Свет проклятых звёзд

Пепел простит всё, что простить нельзя

Похолодало. Ветер дул непрерывно, пробирал до костей, но зато делал воздух прозрачным. Вокруг лагеря на Митриме собралась огромная стая молчаливых птиц, севших на ветви и застывших, словно неживые. Чёрно-серые перья отливали красным, мощные жёлтые клювы блестели, как отполированные рога.

Птицы были умные: стоило пустить стрелу, взлетала только та пернатая, которой угрожала опасность.

— Это тоже шпионы врага? — прозвучал голос воина со стены.

— А кто ещё? — ответил впервые покинувший палатку знахарей Авари. — Здесь половина зверей ему служат.

— Вовсе нет, — дориатский стрелок очень медленно потянулся к колчану. — Эти чернокрылы всего лишь плотоядные кочевники. Они прилетели с востока и ждут, когда нас можно будет склевать.

— Мы им не оставим тела, — разозлился Нолдо на стене и снова выпустил стрелу, одна из птиц взлетела, тут же вернулась на своё место, а древко оказалось в зубках вернувшейся посланницы Моргота.

Вернув стрелу лучнику, летучая мышь, держа в одной лапке свёрнутое письмо, села на мраморные зубцы.

— Где мой Асталион? — пропищало существо.

— Ему передадут, что ты здесь, — натянул тетиву Амдир. — Я поиграю с тобой, если поймаешь десяток птиц.

— Любишь их нежное мясо? — понимающе просвистела мышь, и ринулась к ветвям.

Дориатскому военачальнику пришлось сдержать обещание.

***

Асталион услышал слова вошедшего собрата, что ответ от Моргота пришёл, понимал, что должен идти… Но всё равно стоял у ложа умершего воина и не мог сделать шаг или отвернуться.

Сэльмо был мастером обработки серебра, жившим неподалёку от дворца короля Ольвэ, но волею судьбы заброшенным в Альквалондэ незадолго до трагических событий. Он ушёл в Эндорэ по своей воле, когда увидел, чем Валар и Майяр отплатили Тэлери за верность. Во время бунта на корабле Тэлуфинвэ Асталион спас Сэльмо и его собратьев, тайно проведя к себе в трюм. Потом они вместе собирали войско, сражались с волколаками…

Казалось, Сэльмо удивительно быстро шёл на поправку, несмотря на потерю ноги, но в этот день он просто лёг спать и больше не проснулся.

Выпив что-то со стола, надеясь, что это какой-нибудь дурманящий эликсир, Асталион ещё раз посмотрел в неподвижное лицо эльфа и вышел из палатки.

***

— Оставьте меня одного! — негромко, но безапелляционно приказал Нельяфинвэ братьям, и Феаноринги в молчании покинули шатёр.

— Он не сказал нам всего, — скрестил руки на груди Карнистир. — Уверен, сейчас всё переиграет.

— Пойдёмте ко мне, — предложил Туркафинвэ, снова бледный, с остекленевшим взглядом, тяжело опиравшийся на сколоченную из шлифованных палок опору. — Мне надо прилечь.

***

Походя приказав слугам принести вина и еды, Тьелко остановился у постели.

— Помогите мне не упасть, — стиснул он зубы. — Нога болит — выть хочется. Там на столе есть голубой пузырёк. Курво, дай его.

Макалаурэ отошёл в сторону, осмотрел сваленные горой свитки. Один из них был особенно помятый, значит, он и нужен.

Развернув карту и придавив углы подсвечниками, менестрель присмотрелся: да, это та самая схема расположения воинов, которую так яростно оспаривал Тьелко. Вот линии и обозначения Майти, а эти — как курица трясущейся лапой — Туркафинвэ. Да, решение настоять на встрече в Топях Сереха не вызовет протеста, ведь эльфийский король подробно разъяснил, что обоснованно опасается идти на переговоры в Ард-Гален, ведь там под землёй, как он выразился, «валараукар». Прижилась шутка Морьо про злых Валар. Однако «валараукар» не появлялись во время битвы на болотах, значит, можно не опасаться их неожиданного нападения.

Асталион со своими воинами и половиной «отряда» Дориата — без Амдира! — спрячется в лесополосе, в овраге, где подстерегали орки, поэтому не позволят войскам Моргота снова там прятаться.

«Почему без Амдира?» — раздражённо спросил тогда Туркафинвэ, из последних сил стоя у стола рядом с Майти.

«Чтобы они служили нам, а не ему в этой битве, — помрачнел Нельяфинвэ. — И не могли потом требовать плату. Слишком большую».

Макалаурэ вспомнил, как Тьелко, доказывая, что он, опытный охотник, лучше знает, как расположить войско в лесу незаметно, что он сам ещё не может ходить, ему нужно передвигаться верхом, и что он не позволит командовать его воинами даже королю, трясущейся рукой чертил, едва не разрывая бумагу, план размещения отрядов.

«Вот здесь! — ломая перо, ткнул Туркафинвэ в карту. — Здесь буду я! А сюда встанет Морьо и Амбаруссар! С собой бери Кано, а Курво пусть заходит с востока!»

Макалаурэ нравилось в этом плане всё, кроме одного: при таком раскладе в лагере на Митриме остаётся Амдир, который должен одновременно с выходом воинов «на переговоры» увести за южные горы остатки Нолдор. Он точно настолько надёжен? Народ короля Тингола — это же… Тэлери…

И кто поведёт эльфов — около сотни раненых — из временного убежища в горах? Линдиро? Ладно, ему вроде бы можно доверять.

— Если мы победим, — вернул менестреля в реальность голос Морифинвэ, — то однажды сможем собрать армию и захватить Валинор. Если проиграем, Нолдор в Средиземье перестанут существовать.

— Я предлагаю выпить, — встал Куруфинвэ, всё ещё внутренне содрогаясь от того, что он больше не младший. — Если то письмо, которое заставило Нельо нас прогнать, было согласием Моргота на все наши условия, то… Война скоро закончится. И, похоже, нашей победой. А это значит, все наши потери были ненапрасны.

Феаноринги подняли бокалы, и повисло молчание: воспоминаний оказалось слишком много, и они были чересчур тяжелы.

— Мы вернём Сильмарили, — печально улыбнулся Питьяфинвэ после третьего опрокинутого бокала. — Кано, покажи ещё раз план сражения.

В подсвечниках сменилось по несколько свечей, братья снова и снова обсуждали схемы на карте, бокалы наполнялись и пустели, а Туркафинвэ спал.

***

Полог шатра всколыхнул неизвестно откуда прилетевший ветер, и к Феанорингам вошёл Линдиро. Очень настороженный. Протянув оказавшемуся ближе всех ко входу Тэльво свиток, старший сын Асталиона поклонился.

— Король Нельяфинвэ приказал мне передать окончательный план битвы и отступления из лагерей, о которых знает Моргот, просил вас ознакомиться, а потом принц Канафинвэ должен явиться к своему королю один.

— Я никогда не привыкну к тому, что Нельо король, — скривился Карнистир, — мне этот титул в сочетании с его именем слух режет. Что вы на меня так смотрите? Сами так же думаете!

Линдиро откланялся и ушёл. Тэлуфинвэ развернул свиток, присмотрелся… И побледнел. Но потом вздохнул с облегчением, не сумев этого скрыть.

***

Путь от шатра Туркафинвэ до Нельо показался Макалаурэ бесконечным. Менестрель шёл, шёл… Думал… И пытался ненавидеть и ругать себя и братьев за то, что безоговорочно согласились с окончательным решением короля.

Оправданий для себя нашёлся длинный список, состоящий из вполне разумных и не очень обоснованных утверждений, вроде «нельзя допустить, чтобы род Феанаро угас в Средиземье», «если кто-то и должен править, то именно его потомок», «раненым воинам в бою с самим Морготом делать нечего» и подобного, подобного, вплоть до трепетной заботы о жизни и здоровье любимой семьи.

Но, анализируя ситуацию, отбросив самооправдание, Макалаурэ видел иное: Нельяфинвэ забирает всех воинов, кто не был серьёзно ранен, оставляет братьев в горах с горсткой еле живых эльфов, на Митриме всем руководит Амдир, и, что самое главное, все Феаноринги этому только рады. Менестрель понимал, что страх перед боем с самим Морготом — это абсолютно нормально, особенно теперь, когда мощь Айнур показала себя в сражении. Конечно, давая на ступенях тирионского дворца Клятву, Феаноринги и представить не могли, что им предстоит, тогда страшно не было…

Продолжая себя ругать, Макалаурэ остановился перед входом в шатёр своего короля. Своего брата.

Есть ли смысл требовать объяснений? Возможно. Но… Ведь менестрель на самом деле не хочет идти в этот бой! А начнёт высказывать протест — Нельо ведь может передумать…

Но в глубине души Макалаурэ был уверен: брат не передумает. Ведь… Если он победит Моргота один, никто не будет иметь права претендовать на Сильмарили и оспаривать его власть.

До шатра один шаг. Почему же его так сложно сделать?!

***

— Знаешь, что самое забавное? — спросил, не оборачиваясь, Нельяфинвэ, и Макалаурэ вздрогнул, уверенный, что отодвинул полог шатра бесшумно, и брат не должен был его заметить, пока он не поздоровается.

— Что? — голос менестреля непростительно дрогнул.

— Я договорился с Морготом, что каждый из нас придет в сопровождении не более трёх дюжин охранников.

Нельяфинвэ усмехнулся, но Макалаурэ было совершенно не смешно.

— Моих «охранников», — очень странно улыбнулся король, — в десять раз больше. Забавно, не правда ли?

— Рад, что тебе весело.

Улыбка Нельяфинвэ была еле заметная, абсолютно не искренняя и крайне неприятная:

— Было бы больше.

Взгляды братьев встретились, и Канафинвэ стало очень холодно. До дрожи.

— Но у нас больше некому сражаться, а откладывать переговоры и тянуть время нельзя, — Нельяфинвэ сдавил ладонью перо, и оно превратилось в бесполезный смятый комок. — Промедлим, и всё сорвётся.

— Отец тоже так думал, — осторожно сказал Макалаурэ.

Майтимо не ответил. Он всё ещё смотрел в сторону брата, но уже не на него, а сквозь. Макалаурэ чуть отошёл, направление взгляда короля не поменялось.

— Асталион уже должен выступить, — отрешённо произнес Майтимо. — Примерно через треть дня он займёт позицию. Интересно, сколько «охраны» будет у Моргота?

— Я не знаю, что сказать, — вздохнул менестрель, опустив голову. Он чувствовал себя ужасно.

— Давай просто выпьем, — чуть теплее сказал король. — Наливай себе вино, и представь, что всё хорошо. Что это значит для тебя?

Бокалы поднялись, братья молча выпили, и Макалаурэ вздохнул:

— Когда ты говоришь «всё хорошо», я почему-то вспоминаю, как втроём с Финьо и Финдарато напивались, шли на дворцовую площадь, пели, соревнуясь, у кого получится смешнее, а потом шли злить Морьо.

— Или меня, да?

Макалаурэ показалось, что сквозь привычную маску надменности на лице его брата проступила очень глубоко спрятанная печаль.

— Или тебя, — согласился менестрель. — Тебя даже интереснее, но застать дома было сложнее.

В часах, стоявших около стола, пересыпался кварц, и Нельяфинвэ на миг закрыл глаза.

— Вот, — снова спокойно, с достоинством произнёс король, протягивая брату свиток с печатью, — это приказ. О назначении тебя моим наместником в случае моего отсутствия, даже если оно длится один день. Кроме того, там написано, что в случае смерти короля корона переходит тебе, и далее твоим потомкам.

— Опять пытаешься меня женить? — Макалаурэ очень хотел разрядить обстановку, но его слова игнорировали.

— Здесь, — Нельяфинвэ протянул внушительный рулон, — карты и очень приблизительные проекты того, что можно построить в землях, свободных от Моргота. Там есть то, что понравится Тьелко: крепость среди леса на пересечении рек.

Король помолчал, смотря на свечу, поморщился.

— Составитель этих карт, — ровным голосом сказал Майтимо, — умер от ран день назад.

Макалаурэ стало ещё тяжелее на сердце.

— Я передал вам план отступления, — взгляд Нельяфинвэ снова стал страшным, — его использовать нельзя ни при каких обстоятельствах, ясно?! Ты не понимаешь, почему? Ох, Кано…

— Ты… — руки Макалаурэ затряслись, он поставил бокал, потому что держать не мог. — Не хочешь знать, где мы будем, чтобы…

— Чтобы не выдать вас врагу, да, Кано.

Повисло молчание.

— А это, — голос Нельяфинвэ снова смягчился, и в руки менестреля, всё ещё не способного держать что-либо, тяжелее бумажного листа, лёг маленький свиток, — я сдержал обещание.

— Какое? — Макалаурэ изо всех сил пытался успокоиться.

— Однажды я обещал не сжигать стихи, даже если они мне кажутся ненужными. Ты сказал, что сделаешь из них песню.

Менестрель попытался развернуть бумагу, но пальцы всё ещё не слушались.

— Это всё, Кано, — словно ничего не происходит, сказал Майтимо. — Иди. Мне скоро отправляться на переговоры. Надо закончить приготовления.

Собрав бумаги, Макалаурэ вышел из шатра и всё-таки развернул маленький свиток.

Строчки были в беспорядке, перемешаны с наскоро нарисованными звёздами и горами.

Пепел летит,

Тенью закрыл глаза.

Пепел простит

Всё, что простить нельзя.

Пепел хранит

Всё, что забыть нельзя.

А время не догнать…

Равняет век с секундой.

Летать с тобой мне было трудно,

А без тебя я не могу дышать.

И только ляжет на ладонь пепел,

Станет мне бичом ветер,

Память обожжёт плетью,

Душу оплетёт сетью ночь.

Макалаурэ свернул листок и, вытирая глаза, посмотрел на небо. Пепел… Только пепел…

Менестрель совсем не так хотел спеть об отце, но раз обещал… Пусть песен будет много. Величайший из эльфов это заслужил.

Примечание к части Стихи из песни "Пепел" гр. "Черный кузнец"

Если кто-то слушает указанные тут песни, так вот слушать её целиком рано.