Конверт и свадебное платье
В открытое окно летела песня, исполняемая гостившими в Дор-Ломине эльфами Хитлума и прибившейся к ним толпой. В середине лета, как обычно устроили ярмарку, на которой продавали всё, что смастерили и сшили долгими зимними ночами, либо уже успели вырастить. Например, в этом году козы оказались особенно плодовиты, приносили здоровых козлят, и городская площадь заполнилась блеянием, заглушавшим более приятные звуки.
Брегиль взглянула на конверт, который только что небрежно бросила на стол. Почему-то казалось — она заранее знала содержание письма, поэтому хотелось оттянуть неизбежное до последнего.
Увы, беда не приходит одна, и если смерть заглянула в дом, то останется надолго.
— Валар предали свой народ! — долетало с улицы пение. — А людям просто всё равно.
И та война, что лишь грядёт,
Уже проиграна давно.
Но если кто-нибудь из нас
Способен что-то изменить,
Мы все пытаемся тотчас
Весь мир спасти или сгубить.
— Мама! — вбежал весь потный старший сынок с полупридушенной ящерицей в кулаке. — Когда папа вернётся?
Брегиль бросила короткий взгляд на конверт — пока запечатанный — и пожала плечами:
— Не знаю, Брандир, осенью, наверное.
Ребёнок кивнул и выбежал из дома. Темноволосый. Редкость в Дор-Ломине. Его младшая сестра Бельдис тоже уродилась похожей на мать, и это немного успокаивало дочь фиримарского вождя: знахарки уверяли, что у мужчин, как правило, не бывает так, что от одной женщины дети на него похожи, от другой — нет. Семя либо сильное, либо не очень. Соответственно, те светловолосые дети, которые вдруг стали рождаться в Фиримаре, когда Брегиль и Арахон приехали из осадного лагеря, всё-таки не от чересчур любвеобильного воина света.
Или?..
Посмотрев на конверт, Брегиль зачем-то подошла к сундуку с вещами, погладила рукой бережно хранимое свадебное платье. Отец тогда не пожалел мирианов, заказал наряд у эльфийских портных. Теперь оно уже не налезет, даже если шнуровку ослабить, а тогда…
«Мама была жива», — сделала ещё больнее мысль о недавней утрате.
Когда печальная весть только прилетела, дочь вождя хотела вернуться в Фиримар, или, как его стали в последнее время именовать — Ладрос, и присмотреть за младшим братом, но потом подумала, что за мужем следить всё-таки важнее.
Взгляд снова упал на письмо.
— Валар забыли свой народ,
Кто знал безумие страшней?
И та война, что лишь грядёт,
Погубит тысячи людей.
Кого теперь объявят злом?
Кто победит, а кто падёт?
И как рассудит нас потом
Владыка, что престол займёт?
«Странная песня какая-то», — подумала аданет, вслушавшись в слова, доносившиеся с улицы.
Достав свадебное платье из сундука, Брегиль приложила его к себе и повернулась к зеркалу.
***
— Какая ты сегодня красивая! — Арахон, гладко причёсанный и разодетый, словно эльфийский лорд, подошёл к невесте под радостные крики и аплодисменты семьи фиримарского вождя.
Маленькая Гильвен с завистью фыркнула, но нянька сразу же шепнула, что у юной леди платье дороже, чем у её взрослой сестры, и девочка просияла, но вдруг снова нахмурилась.
— А у мамы? — спросила она.
— И у мамы платье дешевле твоего.
Жених обнял невесту так, что многие присутствовавшие женщины смутились и захотели оказаться на её месте. Брегиль это видела и уже заранее тряслась от злости, догадываясь, что Арахон им не откажет. По крайней мере, молодым.
Может, хоть дети его вразумят? Надо скорее родить!
— Долго и счастливо! — подняли тосты гости. — Долго и счастливо!
***
Платье было красивым тогда и сохранило роскошь до сих пор. В день свадьбы было морозно, пришлось накрываться шерстяной шалью дома, а на улицу надевать шубу.
И была жива мама.
Брегиль вздохнула, посмотрела на конверт. Да, там та самая весть, от которой, возможно, станет легче, а может быть и нет. Надо было решиться прочитать письмо, но не хватало духа.
— Да чего я боюсь?! — отругала себя дочь вождя. — Арахон был ужасныи мужем и отвратительным отцом! Но, может, всё-таки в конверте письмо совсем о другом? Но даже если нет! Всё равно он чудовище! Как можно не понимать моих чувств?!
***
С преданнейшей, покорнейшей и полной обожания улыбкой на слегка небритом лице Арахон сложил перед грудью ладони:
— Жизнь моя! Я ни в коем случае не сделаю и шага со двора! Я обещаю заниматься только хозяйством! И если ты меня отпустишь, схожу к кожевнику. И сразу домой!
Брегиль вздохнула. В последнее время навалилось слишком много: младшая сестра плохо слушалась старших, не хотела учиться, брат плакал ночами, мама снова жаловалась на боли внизу живота и частые мучительные позывы; полученные за службу в осадном лагере слитки и вырученные от их перепродажи мирианы заканчивались, а Арахона так и не звали обратно на войну, хоть он и посылал письма. Конечно, отец помогал, но хотелось как-то иначе строить жизнь.
Беременная вторым ребёнком сразу вслед за первым, дочь вождя стала особенно подозрительной, поскольку муж как-то слишком спокойно относился к её отказам.
«Устала? Не хочешь? Клонит в сон? Ничего страшного!»
— Сходишь к кожевнику, да? — прищурилась Брегиль.
И вдруг мимо калитки пробежал соседский ребёнок, лишь немногим старше их с Арахоном первенца.
Золотоволосый. С человеческими ушами.
В голове аданет мгновенно сложилась картина: этот мальчик родился года два назад, значит, зачали его после приезда Воина Света из осадного лагеря. Большинство беорингов черноволосые, и если это не полуэльф…
Арахон проследил взгляд жены, увидел ребёнка и тут же примирительно поднял руки:
— Нет, нет, что ты! Это не мой сын! Я тебе верен! Я тебя люблю!
— Ты боишься признаться, потому что я — дочь вождя?! — закричала аданет, и мужчина сделал ещё шаг назад, улыбаясь всё милее.
— Дорогая моя, солнышко, птичка сладкоголосая! Мы можем поехать жить в Дор-Ломин, там все дети светловолосые, у тебя не останется причин для волнений!
«И у тебя тоже! — подумала Брегиль. — Потому что там нет моего отца».
Но именно эта догадка подсказала решение: а ведь правда — если уехать на родину Арахона, станет гораздо проще жить! Из наследницы вождя, которая должна быть примером для всего племени, Брегиль превратится в просто жену просто воина. Это же… Свобода!
***
Вспомнив худшее из когда-либо приходивших на ум желаний — отравить всех светловолосых детей в Фиримаре, которые могли быть нагулены мужем, и порадовавшись, что в Дор-Ломине подобных мыслей не возникает, аданет отошла от зеркала и убрала свадебное платье. Какое же оно красивое! Может, однажды дочь наденет.
Взгляд снова упал на конверт.
— Брандир! — крикнула Брегиль, высунувшись в окно. — Погуляй с Бельдис ещё, обед позже будет!
Сын и дочка радостно закивали и прододжили прыгать между определённым образом разложенными камушками. Летом и на улице можно наесться, не отрываясь от игры надолго.
— О, как же глуп и как жесток наш неспокойный мир! — снова долетела песня. — Ты — сам себе пророк и сам себе кумир.
Считаешь ты себя судьёй, но разве можешь знать:
Назначено судьбой вам битву проиграть.
Долгие годы этот мир
Не знал безумия страшней,
Сражений вечных дикий пир
Погубит тысячи людей.
Долгие годы этот страх
Терзает души и умы,
Долгие годы на руках
Следы безумства и войны.
Брегиль отошла от окна и, выдохнув взяла в руки конверт. Заставив сердце пропустить несколько ударов, с пробирающим до костей хрустом под пальцами треснула похожая на пятно крови печать.
Аданет очень медленно расправила сложенный вчетверо листок.
Примечание к части Песня "Долгие годы" из мюзикла "Роза вампира"