Свет проклятых звёзд

Король вражеского народа

— Почему ты спас меня? — после долгого молчания спросил Майтимо, и Финдекано, до этого момента уверенный, что Феаноринг спит, растерянно поднял глаза от книги.

Стоящая на столе свеча задрожала.

— А как иначе?

Лёжа с закрытыми глазами, Нельяфинвэ улыбнулся шире.

— Ты знаешь, как. Скажи, Финьо, почему ты не сделал этого сразу? Почему ушёл вместе со всеми, а вернулся позже и один?

Финдекано задумался. Со всеми? Вернулся?

Знахарки, вошедшие в шатёр немногим ранее и занимавшиеся приготовлением снадобий, делали вид, что ничего не замечают. Митриэль сидела в стороне, молча наблюдая.

— Май… — начав говорить имя, принц осёкся и замолчал. Нельяфинвэ улыбнулся.

— Меня теперь и Руссандол не назвать, да?

— Нельо, — выдохнул Финдекано, — я шёл через Хэлкараксэ со своими верными далеко впереди отца. В Альквалондэ, когда мы ждали корабли, случилось многое. И когда вы сожгли флот, я ушёл, никого не дожидаясь. Путь был сложным, продвигались медленно. А здесь, в Эндорэ, меня нашёл Кано. И попросил о помощи.

Майтимо не ответил, не шевельнулся, но дыхание участилось, из носа к губам побежала багровая капля.

— Мы условились, что я привезу тебя к нему, а потом — к твоим братьям, — монотонно говорил Нолофинвион, смотря, как знахарка, приложив ладони к вискам Феаноринга, делает круговые движения руками, что-то втирая в кожу. Запахло пряностями и жиром.

— Почему ты этого не сделал? — еле слышно прошептал Майтимо.

— Слишком далеко, — в голосе Финдекано прозвучала злость, которую не удалось вовремя скрыть.

— Кано… — Феаноринг снова захрипел, попытавшись говорить, а не шептать, — он уехал от остальных? Кого оставил наместником?

Сын Нолофинвэ не знал. Не дождавшись ответа, Феаноринг, чувствуя, как засыпает из-за мази, нанесённой на правую руку для безболезненной смены бинтов, задал последний вопрос:

— Ты сообщил, что я жив?

И Финдекано понял, что обещал, но забыл это сделать.

***

Сталь заблистала в свете Итиль, отразив белые лучи небесного цветка. На лезвии, остром, словно бритва, были лишь едва заметные царапины у краёв, золотая рукоять с рубинами и дивной резьбой играла переливами отражённого сияния звёзд, притягивая восхищённый взгляд.

Резко вогнав меч в ножны, Глорфиндел пошёл к высокому костру, около которого Эктелион пересчитывал перекованное заново для войска короля оружие, сломавшееся при переходе через Хэлкараксэ, и явно был чем-то недоволен.

— Серебро не горит, — сказал воин, оторвавшись от списков и посмотрев на друга. — Оно плавится, и способно снова стать смертоносным кинжалом, как только остынет. Знаешь, чьи это слова, Лаурэфиндэ?

— Нет, конечно.

— Даже не догадываешься?

— Эктелион, это мне совершенно не интересно. На рассвете я ухожу на юг, чтобы догнать Финдарато, потому что вдруг выяснилось, что договориться о встрече с местным лордом удалось только ему. И я должен попробовать сойти за своего среди Третьего Дома, чтобы узнать… Неважно. Эктелион, возьми, — откинув плащ, сказал Нолдо, протягивая меч другу, — хозяину он не нужен, а мне… Мне тоже не нужен. Он слишком вычурный, чтобы им сражаться, а лишить боевую сталь возможности проливать кровь, украсив ею стену залы, жестоко. И нечестно.

Эктелион широко раскрыл глаза.

— Бери. Сыну отдашь.

Сунув в руки друга меч, Глорфиндел собрался уходить, но воин окликнул его:

— Слова о серебре принадлежат тому, к кому ты едешь. Новэ Корабелу.

***

— У одного всё получается гладко, у другого путь лежит через ледяную пустыню, — отрешённо произнёс Нолофинвэ, смотря на светлеющее небо, заметив, что знахарка рядом. — А кто-то будет счастливчиком и везунчиком, где бы ни находился. Что бы ни делал. Как бы его не предавали. Увы, счастливчиком я не был никогда. Тебе есть, что сказать мне, Митриэль?

Эльфийка кивнула. Да, сказать есть что. Но… как? И стоит ли говорить всё?

Король и целительница стояли на небольшом холме у шатра в центре огороженного частоколом лагеря, вокруг кипела жизнь, кто-то шёл спать, кто-то только проснулся, а кто-то и не думал отдыхать. Солнце поднималось выше.

«От моих слов, сказанных сейчас, — почему-то вдруг испугалась знахарка, — будет зависеть… всё!»

Именно в это мгновение пришло понимание, что можно повлиять на ход истории, лишь правильно рассказав то, что ждёт король. Можно отыграться или проявить милосердие, разжечь огонь вражды, подлив в него свежую порцию масла, или, наоборот, охладить горячие угли.

— Твой сын, — негромко проговорила Митриэль, — собирается послать гонца к Канафинвэ Феанариону. Наместнику. Короля. Он где-то вне своих владений, и кто наместник вместо него, неизвестно. Ты позволишь гонцу уехать из лагеря?

Нолофинвэ внимательно посмотрел в глаза эльфийки. Какой же необычный цвет!

— Конечно, позволю. Но гонец поедет не один.

— А будет думать, что один? — спросила Митриэль.

Владыка не ответил. Переведя взгляд на небо, Нолдо залюбовался глубоким синим цветом.

— Как состояние Феанариона? — небрежно, словно о чём-то неважном, спросил он знахарку.

— Лучше, чем когда привезли, — в голосе Митриэль прозвучала неприязнь, — его жизни уже ничто не угрожает, но мышцы ослабли настолько, что он даже дышит с трудом. Спина изогнута дугой, и выпрямить нет возможности, плечи на разной высоте, голова не поворачивается, одна нога существенно короче другой, потому что тазовые кости смещены. К голове приливает кровь, от этого носовые кровотечения, резкие боли. Тошнит от еды, снадобий и даже простой воды! Улучшения есть, но слишком незначительные. Рана затягивается. Постепенно.

Нолофинвэ опустил глаза.

— Найдите лекарей среди местных эльфов, — сказал король после недолгого раздумья. — Полагаю, они уже выхаживали спасённых из плена Моргота собратьев. Должны знать, что делать. Я поручаю поиск тебе. Иди. Возьми верных для охраны.

Поняв, что больше ничего сказать не позволят, Митриэль почтительно откланялась и пошла вниз с холма, думая о том, что могла сделать, но даже не попробовала.

***

Солнце поднялось выше, с севера приплыли рваные прозрачные облака, и сквозь них во все стороны от светила разошлись золотые лучи.

— Звезда Дома Финвэ, — улыбнулся король. — Ариэн в своём грозном великолепии прославляет моего отца. Забавно. Интересно, что натолкнуло нолдорана на мысль о создании именно такого герба? Тогда ведь не было Анар.

«Если смотреть на звёзды сквозь лепестки цветов, — всплыли в памяти слова отца, — небесные огоньки заиграют неожиданными оттенками. Каждой звезде нужен свой цветок, чтобы стать неповторимой, а каждому цветку — своя звезда, ведь без света жизни быть не может. Звёзды влюбляются в цветы, проникают в них лучами, и на лепестках рождаются капли росы. Но однажды любовь небесной искры и лесной лилии породили не воду, а лаву. Ты знаешь, мой маленький сын, что бывает, если бросить растение в камин?»

— Знаю… — вздохнул Нолофинвэ, считая расходящиеся между облаками лучи.

Подувший со стороны моря ветер принёс запах снега: снова приплыл с течением лёд.

Мысленно перенесясь из прошлого в настоящее, втородомовский король сжал зубы: его статус опять становился сомнительным. Слишком много владык! Это нельзя так оставлять. Но как сохранить власть? Месть подтолкнула его народ к исходу и признанию Нолофинвэ королём. Месть. Морготу и Феанаро. Уверенные, что Моргот уже побеждён, Нолдор шли с огнём в сердцах, желанием заставить предателя заплатить за неблагодарность: ему помогли в Альквалондэ ценой крови и чести, а он бросил своих спасителей на суд Валар и лишил славы победителей сильнейшего из Айнур. А теперь…

Теперь уже доподлинно известно, что предатель и безумец Феанаро Куруфинвэ мёртв, его старший сын — король Нолдор! — борется за жизнь после спасения из плена. Нет, рабства. После спасения из рабства. Но, как бы то ни было, мстить ему… Вопиющая, недостойная низость. Необходимо найти его подданных, мстить которым не стыдно, раз уж Моргот не соизволил открыть ворота.

Но что делать с королём вражеского народа, попавшим в плен к тем, кого обрёк на верную, мучительную гибель во льдах?

Вражеского народа?! В плен?!

От чудовищных формулировок темнело в глазах. Это же… родня…

Эру! За что?!

Нолофинвэ еле удержался, чтобы не схватиться за голову. Солнце слепило, облака рассеялись.

Короля вражеского народа нужно судить. Когда он будет в состоянии отвечать. А пока есть время записать всё, в чём он виновен.

— Нет, — Нолофинвэ показалось, он задыхается, — нет, сейчас самое время напиться.