Вну-учек!

— Дитя! Моё! Внучек! Вну-учек!

Безумная женщина, седая, сгорбленная, но одетая не в лохмотья и чисто вымытая, качая на руках свёрнутое рулоном полотенце, хромая, бегала по улицам Барад Эйтель, и прохожие старались делать вид, будто не замечают эту сумасшедшую. Мало ли, что ей взбредёт в голову?

— Дитя! Моё!

Отойдя от окна, Зеленоглазка покачала головой. Несчастная женщина! Хорошо ещё, в последнее время, когда немного удалось поправить ей здоровье, перестала ночами рыдать и кричать про огонь и смерть. Столько лет прошло, но разум так и не вернулся.

А вчера прилетело письмо.

Как реагировать, колдунья не знала. Да, в Барад Эйтель некоторые помнили, что у безумной смертной, спасённой из Дор-Даэделот, где-то есть сын, но с ним никто не поддерживал связь, а внезапно он написал сам.

Зеленоглазка снова обернулась в окно.

— Вну-у-учек! Радость!

Бедняжка! Она совсем не может жить без постоянной опеки и лекарств. Стоит ли знать сыну о такой матери?

В письме был вопрос. Всего один. Отправитель утверждал, что уже высылал запросы в Хитлум, однако ответов так и не получил, поэтому решил спросить в военной крепости. Белемир Дортонионский интересовался, нет ли каких вестей о Бельдир, дочери Белена из рода Беора. Что ему ответить?

— Правду, — безапелляционно заявила Митриэль. — И пусть сам решает, как поступить с этим знанием.

Зеленоглазка печально кивнула. Да, пожалуй, лучше ответить честно, а там уж будь, что будет.

— Вот радость-то! — продолжала веселиться безумная, показывая прохожим полотенце. — Вну-учек! Вну-учек!

***

Подняв глаза от книги и отложив увеличительное стекло, Белемир посмотрел на вошедшую в комнату супругу. Аданэль-младшая смирно сидела и переписывала «Правила ведения хозяйства», одновременно учась грамоте и жизни, и будто бы не заметила появления приёмной матери, однако глава семьи тут же напомнил о необходимых почестях, оказываемых старшим, и девочка всё выполнила. Молча.

— Мой супруг, — радостно склонила голову жена, — большинство сирот нашли родственников, и это счастье для меня. Осталась только одна семья. Трое детей. Только они выжили из одиннадцати человек! Большое было семейство, и вот…

Белемир понял, о ком речь. Да, это было большое семейство, только… Книжник знал их и в душе часто злился на судьбу: у агрессивного пьянчуги, который постоянно что-нибудь дома ломал и бил родственников, каждый год рождалось по ребёнку, зато у хорошего умного и грамотного Белемира так и не появилось ни одного наследника, а старость была уже не за горами.

Но внезапный пожар внёс свои страшные коррективы.

— Значит, у нас будет четверо детей, — сказал сын Бельдир, прямо посмотрев в глаза супруге. — Не бросать же малюток.

— Старшей уже замуж пора, — улыбнулась Аданэль.

— Я этим и займусь. Найду для девочки мужа. Не такого, как её бывшее окружение.

Аданэль-младшая, насупившись, подняла глаза от записей.

— Мы будем всех любить одинаково, — пообещала приёмная мать. — Это будет честно.

Кивнув девочке, что пора продолжать писать, Белемир почесал седеющую бороду.

— Самое страшное позади, — задумчиво заговорил он, — пожар полностью потушили, завалы разобрали, осталось только несколько подвалов, где, похоже, найдутся погибшие жильцы. Остальных мёртвых уже похоронили, большинство пострадавших более не нуждаются в помощи лекарей. Сироты пристроены. Как думаешь, жена, смогу я взять власть над нашим народом в свои руки?

— Это будет справедливо, мой супруг, — снова склонила покрытую косынкой голову женщина.

— Я не совершенный человек, — вдруг напрягся книжник, — я не тот, за кем пойдут тысячи, но я ведь лучше, чем Борон или Боромир. Я не пьяница по крайней мере.

— Разумеется.

Разговор мог бы продолжиться, однако вдруг в дверь постучали. Получив позволение войти, в комнате оказался разносчик почты, и перед Белемиром на столе появилось письмо с печатью Барад Эйтель.

— Мама… — прочитав написанное, книжник побледнел, растерянно посмотрел на жену, потом — на приёмную дочь.

В подслеповатых покрасневших глазах мужчины промелькнуло сомнение: понимая, какие последствия будут, если забрать больную мать домой, Белемир невольно задумался о таких вещах, которые никогда бы не сказал вслух. Протянув письмо жене, сын разведчицы внимательно посмотрел на супругу, сделал тяжёлый вдох и хлопнул по столу раскрытой ладонью:

— Это моя мать, Аданэль. Я немедленно выезжаю в Барад Эйтель. Я привезу её домой.

Супруга закивала. Увы, мужу придётся уехать надолго, а это значит, что если Борон откажется от статуса вождя, а Боромира не примет народ, Фирьяр изберут своим лидером кого-то, кто окажется рядом. Возвращения Белемира с безумной родственницей никто ждать не станет, однако нельзя менять близкого человека на титулы. Даже если этот человек тебя однажды бросил.

Мать есть мать.

— Я горжусь тобой, супруг, — просияла Аданэль. — И, знаешь… Я не хотела говорить, потому что не была уверена, но раз ты уезжаешь…

— Что-то случилось? — книжник посмотрел на жену с надеждой.

— Да, — сказала она. — Мне кажется, я беременна.

Загрузка...