Свет проклятых звёзд

Конечно, брат, тебя там ждут

«Славьте Народ, славьте —

Великий во все времена!

И славьте свою душу —

Великую во все времена!

Счастливый Народ живёт там,

Где люди сознательны

И мечтают о совершенном человеке,

Об истине, ведущей к избавлению от искажения

Ради людей, ради добра,

Ради братства человечества.

Идеи человека — единственное, что никогда не исчезнет,

И сквозь время потомки узнают прошлое.

Нет среди нас способного править миром —

Человек умрёт. Но не его идеи.

Счастливый Народ!

Мы идём сквозь время —

Счастливый Народ,

Победивший искажение».

Белемир отошёл от висящего на стене в красивой рамке листка с текстом. Зачем учителя заставляют зубрить наизусть эти строчки? Что в них такого важного? То, что надо стремиться к совершенству, и так понятно: руки мыть, зубы чистить, не говорить плохих слов, не ссориться, не драться, беречь книги… Что-то было ещё, кажется.

Ах, да, нужно чтить память великих отцов, что сгинули на войне и порицать матерей, бросивших детей после смерти мужей, ведь каждому ясно — женщины глупы и пох… похо… лиевые? В общем, им всегда нужен какой-нибудь мужчина, поэтому они бросают детей, чтобы не мешали. И только добрые библиотекари Крепости Исток готовы принять всех несчастных сирот.

Мальчик снова посмотрел на текст в раме. Трогать его было нельзя ни в коем случае! Жаль. Нарисовать бы там что-нибудь… И вообще, как запомнить написанное здесь? А ведь сегодня спросят! Не ответишь — лишат сладкого.

«Человек умрёт. Но не его идеи». Что это значит? Малолетний сын Бельдир задумался.

«Наверное, автор записи имел в виду себя — он ведь умер, а его книги мы до сих пор читаем и учим наизусть!»

— Вот вырасту, — сообщил тексту в рамке Белемир, — тоже что-нибудь сочиню, и все будут должны это учить! А не выучат — накажу! Строго! Особенно девочек!

Мальчик знал: женщин нельзя хвалить, пока они живы, а после смерти им похвала уже не нужна, зато мужчин можно чествовать всегда! Учтя для себя возможность быть в центре внимания, потому что родился не девочкой, сын Бельдир хотел добиться лестных слов от кого-нибудь и побыстрее, однако учителя выделяли среди воспитанников совсем других детей, и это было крайне обидно.

— Славьте народ, славьте, — закрыв глаза рукой, однако всё равно подсматривая сквозь пальцы, попытался читать наизусть мальчик. — Великий на все века… ой, времена…

Вдруг послышались приближающиеся шаги и голоса, и на пороге вместе с учителем появился незнакомый черноволосый мужчина в эльфийском маскировочном плаще.

— Привет, Белемир, — сказал он, улыбаясь.

— Я всё выучил, — заверил, сделав честные глаза, сын Бельдир. — Славьте народ…

— Молодец, — похвалил, не слушая, странный гость. — Позже расскажешь. Я — твой дядя Баранор. Я заберу тебя домой.

***

В тихую уютную комнату, где было тепло от очага, ворвались быстрые шаги и детские голоса.

— Дед! Дед! Не спишь? К нам ещё один твой правнук приехал! Его зовут Белемир!

Звонкая речь старшего сына Борона вырвала из затянувшихся печальных раздумий, и Беор обернулся.

— Эру милостивый! — старик, казалось, забыл о возрасте и палке, бодро поднялся с кресла и, ковыляя, подошёл к сыну Бельдир, только что прибывшему в поселение вместе с дядей. — Как ты похож на мамочку! И на моего мальчика Белена, деда твоего!

Обняв правнука, Беор зажмурился, по сморщенному, как высохший плод лицу побежали слёзы. Ребёнок растерялся, обернулся на кузена, с которым только сейчас познакомился: Боромир стоял довольный собой, скрестив руки на груди.

— Дед, — заговорил он оглушительно звонко, — представляешь: Белемир не знает ни одной игры! И стрелять не умеет!

— Я умею читать! И писать! Я знаю наизусть… — начал было протестовать сын Бельдир, но Беор успокаивающе погладил его трясущейся рукой по голове, отпустил из объятий и осторожно вернулся в кресло.

— Ничего, малыш, — сказал старик, — Баран… Борон… эх, опять путаю! Боромир научит тебя играм, а ты его — своим знаниям.

— Не кричите тут! — шаркая ногами, вошёл в комнату Баран, сутулясь и потирая поясницу. — Кыш, малышня! Спать мешаете! Уши от вас болят! Делайте, что я сказал!

— Видишь, Белен… Беле… как тебя зовут, напомни? — вздохнул Беор.

— Белемир.

— Видишь, Белемир, этот сварливый старикан возомнил себя главой семьи, но на самом деле это не так. Глава семьи я, и я вам разрешаю шуметь до захода солнца.

— Ура! Спасибо, дед! — запрыгал Боромир, схватил кузена за руку и потащил во двор.

— Иди, Баран, — проводив усталым взглядом детей, прошептал старый вождь. — Не порть мне настроение.

Что-то бурча себе под нос, старший и теперь единственный сын Беора перешагнул порог и резко, насколько хватило сил, закрыл за собой дверь. Грустный вздох отца он, разумеется, не услышал.

***

— Привет, брат.

Борон не сразу смог ответить Баранору, ловко спрыгнувшему с коня на дорогу. Тёплый эльфийский плащ разведчика был небрежно, неплотно запахнут, однако грел так хорошо, что под него не требовалось ни лишних жилеток, ни шарфов. А может быть, просто «воин света» привык к морозам, и дортонионская поздняя осень ему казалась летней прохладой.

— Давно не виделись! — наконец, опомнился Борон и обнял младшего брата, который теперь выглядел лет на пятнадцать старше своего возраста. — Давай разберём твои пожитки и поговорим. Я скучал по тебе.

— И я скучал, братишка, — наконец, улыбнулся, как родной, Баранор. — Хотя и некогда было думать о доме.

— Только знаешь, твоя комната занята. Мы пока постелим тебе в моей или в кухне, а потом сделаем пристройку.

— Не надо, Борон. Я ненадолго.

***

Уединиться в доме для разговора по душам оказалось невозможно, поэтому, взяв сидр и жареное мясо с репой и морковью, братья ушли в растопленную баню и заперли дверь.

— Вот чего мне не хватало во вражеской земле! — раскрасневшись и захмелев, заговорил, наконец, Баранор после длившегося почти половину дня молчания. — Ты даже представить не можешь, как мы там мылись и насколько редко! Но когда не уверен, проснешься ли утром, и наступит ли завтрашний день, чистота теряет значимость.

— И ты собираешься туда возвращаться? Зачем?

Борон подбросил дров, плеснул воды на печь. С шипением повалил пар, жар ощутился сильнее. Приятнее.

— Так надо, — подумав, ответил младший брат. — Однажды, когда трое наших ушли надолго и не вернулись в срок, мне приснился сон, будто наше укрытие нашли, убили тех, кто бросился в бой, скинули в наш подвал, заперли дверь и подожгли. Вместе с нами, живыми, не успевшими схватиться за оружие. Я, как наяву, ощутил запах гари, удушье, жар… Проснулся и подумал, что если так произойдёт, никто даже не узнает о нашей гибели. Мы просто не вернёмся домой, и всё. А нас будут ждать. Ты не представляешь, что я почувствовал… А, брат, ты ведь не знаешь! Я женился, у меня сын растёт. Берегом назвал.

— Поздравляю, — Борон поднялся с лавки, жестом позвал искупаться. — И когда успел?

— А чего там успевать?

Мужчины расхохотались, выбежали из бани и прыгнули в холодную воду ближайшего пруда. От разгорячённых тел поначалу шёл пар, и это почему-то казалось очень смешным.

— Как же ты истощал! — наконец, сказал то, что всё это время думал, Борон. — Кости да жилы. Женатые так не выглядят.

— Вам, мирным, не понять! — Баранор отмахнулся, вылез на берег и снова пошёл в баню.

Брат поспешил следом.

Когда дверь закрылась, и снова начало набираться тепло, разведчик, выпив сидра, хлопнул Борона по плечу:

— Ты даже не представляешь это чувство, когда возвращаешься из той тухлой чёрной дыры, стучишься в дверь, которую открывает любимая женщина и говорит, что у тебя подрастает сынишка. Конечно, тут хочется сразу усомниться: «А точно ли мой?», но потом выбегает навстречу малец, и ты видишь маленького себя. Сразу все вопросы отпадают.

— Моих четверых ты видел — все на меня похожи, — улыбнулся старший брат, поднимая кружку и принимаясь за мясо, — скоро ещё родится. И ты сынка Бельдир привёз. Значит, шестеро уже получается. Чего она сама-то не приехала? Жива?

— Да, я же говорил.

— Да я подумал, может, деда расстраивать не хочешь.

— Жива. Она решила оставаться в разведке. Говорит, мол, вернётся только с победой.

Покачав головой, Борон отставил кружку и набросил на плечи полотенце, как бы нечаянно пряча не слишком подтянутый живот.

— Ты меня, конечно, снова не послушаешь, — серьёзно заговорил старший из братьев, — но я всё-таки скажу. Дед решил мне дела передать, чтоб я вместо него правил народом, повёл меня на совет к эльфам. И я так понял, что бессмертные между собой власть делят, а мы им нужны даже не в качестве слуг, а как… Как те деревья, что мы сажаем и растим, чтоб потом ими печь топить! Правильно тётка говорила: «Ты не можешь знать, что в башке у того, кто тыщу лет прожил!»

— Зря ты так.

— Разве? Вот скажи — это правда, что эльфы сами к врагу не суются? Где же их хвалёный героизм? Уверен, истории их, которыми нас закармливают, как скотину на убой, враньё от начала и до конца. Были бы они героями, сами бы Моргота этого били!

По изменившемуся лицу Баранора стало видно — разведчик в корне не согласен со словами брата, однако спорить почему-то не хочет.

— Ладно, я признаю, что наш Ном хороший, — Борон отмахнулся, — но он лордам своим всем помогает и не спорит с ними. А они далеко не добрячки.

— Послушай, — глаза воина стали страшными, — ты не знаешь всех этих дел, они от тебя далеко, да и на слова деда о том, что эльфы — красота и истинное сокровище нашего мира, тебе плевать. Твоё право, брат, но ты должен знать, что эльфы у Моргота не живут. Это правда! И поэтому не враньё, что не могут они соваться на вражескую территорию — их сразу заметят! А рискуем мы не ради бессмертных, а ради самой жизни, потому что Моргот из любой земли выгребную яму делает! Захватит нас, будет тут вонь и тьма. Ты не видел просто.

Подняв кружку, старший сын Барана выпил и стал ритмично стучать по доскам скамьи.

— Уймись, брат, немного.

Неужто ты геройской жизни захотел?

Какую дорогу

Ты выбрал, что тебе на ухо эльф напел?

Ну что за жизнь! Кто друг, кто враг —

Ни ты, ни я понять не можем, к сожаленью всё никак!

Бери добро, седлай коня, скачи судьбе навстречу!

Ну, а выпьешь — вспомни про меня!

Нас время рассудит,

Лет десять пролетит, и ты меня поймёшь.

Меж нами не будет вражды, но помни:

Что посеешь, то пожнёшь!

Конечно, брат, тебя там ждут!

Догонят, и ещё дадут!

Своим ты будешь только тут!

Бери добро, седлай коня, скачи судьбе навстречу!

Ну, а выпьешь — вспомни про меня!

Баранор рассмеялся, отложив закуску:

— Да ты, смотрю, в менестрели подался!

— Нет, — смутился Борон, — я лишь немного перепел то, что от других слышал. Давно мне казалось, что эта песня про нас с тобой! А теперь, поговорив вот так, в баньке, да с сидром, убедился, что прав. Подумай, брат, останься дома. Мне одному трёх мальчишек растить! А может и четырёх! Пожалей брата!

— Ты знаешь, что я отвечу.

— Знаю-знаю. Знаю.

На улице окончательно стемнело, стихли звуки дня, и ударили первые морозы, однако вернувшемуся из морготового мрака Баранору звёздная лунная ночь показалась светлой и неописуемо прекрасной.

Примечание к части В начале был перевод песни «Ace of Base» «Happy nation», потом «Брат» группы «Knyazz»