Свет проклятых звёзд

Старуха Хала, прости!

Дрожащие неопрятные руки прикоснулись к шее, изучая одутловатость. Кожа была горячей, под челюстью по бокам прощупываись болезненные шарики. Горло жгло, и дышать становилось труднее. Сомнений не осталось — страшная хворь не прошла стороной.

— Это я во всём виновата! — в отчаянии прошептала аданет, кутаясь в тёплые одеяла, но всё равно не согреваясь. — Я! Если кто-то узнает, что со мной, меня проклянут!

К жилищу кто-то подошёл, шаги показались узнаваемыми.

«Нет! Если меня такой увидят…»

— Уходи! — крикнула дрожащая в лихорадке девушка, стараясь, чтобы голос не хрипел. — Ты меня заразишь! Уходи, понятно?! Я не шучу! И всем скажи, чтобы не приходили! Я из-за вас заболею! Еда у меня есть! Стирать не нужно!

Шаги послушно удалились. От страха и отчаяния по горячим, с неестественным румянцем щекам покатились слёзы.

— Я не хочу умирать! — запричитала аданет. — Пожалуйста!

Очень хотелось пить, но сил встать не находилось. Как же хотелось, чтобы кто-нибудь позаботился! Но ведь тогда все узнают! Мама отругает! Будет очень долго ругать! А папа и побить может!

— Не надо было звать Халу! — Хириль зарыдала. — Это всё я! Я должна всё исправить! Прости, старуха Хала! Прошу! Я всё исправлю!

Собравшись с иссякающими силами, младшая сестра Харет оделась, закутала платком голову и шею и побежала на берег, не обращая внимания на вечерний холод и мелкий дождь. От жара трясло, вода в речушке казалась ледяной, но Хириль даже такую была готова пить, не отрываясь. Немного утолив жажду, девушка принялась искать подходящие камешки.

— Прости, Х-хала! П-прости! — повторяла она сквозь слёзы и головокружение. — П-прос-сти-и!

Один кругляш, второй… Замечая нужные по форме голыши, Хириль сразу клала их на песок, начертив, как ей казалось, ровное кольцо. Третий, четвёртый…

— Пр-рости м-меня, ста-ста-руха Хала-ла! — зубы стучали, мешая говорить, аданет затравленно озиралась, боясь быть замеченной, но в спускающемся на рощу вечернем мраке, полном страха неизвестности, всем было не до одинокой соплеменницы у воды. — П-п-п-прос-ст-ти-и!

Пятый, шестой… Дуга постепенно складывалась, и мало что способная осознавать из-за жуткой горячки девушка видела линию идеально ровной. Это не соответствовало действительности, вместо круга получался волнистый контур лужи, но Хириль, задыхаясь от жара и болезни, не сомневалась в совершенстве творения.

— Прости-и! — несмотря на стучащие зубы и невыносимо колотящееся сердце, аданет произнесла это довольно чётко. — Я по-потрево-ожила т-тебя! Не гне-невайся! Мо-олю! Ухо-хо-ди с ми-ми-р-ром! Пожа-жалуйс-ста!

Неидеальный круг замкнулся, стало совсем темно, голоса вдали то стихали, то снова доносились громче.

— Ста-та-руха Хала! Приди к-к-к мне! — трясущаяся рука указала в центр фигуры из камней. — П-при-риди!

Из мрака ночи выступил чёрный силуэт.

***

За долгие годы совместной жизни Глорэдэль привыкла понимать.

Понимать приходилось часто: Кабор пришёл поздно домой, Кабор вообще не пришёл ночевать, Кабор пришёл пьяный, Кабор отдал вещи или запасы еды, Кабор не рассказывает о работе, Кабор подолгу молчит и улыбается своим мыслям.

Любая другая женщина заподозрила бы супруга в измене и, возможно, стала бы с ним ссориться, выясняя отношения. Однако, Глорэдэль сама поступала точно так же, поскольку тоже была знахаркой. Дочь вождя Хадора точно так же порой приходила поздно, потому что не могла бросить больного; оставалась в госпитале на ночь, поскольку требовалось принять сложные роды или помочь едва выжившим погорельцам; напивалась до потери способности ходить и говорить, когда, к примеру, родственники умершего на руках лекарей человека начинали угрожать расправой самим врачевателям и их семьям; отдавала нуждающимся вещи и запасы из дома, не в силах видеть страдания попаших в беду сородичей; молчала и улыбалась за ужином, вспоминая счастливые лица больных, победивших смерть и страшные хвори.

Много для чего не находилось слов, сотни историй так и оставались не рассказанными друг другу, но между Глорэдэль и Кабором неизменно оставалось понимание, от его корней которого произрастало безусловное доверие. На нём и цвела любовь. Супруги не ждали друг друга, сидя у окна до глубокой ночи, не бежали в госпиталь, требуя объяснений, а просто шли спать.

Но сейчас всё обстояло иначе. Глорэдэль, проснувшись и не обнаружив рядом супруга, а в палатке — следов его появления, встревоженно вскочила с лежанки и, наскоро сделав всё необходимое для защиты от заразы, выбежала на улицу под начинающийся дождь. Да, в Барад Эйтель знахари могли долго не приходить домой, если случалась беда, но здесь… Кабор должен был зайти за снадобьями! Не зная, что делать, Глорэдэль подошла к первому встречному — тащившему вязанку хвороста старику и, ни на что не рассчитывая, спросила, не видел ли он лекаря-чужака.

Седой горбатый халадин задумчиво открыл беззубый рот.

— А вон! — кивнул он круглой головой на тонкой шее в сторону рядом стоящих шалашей на возвышении. — Там его тож ищуть. Шпроши, мож, нашли.

Дедок вдруг заулыбался, начал откровенно рассматривать Глорэдэль.

— А ты крашота-а! — просиял он, даже будто помолодел. — Было б мне лет поменьше… Эх!

Не дослушав фантазии халадина, аданет поспешила наверх к шалашам. Заметно ощутилось, что когда-то она бегала быстрее и дольше, вот бы сейчас так… Сама бы мужа нашла в один миг, но приходится ковылять, запыхавшись и думая, как бы отдышаться побыстрее.

— Кабор, — проговорила Глорэдэль, тяжело втягивая воздух, — лекарь, он мой муж. Не видели? Он не приходил ночью.

Две усталые женщины просто отвернулись, лишь слегка пожав плечами, а из шалаша, около которого висело особенно много белья на палках, показалась старушка с весьма характерно опухшей шеей.

— Ищем твоего мужа, — прохрипела она, взявшись за горло. — Мамка его, — дрожащая рука указала на домик, — ушла искать, дитя спасать надо.

— Я могу помочь, — Глорэдэль подошла к больной женщине. — И тебе тоже.

— Не-е, — та отмахнулась, — я своё отжила. Ребёнка спаси. Можешь?

Зная, насколько часто плёночная хворь уносит жизни, знахарка кивнула, надеясь, что малыш, если и не поправится, то хотя бы умрёт позже бабушки. Увы, порой даже столь кошмарная реальность отчасти превращалась в благо.

В шалаше стоял терпкий узнаваемый запах лечебных смесей, и Глорэдэль невольно улыбнулась: Кабор был здесь недавно, либо оставил достаточно снадобий и полосканий. Больная девочка не выглядела умирающей, хоть и чувствовала себя плохо, но её состояние внушало некоторые надежды.

— Мама сказала, — прохрипела за спиной знахарки старушка, — слушаться эту тётю. Покажи, как ты ротик открываешь, чтобы горлышко прочистить!

Ребёнок подчинился. Знахарка быстро нашла всё необходимое, снова мысленно поблагодарила супруга и принялась за работу.

— Муженька твоего, — начала через силу говорить бабушка, хлопоча с водой и тряпками, — от нас люди вождя забрали. И больше никто не видал его. Многие это видели, пошли к Халдану требовать лекаря отпустить. Но он… — старая аданет закряхтела, закашляла. — Он во всём, как булыжник, что с горы покатился. Не остановишь.

— Спасибо тебе, — Глорэдэль сказала это твёрдо, но сердце ушло в пятки. Кабора забрал безумный старик и держит у себя?! Но ведь у супруга нет достаточного количества лекарств… Решив скорее закончить с девочкой, знахарка отчаянно пыталась придумать, что делать дальше. Вспомнился готовый прийти на выручку юный Халдир, но он пока не вернулся из леса. Придётся просить всех — кто-нибудь да не откажет.

***

— Спускаться им неудобно! Идти им далеко! А потом воду грязную пить удобно? Достать бегать близко?!

Женщина с начинающим расти горбом, особенно заметным слева, тащила полную белья корзину и ругалась.

— Вода к нам течёт! Удобно им там! Если все там грязюку свою смывать будут, потом она к нам обратно и приплывёт! Пустые головы! Надо за рощей стирать, а не перед ней! Идти им далеко! Молодые, а слабые! Что за люди пошли?! Мы такими не были!

Ступив на спуск к воде, аданет посмотрела не только под ноги, а чуть вперёд, и вдруг вскрикнула, едва не уронив всё, что несла: у кромки воды неподвижно лежала девушка. Поставив корзину на траву, женщина подбежала к ней, присмотрелась, осторожно тронула и поняла — юная соплеменница мертва.