С бабами не воюем
Ведя приёмную дочь за руку по уцелевшей после пожара части Фиримара, Аданэль думала, что лучше было бы обратиться со своей новой проблемой к эльфийским знахаркам, однако понимала — им пока не до девочки, которая не может спать после внезапного отъезда опекуна, прихода в дом ещё троих сирот и вести о грядущем появлении родного для приёмных родителей ребёнка. В конце концов, Грибница тоже знает, какие травки заварить, что на ночь пошептать.
Ветер то и дело приносил запах гари, однако направление быстро менялось, и привычные ароматы занимали место горьких напоминаний о недавнем бедствии.
В доме знахарки дверь была открыта. Аданэль, постучав исключительно из вежливости, переступила порог.
— Привет, тётя! — раздался сонный голос Андрет, сидевшей на скамье у окошка. — Я с Фаранором здесь, руку его лечим, а то, — сладко зевнув и потянувшись, внучка Беора продолжила говорить, — работать не может. А от него уже что-то там требуют. Иначе не заплатят, говорят.
Супруга Белемира, посмотрев, как Грибница обрабатывает страшный обожжённый порез на предплечье мужчины, спешно отвлекла от жуткого зрелища Аданэль-младшую, вручив ей листок и завёрнутый в тряпицу уголёк.
Фаранор зашипел, дёрнулся и выпил что-то явно пьянящее из стоящего рядом на столе стакана.
— Нескоро заживёт, — словно в чём-то обвиняя Андрет, произнесла Грибница, посмотрев на внучку вождя. — Много гадости попало, а рана глубокая. Примочки нужны. И постоянно их менять надо!
— Хорошо, — сонно отозвалась девушка, — я поняла.
— Чего раньше не пришли? Меньше б гноилось.
— Ой, Грибница, — Андрет сделала крайне смущённое и счастливое лицо, — ну ты же была молодая, знаешь, чем можно с любимым увлечься так, что на несколько дней обо всём забудешь!
— А ты чего хотела, благодетельница? — начав орудовать иглой, спросила знахарка у Аданэль, проигнорировав бессмысленную болтовню молодухи.
— Дочка плохо спит. Много волнуется, — супруга Белемира погладила девочку по голове.
— Это не проблема. Сейчас зашью и тобой займусь.
— Андрет, — Аданэль подошла к снова засыпающей родственнице, — зайди ко мне потом, я тебе твоё кольцо отдам.
Внучка вождя с ужасом взглянула на Грибницу, но та покачала головой, мол, всё в порядке.
— Есть хочу, — вздохнула Андрет, осмотревшись. — И спать. Фаранор, ты скоро?
Хмыкнув вместо ответа, кузнец выпил ещё.
— Помогите! — вдруг вбежала в дом знахарки женщина с грудным младенцем. — Все с ума сошли! На людей кидаются! Борона убивать идут!
— Что?! — Аданэль вскочила со скамьи, отдала свою сумку приёмной дочке. — Почему?
— Не знаю! С факелами идут! С топорами! И по пути всё крушат!
— Жди меня здесь, — приказала супруга Белемира Аданэль-младшей и побежала на улицу.
Девочка посмотрела ей вслед, опустила голову, засопела, однако не заплакала, в отличие от Андрет, которая сразу поняла, насколько всё плохо — если её семью признают виновной в пожаре, могут и убить, не разбираясь, кто прав, кто виноват, а кто просто ни при чём.
— Фаранор! — бросилась она к жениху. — Ты ведь защитишь меня?! Не бросишь?! Правда?!
— Глупая, — по-доброму отмахнулся пьяный от сидра и настоев кузнец, посмотрев на многослойный бинт, которым Грибница заматывала рану. — Любому башку проломлю за тебя.
Андрет нежно прильнула к Фаранору, стала гладить мощную грудь, забравшись пальцами под рубаху. Заигравшись с жёсткими густыми волосами на теле жениха, девушка невольно вспоминала гладкое изящное, но при этом мускулистое тело со смешным золотым пушком в некоторых интересных местах.
И без терпкого отвратительного запаха.
Рука дрогнула, стало неприятно прикасаться к будущему мужу.
Проклятый эльф! Как? Как теперь жить с обычным мужчиной? Кто поможет? Как перестать замечать и презирать то, что раньше нравилось или было безразличным?
Проклятый эльф! Ненавижу! Вовек бы тебя не видеть!
***
— Бериль — ребёнок! Дайте мне её забрать!
Аданэль видела и слышала, словно сквозь сон даже собственный голос.
— Не отдадим! — выкрикнули из дома. — Погибать, так всем!
— Не прикрывайтесь девочкой, трусы! — загудела толпа. — Выводите! И баб тоже! С бабами не воюем!
Из открывшейся на миг двери, декор на которой был весьма искусным, выбежала заплаканная Бериль и вместе с ней — мать, бабка и беременная кухарка.
— Пойдём отсюда, — поторопила женщин Аданэль, — быстро, как только можете!
Проводив баб, с которыми не воюют, криками и ударами кулаков по металлу и дереву, толпа снова обратила внимание на дом вождя.
— Давайте сожжём! — предложил кто-то, и грянул дружный хохот.
— Не надо! — услышали только несколько ближайших к узорчатому крыльцу поселенцев, однако вышедшего из двери Борона увидели многие. — Хватит огня.
— Ты опоздал! Бабы ушли уже! — загоготал народ. — Опоздал!
— Где Брегор? — спросил вождь, проигнорировав насмешки.
— Заволновался, глядите-ка!
— Где Брегор?
— А сам-то как думаешь, старик? — вперёд вышел невысокий сутулый крепкий мужик с седеющей бородой. — И на кой он тебе сдался? Ты давай скажи, как ущерб нам возмещать планируешь. Мы ждём.
— Сначала скажи, что с Брегором. Я знаю — он был среди вас.
— Среди нас, да не с нами! — выкрикнул молодой рыжий парень. — Доволен ответом?
— Нет.
— Ла-адно, — протянул конюх, гордый собой и поднятым мятежом. Подойдя к крыльцу, он обернулся на собратьев: — С нами твой Брегор. Среди нас.
***
Разговор с эльфийскими мастерами выдался сложным. В отличие от бессмертных номов, внук вождя был обычным человеком, поэтому нуждался в регулярном сне и отдыхе, а после борьбы с огнём и вовсе валился с ног, однако пришлось рассказывать о случившемся, успокаивать собратьев и обещать, что всё будет хорошо.
Эльфы понимающе кивали, предлагали валившемуся с ног смертному переночевать у них в шатре, однако Брегор был уверен, что должен находиться в гуще событий со своим народом.
— Я покушать принесла, — возникла словно из сна соседская девушка с корзинкой, — бери, угощайся.
Хотелось отказаться, однако голод взял верх.
— Спасибо, Мельдир, — через силу улыбнулся Брегор.
Пирожок был с яйцом и луком, самый обычный, но сейчас показался лучше любого эльфийского лакомства.
— Пойду остальное раздам, — девушка поклонилась и исчезла в рассветном сумраке.
— Спасибо, — сказал в никуда внук вождя, — надо отдохнуть. Посплю немного, и скотину посчитаю.
Устроившись на своих вещах прямо под открытым небом, молодой человек был уверен, что прилёг на чуть-чуть, однако открыл глаза, когда солнце стояло уже высоко. Ругаясь на себя последними словами, Брегор поспешил к пастухам и скотоводам, которые должны были встретиться и разобрать уцелевших животных, однако все понимали, что миром дело не решится, поэтому внук вождя заранее договорился о помощи четверых солдат.
К сожалению, не всё живое имущество можно клеймить или кольцевать, а некоторые хозяева просто считали это ненужным. Пришло время увидеть важность возможности предъявить права на животных и птицу, скреплённые чем-то неоспоримым.
— У меня сто две курицы! — кричал погорелец. — Я их сам, своими вот этими руками из огня выносил! Всех до единой! Это мои куры!
— Да у тебя отродясь перструшек не водилось!
— Чёрная — моя! — встрял в спор охотник.
— Твоя лошадь, говоришь? А чего ж она в загон не идёт? — донеслось из соседнего двора.
— Там гарью воняет, вот и не идёт!
— У меня тоже воняет, но ко мне пошла!
— Да я тебе счас…
Ругань слышалась со всех сторон всё громче, Брегор подошёл к ближайшим собратьям.
— А ну прекратили стычку! — крикнул он, не слишком рассчитывая на успех. — Где куры?
— Да вон! Согнали в сарай.
— Чей это сарай?
— Да чтоб я знал! Ничей!
— А твой где? — Брегор сделал глубокий вдох и максимально спокойно обратился к мужику, утверждавшему, что вся его птица в количестве ста двух куриц цела. — Покажи, сколько там трупов.
— Что?! Трупов?! — взбеленился тот. — Да я сам! Вот этими руками вынес! И цыплят!
— Так любой сказать может! — кинулся на него сосед. — Но в этом грёбаном сарае всего девяносто три птицы! Все твои, да?! Все твои?
Пришедшие с Брегором солдаты дали знак успокоиться, мужики нехотя подчинились, однако было видно — конфликт не исчерпан.
— Пятьдесят — твои, — заключил внук вождя, чувствуя лютую ненависть к себе, но не видя другого выхода.
— Да кто ты такой?.. — начал было орать хозяин кур, однако ему напомнили про вооружённых воинов, которых, между прочим, обучали эльфы.
— С остальными — видно будет.
Маленький ребёнок с перемазанными сажей руками и щеками побежал мимо споривших взрослых в сарай и схватил на руки бело-коричневую несушку.
— Фили, Фили, моя любимая! Моя хорошая! — начал наглаживать перья курицы малыш. — Пойдём домой! Зёрнышек дам! Водичку поменяю!
Брегор покачал головой.
— Оседлаешь — твой! — снова донёсся спор из-за лошадей.
— Так нечестно!
Раздались глухие удары, стало понятно — придётся вмешаться.
***
Потеряв счёт времени и уже не помня, когда последний раз нормально спал и ел, Брегор вышел из палатки, поставленной друзьями среди руин. Усталость ощущалась даже после отдыха, но молодой человек понимал главное — если он уйдёт домой, оставив дела народа деда без участия рода Беора, будет плохо. Это неправильно, так нельзя. Очень хотелось, чтобы рядом был отец, однако Брегор понимал — лучше уж одному, чем с таким родителем, как Боромир.
— Ты ж тут за главного типа? — сразу же окружили внука вождя собратья, почти все — в два раза старше самого Брегора. — Решай, что с этой шалавой делать, из-за которой пожар случился. Пряталась она в лесу, но мы нашли. И сынка её. И девку-малолетку.
— Пусть убытки возмещает! — завопил здоровенный детина. — Я на зиму без урожая остался!
«Это же невозможно», — подумал внук вождя, однако догадывался, что говорить подобное сейчас не стоит.
— Да! Пусть отрабатывает! — это уже явно говорилось не о повседневном труде в доме или поле.
— Мы не знаем причин пожара, — попытался перевести тему Брегор, и вдруг увидел в глазах собратьев ненависть: все эти озлобленные люди только что нашли виновную в своих бедах, уже придумали, как отыграются на ней, а какой-то сопляк смеет лишать их веселья.
— Ты её защищаешь? — толпа загудела. — Баба что ль твоя? У самого-то дом цел!
— Да нет у него своего дома! — загоготал престарелый плотник. — Это мамки с папкой дом!
Порадовавшись, что заручился поддержкой солдат, Брегор стиснул зубы.
— Разберёмся, — сказал он, прищурившись, — по чести.
— Да где вождь, Моргот его сожри! — донёсся издалека крик, почему-то послуживший призывом в бой.
Внезапный удар в челюсть повалил Брегора на землю, солдаты вступились, завязалась драка. Поднявшись на ноги, внук вождя вдруг оказался схвачен под руки, получил коленом в живот и по рёбрам, кто-то за него снова заступился, в нос прилетело локтем, видимо, случайно, и внук вождя опять оказался на земле.
Звякнула сталь, раздался вопль, хрип, гул толпы приблизился.
— Ты с нами или с ним? — спросили кого-то.
— С нами или с ним?!
— Долбанулся?!
Брегор, видя перед собой только мерцающую темноту, снова встал. Вокруг кипело побоище, крови становилось всё больше, появились первые тяжелораненые и странно неподвижные тела.
— Разойтись! — закричал внук вождя, переборов боль при резком вдохе. — Разогнать толпу!
Солдаты и без приказа пытались это сделать, однако получалось плохо, но, по крайней мере, на Брегора больше никто не нападал.
— К вождю! Пусть отвечает! — раздались призывы. — Пусть отвечает за всё!
Поняв, что не успеет обогнать впередиидущих, а вставать на пути обезумевшей живой лавины тем более бессмысленно, сын Боромира растерялся, и вдруг снова оказался окружён собратьями, ещё вчера считавшимися друзьями семьи.
— С нами пойдёшь, — сказал пастух. — Или потащим.
***
— А давайте их подожжём!
Запертые в сарае «виновники пожара» теснее прижались друг к другу. Донёсшиеся снаружи слова были насмешкой, однако и женщина, и её дети понимали — их ненавидят, им желают зла.
— Не, сначала решим, как они отработать должны!
— Она! Баба пусть отработает!
Моромир встал. От ночного холода кашель вновь усилился, поднялся жар.
«Всё равно не жить, а так — хоть за мать заступлюсь напоследок».
— Не смейте такое говорить! — сжав кулаки, бросился на запертую дверь юноша. — Я вам рожи расквашу! Откройте!
Снаружи расхохотались и, разумеется, не послушались. Парень начал колотить по доскам, мать и сестра заплакали, и Моромир замер.
Всё бесполезно.
От отчаяния юноша снова раскашлялся и бессильно сполз на пол сарая.