутнеет сознание, и все силы уходят на то, чтобы не закричать.

Но стоило отдышаться, прийти в себя после шторма и промыть рану, которую пришлось зашивать, как навалилось страшное пророчество. Очнувшись и в ужасе осматривая себя и окружающую обстановку, Куруфинвэ-младший подумал лишь об одном: почему, почему, будьте вы прокляты, Валар, нельзя было предупредить раньше? Почему? Тогда бы не было ни Клятвы, ни страшной кровавой бойни в Альквалондэ, унесшей более тысячи жизней. Ничего бы не было! А какой смысл в этом знании теперь? Сломать хребет гордым Нолдор? Превратить в запуганных рабов? Нет. Погибать, так борясь. За то, что отняли. За честь семьи. За отца. Лучше умереть, чем превратиться в безвольное существо, недостойное называться эльфом.

— Папа… — Тьелпе вошёл бесшумно, незаметно. Как призрак. — Я…

Юный эльф не плакал. Он просто вдруг стал неживым. В нём погас яркий дерзкий огонь. Куруфинвэ-младший, отстранив зашивавшего рану собрата, не дав даже наложить повязку, осторожно встал и, нерешительно подойдя, крепко обнял правой рукой сына. Левой двигать не мог — кожа на боку натягивалась, нити, держащие вместе края разреза, впивались в плоть. Больно, даже несмотря на охлаждающую мазь.

— Не бойся, сынок, — произнес Феаноринг, и почувствовал, как внутри вот-вот взорвется вулкан.

Отстранив Тьелпе, он быстро, как мог, ринулся на палубу и осторожно поднялся на капитанский мостик. Рана на боку кровоточила, алые струи стекали по коже. Глаза Куруфинвэ-младшего загорелись злым опасным огнем.

— Слушайте меня все! — крикнул Феаноринг, стараясь не обращать внимания на мешающую делать резкие глубокие вдохи боль. — Если ещё хоть кто-нибудь из вас, медузы клятые, попытается меня ужалить… Меня или моего сына! Или любого другого Нолдо, я убью вас всех! Я вырежу ваши сердца и скормлю их морским гадам, а трупы развешу по бортам в качестве украшений! Меня все поняли?!

Возможно, Тэлери поняли, возможно, нет. Возможно, не услышали или не поверили.

Но Тьелпе всё услышал и всё понял. И ему стало ещё страшнее, чем было до этого.

***

Как только штормовой ветер стих, волны улеглись, а тучи рассеялись, все, кто находились на корабле Феанаро, потрясённые сражением короля Нолдор с Майэ Уинэн, бросились помогать пострадавшим, перевешивались за борт, высматривая, не нужно ли спасать тонущих собратьев, Тэлери полезли проверять паруса, кто-то ринулся в трюм. У всех, кто видел Феанаро, отражающего молнию, теперь было благоговение перед ним. Потерявшие своих покровителей-Валар эльфы поверили, что обрели нового великого лидера.

Но стоило зародиться новой надежде, открылась страшная истина о пути и его финале.

Феанаро не сразу понял, что произошло, решив, что израсходовал силы, сражаясь с Уинэн, и потерял сознание. Он словно существовал отдельно от плоти, и почему-то его это мало волновало, словно тело ничего не значило. Но вокруг Феанаро, в бесконечной чёрной бездне, метались сгустки беспорядочной хаотичной энергии, терзаемые тьмой и вечным поиском спасения. Их было очень много, и Куруфинвэ узнавал каждого. Вспоминал имена и лица. Некоторых он бы не смог забыть, даже лишившись разума, ведь это… Нет…

Он был обречён вечно видеть муки тех, кого знал, кого любил. И понимал — выход есть. Надо лишь сказать «Да». А потом выполнить обещание.

Арда обречена, вот-вот распадётся в прах, утратив магию, заключённую в Музыке Творения, что давно смолкла, и тогда все три главных сокровища Феанаро придут к нему сами, как истосковавшиеся дети приходят к любимому отцу. Будет дано время побыть вместе. Торопить не станут. Лишь напоминание о муках терзаемых тьмой душ не даст забыть, что Сильмарили должны погибнуть ради возрождения нового мира. Возрождения всех, кто сейчас страдает в бездне. И положить конец этой истории может только сам Феанаро.

Просто уничтожив Камни, родившиеся в его ладонях.

***

Открыв глаза и увидев растерянность и ужас на лицах тех, кто ещё мгновение назад был воодушевлен победой над разбушевавшейся стихией, Куруфинвэ понял, несмотря на выбившее почву из-под ног видение — надо взять слово.

— Братья мои! — сделав глубокий вдох, заговорил сначала слишком тихо Феанаро. — Мой народ! Нам открыли страшное будущее, предсказали беды и скорбь. — Король Нолдор старался подбирать правильные слова, подавляя свои собственные страхи. Сейчас не до себя. Надо поднять дух эльфов, иначе — катастрофа. — Нам предрекли боль. Но мы познали её в Амане. Валар не защищали нас. Они сами предатели, но обвиняют в предательстве эльфов. Они хотят завладеть моим… Нашим сокровищем, а если не получится завладеть, заставят уничтожить его! Но я не позволю. Мы не позволим! Мы не падём духом и докажем всем, что сильны, что нас нельзя сломить ни угрозами, ни лишениями, ни болью. Мы всё выдержим и победим! Мы — великий народ!

***

В каюте царил полумрак, но знахарки не спешили зажигать больше свечей. Не было сил молчать, но и говорить не получалось.

— Эль, — наконец нарушила тишину одна из них, — а ведь мы для того и учились лечить, чтобы спасать жизни. Ведь правда?

— Правда, Дис. Я тоже подумала об этом.

— Да?

— Да. Там, в Средиземье, среди боли и войны, мы будем нужны по-настоящему. Ведь там, где надежда потеряна, именно мы сможем подарить её вновь.

— Значит, ты тоже думаешь, всё не зря?

— Уверена. Полностью.

Дверь очень осторожно открылась, и обе эльфийки вздрогнули.

— Мой король, — сказали они в один голос, вскакивая из-за стола и склоняя головы.

— Какие новости? — мрачно спросил Куруфинвэ, величественный даже в час тяжёлого испытания.

— Твой сын спит, — улыбнулась Эль.

— Ему уже лучше, — поддакнула Дис. — Раны закрылись.

— Выйдите, — еле слышно произнес Феанаро, и, проводив взглядом эльфиек, сел рядом с постелью сына, взяв его за руку.

Ладонь Макалаурэ была горячей и расслабленной, под ставшей прозрачной кожей проступили вены. Лицо умиротворённое, неподвижное, совсем белое.

Феанаро, поддавшись эмоциям, осторожно сжал ладонь сына, понимая, что спасти семью и свой народ от страшной участи можно лишь бросив вызов судьбе и вернув Сильмарили, ведь слушаются они только своего создателя, а сила поистине велика. Камни не нужно будет разбивать, чтобы не дать умолкнуть творящей Музыке. Они — сама музыка. Сама жизнь.

— Отец, — прошептал Макалаурэ, чуть приоткрыв глаза, — почему ты здесь? А… Это был просто сон… Или нет?

— Что ты видел? — спросил Феанаро, отпуская ладонь сына.

— Я… Был один. Совершенно. Только я и рушащийся мир. Гибнущий во тьме. Я подумал… — Макалаурэ вздохнул и очень медленно приподнялся на подушках, чтобы присесть. — Мне казалось, я мёртв. И вдруг пришёл ты.

— Это был дурной сон, — печально улыбнулся Куруфинвэ, вставая. — Не расслабляйся. Я обсудил битву в Альквалондэ уже со всеми, кроме тебя. Это неправильно, Канафинвэ. Даю тебе ещё три дня. Не вздумай «забывать» о времени и не позволяй этого знахаркам. Кто из них следит за отчётом дней?

— Пап, не начинай.

— Три дня.

Феанаро вышел за дверь, в каюте тут же появились Эль и Дис.

— Милые, — улыбнулся эльфийкам Макалаурэ, — следите за часами. Через три дня у меня военный совет. Не смотрите на меня так. Приказы короля не обсуждаются.