Свет проклятых звёзд

Со сладким чувством победы, с горьким чувством вины

Холодный дождь зарядил с раннего утра, убаюкал после полубессонной ночи. Незаконченное письмо для Мельдир, оставленное на столе, из реальности переместилось в грёзы, текст в нём изменился до неузнаваемости, стал нечитаемым, и Брегор испугался, что супруга узнает что-то, чего не должна.

Этот страх заставил окончательно проснуться, и вождь посмотрел на мирно лежащий исписанный листок. Странные дела! Не произошло ничего такого, о чём не следует знать Мельдир. Конечно, беоринг не собирался посвящать жену в подробности войны на севере, но в общих чертах она все равно обязана иметь представление об угрозе, ведь иначе не сможет поддержать мужа, когда придётся выбирать, кому ехать на смерть и за подвигами.

Отправленные по городу в поисках информации люди должны были вернуться ещё не скоро, поэтому Брегор решил всё-таки дописать письмо жене: сообщить, что всё в порядке, что очень не хватает её рядом. Собственно, те же слова, что и каждый предыдущий раз. Кроме того, можно заняться написанием дополнения к учёным трудам мудрецов о власти, управлении народом и семейных ценностях.

Дождь успел закончиться, начаться и снова прекратиться, но дело почти не двигалось. Мысли путались, перо рвало бумагу, постоянно тянуло что-нибудь съесть или выпить, отвлечься по нужде, спросить охрану, всё ли в порядке. Поселившись в большом гостевом доме, которых в Барад Эйтель было не слишком много, вождь мог ни о чём не беспокоиться, только почему-то не получалось. Хотя, кто здесь может желать его смерти? Как раз наоборот — вождя нужно вернуть домой в целости, чтобы он прислал новых воинов на север.

— Господин! — голос слуги напомнил о более важных сейчас делах. — Мы нашли твою родню. Наведаешься в гости?

Родню? В Крепости Исток? Ах, да, двоюродный дед вроде бы здесь женился. Но погиб вместе с сыном, не оставив наследников. Или?..

Наскоро закутавшись в тёплый плащ, вождь дал знак охране следовать за ним. То, как живут потомки героя войны, более чем показательно и должно ответить на главные вопросы. Однако, стоило оказаться в гостях, в сердце вспыхнул необъяснимый протест, и Брегор понял, что не в состоянии оценивать ситуацию непредвзято.

Да, дом дальней родни выглядит внушительно, но ведь здесь живут уже внуки двоюродного деда! Они могли разбогатеть сами, без помощи эльфов!

Да, они никуда не уехали из Барад Эйтель, но ведь некуда!

Да, семья большая, вроде бы пьяниц нет, но… Это тоже может быть лишь видимостью благополучия!

Теряясь в неприятных мыслях, Брегор не запомнил, как оказался в небольшом зале, где накрыли стол. Но ведь много хорошей еды и недешёвое вино тоже ни о чём не говорят!

Не могут его родственники жить припеваючи рядом с эльфами, под их опекой! Не должны! Нет, конечно, должны, но ведь это снова доказывает, что Младшие без Старших — всего лишь неграмотный грязный сброд. Как же так?

Немолодая, однако выглядящая здоровой женщина осторожно привела дряхлую полуслепую старушку, которая что-то лепетала и улыбалась беззубым ртом. Мутные глаза смотрели с нежностью.

Она счастлива?

Всё-таки подавив в себе такой неуместный мешающий протест, Брегор тепло поздоровался с каждым домочадцем: престарелым хромым мужчиной, который, разумеется, сразу увидел в молодом вожде соперника, молодой хозяйственной аданет, подававшей на стол, мальчиком лет десяти, бабушкой и её дочерью, а также — с маленькой девочкой с русыми косичками.

— Баранор-то? — старушка устроилась на стуле, трясущимися руками постелила на колени белоснежное полотенце. — Недолго мы с ним прожили, увы, но что поделать. У меня хоть доченька — радость моя — осталась. А сынок Берег и муженёк…

Брегор смотрел, слушал и ждал. Но вдова не заплакала, а тепло улыбнулась.

— Баранор так и не узнал, что у него дочка родилась. Он уехал с Берегом, а потом я узнала, что понесла. Мне мно-огие завидовали, мол, счастье муж посмертно подарил, а у них и этого не осталось. Мне родители и сестричка помогли с ребёночком, а теперь моя лапушка сама всем помогает.

— А кто-нибудь в вашей семье, — осторожно поинтересовался вождь, — кто-нибудь ещё воевал на севере?

— Конечно, — пожилой хозяин хохотнул, — только мне одной вылазки хватило. Теперь вот кособокий.

— А детей отправите?

— А как иначе?

«Всё слишком хорошо, — не заметив, как съел тарелку мяса и запечённых овощей с хлебом, Брегор снова осмотрелся. — Так не бывает! Они устроили для меня спектакль».

— У нас и трофеи остались! Бережно хранятся! — дочь Баранора засуетилась, полные сильные руки спешно убрали пустые тарелки, поставили перед матерью чашку с мёдом, положили мягкий ломоть. — Я покажу, когда поешь, гость.

Брегор с благодарностью встал из-за стола, повторяя себе, что Мельдир готовит гораздо лучше. Женщина, поправив кружевную косынку явно не эльфийской работы, что понравилось вождю, поспешила по коридору и открыла дверь в небольшую комнату, из которой, похоже, сделали музей. Беоринг успел рассмотреть то ли висящий на стене меч, то ли одни лишь синие ножны, и небольшую кровать, накрытую расшитой звёздами тканью, как вдруг от входной двери послышался весёлый звонкий голос:

— Кто же так дорогих гостей встречает? Родичу с вами скучно!

Дочь Баранора тут же напряглась, и Брегор понял — пришёл именно тот, с кем и следует побеседовать.

— Вовсе нет, — поспешил навстречу неудобному родственнику вождь, — я прекрасно провёл время.

— Вот и славно, — широко улыбнулся молодой невысокий мужчина с чудовищным шрамом на лице. Возможно, когда-то этот человек был красив, но теперь… — Моё имя — Унур. Твоё мне известно, дорогой гость. Я бы пригласил тебя в одно место, если ты не против.

— И что это за место? — Брегор краем глаза заметил, как глава семьи поднялся из-за стола и направился к неожиданному визитёру.

— Бать, — успокаивающим тоном произнёс Унур, примирительно подняв руки, — да ничего плохого не случится! Я просто наслышан о цели приезда Берегора, вот и решил помочь. Ты ж знаешь — я лучше всех о войне расскажу. Или найду тех, кто это сделает за меня!

— Всё в порядке, — спокойно кивнул беоринг помрачневшему мужчине. — Я обязательно к вам ещё зайду. Спасибо за всё.

Оставив мешочек мирианов, вождь подошёл к Унуру и сделал знак идти на улицу, несмотря на вновь начавшийся дождь.

— Мой батя, — начал рассказ неожиданный помощник, — когда мамка того, ну, понятно, почти сразу женился на Белендис. А я малявкой был, глупым, ну и связался с одной компашкой. Но это неважно, я потом, когда они в тюрьме оказались, в армию пошёл. Как батя, понимаешь?

Свернув с мощёной дороги, Унур зашагал мимо небольших домиков, охрана Брегора напряглась.

— Там мне морду и прижгли, но это всё ладно! Главное, задница цела, а этим не все похвастаться могут. Но я тебе точно могу сказать, Берегор, если ты там, за горами этими, чтоб их, выживешь, ты потом всю жизнь можешь петь и плясать, если ничего не отморозишь — тебе в Истоке всё дадут. А главное — вылечат! Даже протез дадут, если захочешь.

Дорога стала грязной, свернула к небольшому дому, из которого доносилось далеко не мелодичное пение.

— Нам сюда? — Брегор засомневался, продолжать ли путь. С другой стороны, что может здесь случиться?

— Да, я тут живу, — Унур расхохотался. — Обычно у меня не так весело, но ради тебя я друзей боевых позвал. Твои слуги меня так отблагодарили, что я не смог не постараться.

Ещё не решив, что об этом думать, вождь проверил спрятанный под одеждой нож и направился к незапертой калитке. Всё же даже здесь — в эльфийском городе-крепости, сильно отличались улицы, заселённые Старшими, от обиталищ Младших.

Неприятное ощущение обиды закопошилось в груди, но вдруг навстречу гостям и хозяину из домика вышел эльф.

— Приветствую, — поздоровался он, и вождь понял — это полуэльф, взявший от Эльдар, похоже, только внешность, а зубы и кожа явно достались от эдайн.

Следом выбрался на крыльцо полный человек, лысый и, видимо, старый, либо много воевавший; за ним вышла девушка, похожая на эльфийку, но уши выглядели обычно. Оставшиеся в тепле гости Унура продолжили пение.

Коротко доброжелательно поздоровавшись, Брегор поднялся по пугающе скрипучей лестнице, и в лицо ударил смешанный запах табака, благовоний и дешёвого сидра.

— Со сладким чувством победы, — самозабвенно пел вроде бы молодой, однако совершенно седой мужчина, — с горьким чувством вины.

Рядом сидела коротко стриженная русоволосая женщина, курившая трубку. Она была не старше Мельдир, однако светло-карие глаза, казалось, принадлежали древней бабке.

— В твоём жилище темно,

Резкий запах привычно бьёт в нос.

Твой дом был под самой крышей —

Так немного ближе до звёзд.

Ты шёл не спеша, возвращаясь с войны,

Со сладким чувством победы,

С горьким чувством вины.

— Это Турор, — начал представлять друзей Унур, — Ниэльлунэ, Фандир, Улмар, Гилнор. Угощайся, чем хочешь, здесь никто не считает, кто сколько съел, выпил и скурил. Каждый здесь знает цену настоящему и понимает, насколько мелочны те, кто думает иначе.

Так и не поняв, кого как зовут, Брегор сел за стол, охрана разместилась рядом. Женщина с трубкой приветливо улыбнулась, а полуэльфийка над чем-то заливисто рассмеялась. В соседней комнате звякнула посуда.

В полутёмном помещении сложно было рассмотреть собравшихся вояк, однако беоринг решил для себя, что внешность в данном случае — совсем не главное. Надо просто слушать.

— Вот твой дом, но в двери уже новый замок, — пел, ритмично стуча по столу, молодой седовласый адан. — Здесь ждали тебя так долго!

Но ты вернуться не мог.

И последняя ночь прошла в этом доме в слезах.

И ты опять не пришёл, и в дом пробрался страх.

Страх смотрел ей в глаза отражением в тёмном стекле.

Страх сказал, что так будет лучше ей и тебе.

Он указал ей на дверь и на новый замок,

Он вложил в её руки ключ и сделал так,

Чтоб ты вернуться не мог.

И ты вышел во двор, и ты сел под окном, как брошенный пес.

И лишь немного устал, да немного замёрз.

И ты понял, что если б спешил, то мог бы успеть.

Да что уж теперь поделать? Ты достал свою лютню и начал петь.

Курившая женщина подпевала, то и дело затягиваясь и выдыхая колечки дыма.

— Ниэльлунэ, — окликнул её Унур, — угости табачком гостя, ему ж скучно.

Рядом с Брегором оказался стеклянный бокал сидра и набитая трубка. Вождь не помнил, когда последний раз курил, но от берущей за душу песни, сочинённой, скорее всего, не эльфами, хотелось забыться. Дорогое вино в сочетании с дешёвым пойлом сделало зрение ещё менее чётким.

— Рассказывайте давайте, — зачинщик внезапного гуляния замахал руками, — мы тут ухрюкаться что ли собрались?

— А разве нет? — крякнул толстяк, чавкая чем-то в тёмном углу.

— Ну, вообще да, но не только, — Унур захохотал и чуть не подавился.

— А соседи шумят — они не могут понять,

Когда хочется петь.

Соседи не любят твоих песен, они привыкли терпеть.

Они привыкли каждый день ходить только в свой огород.

А коль встретился чей-то забор, они знают — где-то рядом обход.

— Вот и начни первым, — раздалось из другой комнаты.

— Ладно, хорошо. А что мне рассказать? Посланники нашего гостя по городу бегали, как ошпаренные, спрашивали о войне, но у нас же тут в основном мирные живут, либо дорломинские — раны зализывают, но от них толку, что молока от рыбы! Они все, как один, будут повторять, что их предки на востоке северных тварей душили, вот и надо завершить дело отцов. Жертвы, не жертвы, им всё по полену! Их бошки как тараны можно использовать.

Брегор улыбнулся, вспомнив скульптуры Мараха.

— А ты орал весёлую песню с грустным концом! — вдруг встрял певец, Ниэльлунэ отвесила ему оплеуху.

— Так вот, а я от знахарей услышал, что…

— Знахарей? — полуэльфийка появилась в комнате.

— Ну ты ж знаешь, зачем я к вам хожу. А услышал я, как возмущались твои подруги, мол, ходють, выспрашивають, а они абы кому ничего говорить не хотят.

— Так никто же не спрашивал ничего тайного, — удивилась красавица, — а в целом, как идут дела, мы не утаиваем.

— Так и я о том же, Фандир, но не все меня понимают. Только я не мог в стороне остаться и помощь предложил, тем более, оказалось, что Берегор — мой родич.

Налив себе выпивки, Унур продолжил говорить:

— Я недолго за горами воевал. Вон, Ниэльлунэ не даст соврать, мы с ней в одном отряде были. Наш командир сказал, чтобы мы свои любопытные носы куда не надо не совали, а только нашли дорогу на восток от Рыбьего омута. Там раньше тропа была, а потом её то ли смыло, то ли завалило. Пойми эти горы! Ну, мы полезли, шарили-шарили, отыскали лаз, и тут нам навстречу орки! Всего пятеро, но и нас только восемь. Да, преимущество, но когда ты в узком коридоре, это мало чем поможет. Эти твари нас увидели и тоже испугались, дёру дали. Видимо, беглые были. Может, рабы с шахты, может, ещё что. Мы за ними. Нельзя ж оставлять живыми тех, кто нас видел. Дорогу заодно разведаем… Как-то так получилось, что я первым оказался, бегу, значит, и вдруг мне в морду удар и вспышка. Я дальше не помню, что было, а очухался уже в нашем лагере. Оказалось, мне в морду факелом со всей дури засветили. Ожоги, рассечения, а-ах, хорошо, хоть глаза целы. А гадов тех мои друзья перебили.

— Канеш, — хмыкнула Ниэльлунэ, сбрасывая что-то с плеч и оставаясь в тонкой сорочке с коротким рукавом. — Жарко стало. Пойду проветрюсь.

Брегор посмотрел ей вслед. Оказалось, одета женщина была в мужские брюки и сапоги, руки мощные, мускулистые, но не грубые. Не зная зачем, вождь встал и последовал за воительницей на крыльцо, слыша, как певец снова заголосил:

— И тогда ты им все рассказал,

И про то, как был на войне,

А один из них крикнул: «Врёшь, музыкант!»

И ты прижался к стене.

Ты ударил первым — тебя так учил отец с ранних лет.

И ещё ты успел посмотреть на окно,

В это время она погасила свет.

***

На улице стемнело. Холодный ветер закружил последние листья, дождь снова заморосил.

— Накинь что-нибудь, — тихо произнёс Брегор Ниэльлунэ, — замёрзнешь.

— Спасибо за заботу, — хмыкнула она с удивительно искренней благодарностью, — но мне нормально. Я уже пьяная.

В свете блёклого фонаря удалось рассмотреть лицо воительницы — красивые, пусть и грубоватые черты притягивали взгляд, суровая уверенность завораживала. Рядом с Ниэльлунэ действительно не страшно было бы идти в бой.

— Давай тоже расскажу что-нибудь, — проговорила воительница, закуривая. — Знаешь, я даже рада, что ты приехал, потому что мы с друзьями уже всё друг другу сказали, а что не сказали, о том и дальше молчать собираемся. А тебя я вижу впервые. Потом ты уедешь, и мы больше не встретимся, поэтому я могу говорить тебе, что хочу.

— Как и я, — Брегор заулыбался, дым табака показался приятно-ароматным.

— Да, ты прав. Знаешь, самое поганое в войне, что баб в любом случае кто-нибудь поимеет: либо командир, либо соратники, либо враги. Но это, знаешь, неизбежно. Ты можешь идти на войну с любыми мыслями, под любыми знамёнами, с какими угодно гербами, но результат один. И можешь считать, что тебе повезло, если поимели только членом.

Заметив, как изменился в лице собеседник, Ниэльлунэ понимающе закивала:

— Есть, кого вспомнить, да?

— Увы.

— Я догадываюсь, о ком речь. Сродница твоя. Бегала тут по улицам, помню. Ловили её всем госпиталем. Но, знаешь, что по-настоящему страшно? Мы с Гилнором, тем, который поёт одно и то же постоянно, как-то раз орков в плен взяли. Искали еду, а нашли троих тварюг, которые занимались тем же самым. Один из них сразу с обрыва сиганул, как понял, что попал, а двое других штаны спустили, мол, пощадите, откупимся тем, что есть. Одна из них девкой оказалась, второй — парень. Ну его сразу пристрелили, а орчиху Гилнор решил порадовать. И представь, Берегор…

— Брегор.

— Брегор, представь, мой приятель заигрался, в общем, удовольствие этой орчихе доставил, так она разрыдалась, начала благодарить и сказала, что сколько лет уже с мужиками бултыхается, а такое в первый раз.

— Похоже, у наших женщин с эльфами так же, — вождь не хотел об этом говорить, но выпитая бормотуха развязала язык.

— Да ну, — отмахнулась Ниэльлунэ, вдруг приобняв беоринга за плечо, — к Морготу такую радость! Пёрнешь во время соития, а этот падла вечно твой позор помнить будет. Ты уже подохнешь давно, а он живёт и помнит. Страшно!

Расхохотавшись, Брегор ощутил давно забытое уютное спокойствие. Рядом с ним была не просто женщина, для которой нужно оставаться сильным, но та, что поймёт и не осудит. Чувство единения во время краткой встречи с человеком, которому ничего от него не нужно, показалось беорингу поистине волшебным. Руки как-то сами собой обхватили мускулистое тело, поцелую предшествовало лишь короткое сомнение, а потом был задний двор, солома, горячее дыхание и ласки, которые можно подарить лишь тому, кого больше не увидишь.

А когда снова стало холодно, из окна долетела песня пьяного воина:

— Ты шёл не спеша, возвращаясь с войны,

Со сладким чувством победы, с горьким чувством вины.

Примечание к части Песня гр. «ЧайФ» «Со сладким чувством победы, с горьким чувством вины».