Свет проклятых звёзд

Любимые дети

Финдекано сидел на склоне холма, кусая губы и заламывая руки. Лежащие рядом меч и лук с полным колчаном не могли успокоить, заставить улыбнуться или пустить слезу. Они были бездушными орудиями. Полезными, но мёртвыми. И смерть приносящими. Пальцы истосковались по струнам, а сердце — по рождающейся в нём музыке.

Финдекано отчётливо чувствовал, что его душа сейчас — это тюрьма, в которой бьётся, пытаясь вырваться на волю, мелодия, но ей не суждено стать свободной, поэтому она медленно и мучительно угаснет, доставляя своей болью страдания тюремщику, умрёт и забудется. Навсегда.

— Нам надо переговорить с отцом, забыл? — Турукано подошёл неслышно, словно тень.

— Мы уже всё обсудили, — напрягся Финдекано. — Если я снова с ним заговорю, боюсь, не удержу себя в руках.

— Финьо, — Турукано сел рядом, брезгливо отодвигая от себя меч брата, — в чём, по-твоему, отец не прав?

— Во всём.

— Например, в том, что не несётся, сломя голову, в Альквалондэ, даже не дождавшись ответа короля Ольвэ?

— У меня нет желания тебе объяснять, что и почему я делаю. Хочешь идти к отцу? Вперёд! Но без меня.

— Послушай, брат…

— Брат? Турьо, ты хоть знаешь, что означает это слово? А честь? А взаимопомощь? Общее дело? Доверие, в конце концов? Вы все умудряетесь оправдать себя и своё лицемерие! Будьте такими, если хотите, но меня не впутывайте! У меня свой путь, своя жизнь, свой выбор!

Турукано покачал головой и встал. Объяснять Финдекано, что жизнь, особенно тех, кто от тебя зависит, может быть важнее братства и чести — бесполезное занятие.

***

Они стояли над обрывом, и тьма была не властна над пламенем факелов.

Восемь всадников. Восемь алых знамён. Внизу — черные волны моря, впереди — белые башни. Рядом верные воины.

Позади лишь руины прошлого.

Золотой звездой сверкала среди бесконечной ночи юная всадница, летя далеко впереди своих воинов и слуг. Она спешила, боясь не успеть догнать лидеров великого похода. Её семья, её народ были слишком инфантильны, словно во взрослых телах жили души маленьких наивных детей. Артанис знала, Тэлери точно такие же: её мать — яркий тому пример.

И теперь жестокие, познавшие горе Нолдор хотят с ними договориться. Принцесса Третьего Дома хорошо запомнила методы ведения переговоров, продемонстрированные её двоюродными братьями.

— Пропустите меня к королю! — крикнула Артанис, на скаку снимая шлем. Золотые с серебром доспехи отразили алое пламя факелов. Волосы, словно подсвеченные сиянием Лаурелин морские волны, рассыпались по спине, спускаясь на седло. Принцесса старалась не отвлекаться на восхищённые взгляды мужчин, понимая, что мечты о том дне, когда, с обожанием взирая на неё, толпа будет не просто любоваться красотой, а кричать: «Моя королева!», отвлекают от главного.

И все же один взгляд Артанис поймала. Лишь на мгновение. Чтобы потом равнодушно отвернуться. Что ей влюбленный юнец, пусть и внук короля, когда есть увлечённый её красотой сын владыки Нолдор. И он так смотрит…

Восемь алых знамён на холме колыхались на ветру, и восьмиконечные звёзды рода Феанаро затмевали творения Варды своим величием. И сейчас никто не думал о том, что ткань, какая бы красивая и прочная ни была, не может дарить настоящий свет, разве что в краткий миг, когда ее охватит ненасытное пламя.

— Король Феанаро, дядя, — почтительно склонила голову Артанис, бросая нежные взгляды Макалаурэ. Сердце девы ликовало, когда второй сын Куруфинвэ поддавался игре юной красавицы. — Что ответил король Ольвэ? Отправится ли с нами его народ?

Феанаро смерил надменным взглядом племянницу, и Артанис ощутила возрастающую в сердце злобу. Её гордость уязвили…

— Однажды, — с превосходством улыбнулся король, — юная дева ответила отказом на крайне важную для меня просьбу. Чего же она хочет теперь?

Артанис не сразу поняла, о чём говорит Феанаро, да и не хотела понимать. Ответ она получила, и отказ принцессу не устроил. Молча откланявшись, Нэрвен дала знак своим верным и повернула в сторону морского залива. Она и сама сможет поговорить с королем Ольвэ, ей не нужны посредники.

Нельяфинвэ незаметно проводил Артанис глазами, его лицо изменилось, и находившийся рядом Макалаурэ все понял.

— Артанис ничего не испортит, — примирительно улыбнулся менестрель, и Нельяфинвэ молча кивнул. В его глазах читался ответ: «Потому что портить уже нечего», но слова не прозвучали.

— Тэлери боятся нас, — усмехнулся Феанаро, смерив полным разгромного превосходства взглядом старшего сына. — Страх читался в каждой строке письма Ольвэ. Он через слово повторял «Валар, Валар, Майя Оссэ». Ты, третий по старшинству Финвэ, думаешь, что умнее всех. До поры до времени это будет сходить тебе с рук, но однажды случится что-то непредсказуемое, и придёт горькое осознание, что кто-то оказался умнее. Например, твой отец. И сейчас ты тщетно пытаешься собрать всех под мои знамёна, чтобы задавить Моргота количеством. Ты так и не понял, что сказал Эонвэ. Моргота не победить просто напав толпой. Он Вала, Третий Финвэ. Здесь нужно нечто большее. И это «большее» ни ты, ни я, ни кто-либо другой никогда не получит от тех, кто не хочет дать то самое «большее». Ты можешь погнать на убой хоть всё население Валинора, но если это будет стадо баранов, сердца которых не зажглись пламенем желания победить, ты проиграешь. Если за тобой идут из страха, тебя предадут. Так ответь мне, Третий Финвэ, зачем мне, королю великого народа, тащить за собой всех подряд?

— Надо поговорить, Тьелко, — сделав очень глубокий вдох, сказал Майтимо брату, отворачиваясь от отца.

Когда Феанаро говорил, его речь слушали, открыв рты, а когда он замолчал, эльфы закричали, восхваляя владыку. Сердца Нолдор пылали огнём, разожженным их лидером. Воины отправлялись в путь.

***

Впереди чернело море, сзади — руины. И эти две точки в пространстве в любой момент могли поменяться местами.

***

Проводив внимательным взглядом ускакавших в сторону далёкого леса сыновей, Куруфинвэ подумал, что только одни его дети никогда не сговорятся против отца: три прекрасных Камня, которые томятся в руках врага. Ярко сияющий Огонь славы, Холодный разум ученого и Тёплое пламя любви. Как же хотелось снова взять их в руки, почувствовать их, говорить с ними и знать, что они отвечают…

Это не вечно недовольный Нельяфинвэ, только и ждущий удобного случая занять место отца во главе народа Нолдор, не живущий в мире иллюзий Канафинвэ, которого любой может повести за собой, не Туркафинвэ, озлобленный на всех, не Морифинвэ, которому приходится постоянно пить какие-то секретные зелья, чтобы не перебить всех окружающих, не безвольный Куруфинвэ Атаринкэ, такой удобный для управления, но совсем не гордость семьи, не Питьяфинвэ и Тэлуфинвэ, которые никогда по-настоящему не станут яркими личностями.

Это прекрасные, благодарные своему создателю, творения души, а не плоти.

Бороться с болью потери и желанием вернуть хотя бы то, что вернуть возможно, сил уже не осталось. Феанаро все ещё держал себя в руках, казался несокрушимой скалой с пламенным сердцем, и никто не видел его истинного состояния.

Всё, что осталось в душе — невыносимое, сводящее с ума терзание, лишающее покоя, заставляющее рваться вперёд и пытаться забрать то, что было отнято. Не всё. Лишь Сильмарили. Они же не могут умереть.

Феанаро был уверен — его любимые дети никогда не покорятся врагу и никому не позволят завладеть собой. Любая попытка подчинить их обречена на сокрушительный провал. И ради этого стоит бороться.