Свет проклятых звёзд

Белое лиственное или тёмное хвойное дерево

Мягкая тёплая постель не выпускала из объятий полусна, рядом мирно спала любимая женщина, её белые волосы блестели шёлком на расшитой крупными цветами и ягодами наволочке. Гладкая бархатистая кожа на щеках юной Барадис притягивала взгляд, хотелось коснуться рукой, поцеловать. Ресницы, похожие на тающий снег, не подрагивали, розовые губы не двигались. Застывшая красота ожившей ледяной скульптуры сводила с ума, и Брегор не мог себя заставить посмотреть, что за срочное послание ждёт под дверью. Раз не слышно звуков бунта с улицы, значит, любая весть может подождать. Если случилось что-то плохое, это всё равно непоправимо, поэтому, неважно, когда о несчастье узнают. Если на ситуацию всё ещё можно повлиять, несмотря на прошедшее с момента отправки письма время, соответственно, дело может подождать ещё немного, когда проснётся Барадис. Ни одна весть не стоит её потревоженного сна.

Даже если дело действительно касается глупого избалованного мальчишки.

***

Долгая тёплая осень обманула самые доверчивые растения, и среди мха появились мелкие пёстрые цветы. Рискованно и абсолютно неоправданно. В любой момент ударит мороз, и всё. От хрупкой красоты ничего не останется.

Морион Таурхиль посмотрел с плетёного балкона вниз, потом перевёл взгляд на далёкие пики елей. Хвойные деревья — сила. Там, где они, нет места для капризных лиственных, которые прекрасны только в песнях о любви и смерти. Когда-то давно пожар уничтожил много оссириандских богатств, а что не сгорело — засохло, не выдержав жара нового дневного светоча. На месте чёрной хвои быстро появились лиственные белоствольные падальщики, наивно решившие, что хозяева земли мертвы и больше не вернутся. Но это была ошибка — вечный лес восстал из пепла и уничтожил всех, кто посягнул на их территорию.

Только нет ответа на вопрос: кто был хозяином земли раньше, в самом начале времён — белое лиственное или тёмное хвойное дерево?

Невольные аналогии сами собой рождались в голове, а кроме того хотелось понять, как быть дальше. С одной стороны сын нолдорана Карантира, «жадного жулика», даже являясь воплощением добра и справедливости, не получит доверия от населения Семи Рек. Но значит ли это, что можно стать злом? Где грань, которую нельзя перейти?

Весть из Таргелиона оказалась тревожной, однако Морион понимал — лично для него ничего не изменится, ведь к наследнику нолдорского короля и так относятся в лучшем случае с подозрением, а в худшем — с ничем не подкреплённой неприязнью. Да, придётся многое объяснить Арастуру, который почти заменил принцу отца, но ведь всегда можно соврать и сказать, что неопытный в делах юный эльф стал жертвой обмана злобных жадных смертных. Потом надо будет пообещать больше так не делать, но кто сказал, что слово, данное изначально неискренне, необходимо честно держать? С другой стороны, никто может и не узнать ни о чём, если не проболтаются неудачливые сообщники.

Морион нервно поправил рукава плотной рубахи с кожаными вставками, длинные серо-белые волосы растрепал внезапный порыв ветра. Когда наступит ночь, пики елей станут грозить небесным звёздам, да только ни тем, ни другим никогда не победить.

«Должен ли я помогать тем, кто подвёл меня? — подумал принц, уходя в тёплый дом. — И если да, то как это сделать?»

Промелькнула мысль: как бы ни поступил сын Карантира Феанориона, дева с прекрасными зелёными глазами всё равно останется безразличной. Возможно, её обрадует позор и бесчестье действий потомка злодеев. Пожалуй, стоит попробовать вопреки ожиданиям показать себя с лучшей стороны. Пусть все поймут, как сильно ошибались!

***

— Эти мирианы, — эльф с пронзительным взглядом утратившего веру в добро и справедливость зверя показал сквозь решётку тюремной камеры золотые и серебряные кругляши, — подделка. Качественная, трудно отличимая от оригинала, но подделка. Настоящие мирианы с такой гравировкой чеканят в портовой мастерской на Аскаре, специально для торговли с Оссириандом. За их подделку можно лишиться рук по локоть, если в вещах преступника найдётся достаточное количество фальшивки. Понимаешь, к чему я клоню?

Мужчина за решёткой демонстративно отвернулся. Он сидел на куче соломы, рядом с двумя вонючими стариками, скорее всего, нарочно напросившимися на наказание, чтобы пересидеть зиму под крышей, в относительном тепле и с бесплатной едой.

— Ты лучше скажи, чего он хочет, — толкнул нового соседа один из бездомных. — А то он у тебя не только семиречные мирьяны отыщет, но и украденный королевский венец. И трон тоже. Этот может, уж ты мне поверь!

Сделав вид, будто не услышал, мужчина замер, смотря вниз, в одну точку.

— Я всё равно узнаю ту правду, которая мне нужна, — спокойно произнёс Нолдо, убирая в мешочек фальшивые мирианы, — к тому же, твой приятель мне уже многое рассказал. Ты думал, я никого, кроме тебя, не схватил? Ошибаешься.

Эльф помолчал немного.

— Я зайду завтра, — сказал он после паузы. — Поговорим по-другому. Готовься.

Снова ничего не ответив, узник лишь хмыкнул. Бездомные о чём-то зашептались, Нолдо с подделкой ушёл во тьму коридора, лязгнул металл засова. Молодой мужчина поёжился.

О таргелионской тюрьме ходило немало страшных историй, но гораздо красноречивее любых слов было кладбище, на котором хоронили самоубийц, что свели счёты с жизнью в стенах темницы. Новый заключённый не хотел для себя такой судьбы, однако договариваться о чём-либо с шантажистом желания не возникало, поскольку чутьё однозначно заявляло: этот эльф обманет. Чем больше с ним согласишься, тем глубже станет твоя могила.

И тем больше там окажется друзей и близких.