Фиалки и звёзды
Белемир вошёл в дом кузена без стука и приветствий, по лицу мужчины было заметно, насколько он зол.
— Я возмущён, Боромир! — с порога накинулся сын Бельдир на брата. — Ты — наследник вождя и позволяешь себе позорить семью! Ты пьёшь и пьёшь уже не первый год! Твои дети смотрят на тебя! Наш народ смотрит на тебя! Ты…
Речь внезапно оборвалась, потому что в кухню ввалился такой же пьяный Борон, еле державшийся на ногах.
— А ну цыц! — вождь сделал строгое лицо, словно журил ребёнка. — Иди к себе!
— Я давно не маленький! — Белемир сжал кулаки. Он понимал, что недостаточно силён, чтобы справиться даже с налакавшейся до свинячьих рыл роднёй, поэтому не хотел лезть в драку, однако терпение уже иссякло у всей семьи.
После похорон отца и сына вождь Борон начал пить. Поначалу это было незаметно, к тому же удобно многим — главе разраставшегося поселения приносили вино, сидр, эль и разную другую брагу, сопровождая дары всяческими пожеланиями. Простоватый добродушный Борон приглашал каждого гостя к столу, напивался и соглашался со всем, о чём бы его ни просили. Жена и сёстры пытались повлиять на главу семьи, однако тот ничего не хотел слышать и откупался от недовольных женщин подарками.
Постепенно сын присоединился к застольям отца, особенно, когда его супруга стала проводить практически всё время с малолетними детьми. Боромир не говорил об этом прямо, но он страшно ревновал родителей и супругу к своим наследникам. Подобное чувство казалось молодому мужу неправильным, поэтому он не мог никому признаться в терзаниях и глушил злобу выпивкой.
В доме вождя всё чаще появлялись какие-то сомнительные люди, начали пропадать вещи.
— Дядя, — Белемир отошёл от двух пьяных родичей на безопасное расстояние, — негоже вождю…
— Да что б ты понимал, клоп бумажный! — Боромир, покачиваясь, поднялся из-за стола, выпил медовухи прямо из горлышка. — У меня уже трое, а у тебя ни одного! Ты не мужик!
Слова больно задели, однако сын Бельдир, смирившийся с отсутствием детей, проглотил обиду. Пришло понимание, что сейчас говорить с роднёй не только бесполезно, но и небезопасно, поэтому библиотекарь и учитель грамоты поспешил уйти из дома дяди-вождя.
Аданэль давно говорила, что нужно брать дела народа в свои руки, однако Белемир не решался — это могло вызвать бурю недовольства просто потому что. О том, что перемены будут на пользу, никто бы думать не пожелал.
***
Ругаясь по чём свет, юный сын Боромира — Брегор, вынужденный заменять семье отца, вышел во двор проверить, кормлена ли скотина.
Пьяный родитель не ночевал дома, явился лишь под утро и теперь спал в сарае среди вил и лопат. Работники принесли воды, занялись огородом и садом, а также углублением и чисткой обмелевшего из-за жары пруда.
Брегор вспомнил, что скоро должны вернуться пастухи, а значит, нужно будет проверять, не растерялись ли животные. А если чего-то не досчитается, придётся разбираться, по какой причине — вдруг погонщики продали часть стада, а сказали, мол, хищники напали? Бывало уже неоднократно.
И где опять Андрет?
Договорившись с зажиточным кузнецом о свадьбе сестры, Брегор рассчитывал хоть немного облегчить себе заботы, однако девушка вовсю пользовалась тем, что дед ей разрешал любые прихоти, отцу было не до детей, а мать слишком много занималась работой, чтобы приструнить избалованную дочь.
Скорее бы свадьба! Хоть одной проблемой будет меньше.
***
За милой привлекательно-пухленькой черноволосой девушкой спешно закрылась дверь, молодуха подбежала к старой травнице и, широко раскрыв и без того большие карие глаза, умоляюще сложила яркие губки и по-младенчески выгнула домиком красивые брови.
— Тётушка Грибница! Помоги, иначе мне конец!
Седая женщина в расшитом платке устало подняла глаза.
— Вот! — юная прелестница улыбнулась, на круглых румяных щёчках появились милейшие ямочки.
Положив перед старухой драгоценное колечко, молодуха умоляюще сложила ладони.
— Ребёнка что ли ждёшь? — привычно спросила травница, убрав плату за работу в набитую украшениями шкатулку.
— Хуже! — снова округлила глаза девушка. — Мне замуж надо! А я уже была с мужчиной.
«Тоже мне беда!» — сказали подслеповатые глаза.
— Да, милочка, серьёзное дело придётся сделать! — алчно заулыбалась старуха, но быстро изобразила искреннее сочувствие.
— Я заплачу, — заверила невеста. — Только помоги честь сберечь!
— На закате приходи, Андрет.
Молодуха радостно вскочила и, поправив расшитые жемчугом одежды, выбежала за дверь, надеясь успеть вернуться домой, пока брат не заметил, что сестра снова загулялась до утра.
***
Лето стояло жаркое и сухое. Заставленный различными саженцами в красивых горшках зал охлаждался с помощью стены-водопада, поэтому никому из участников встречи не доставляла неудобства необычная для Дортониона погода.
— Я скажу честно, — Финдарато поставил перед собой вазочку с лесными фиалками и нежно погладил бархатные лепестки, — я устал от всего этого. И в Нарготронд возвращаться не хочу, там и без меня всё хорошо, но и с Фирьяр иметь дело нет больше мочи. Беор однажды пошутил, что дед, отец, сын и внук будут приумножать и взращивать, а правнук запустит и помрёт спьяну в канаве. Сейчас я вижу, что дело к тому идёт, и знаете, о чём подумал? В Валиноре было то же самое! Всемогущие владыки где-то недосмотрели, где-то не придали значения, кого-то оттолкнули, а в итоге что? Снежный ком нарастал, и…
— Слушай, Артафиндэ, — пользуясь тем, что на совете нет посторонних, Айканаро развалился в кресле и говорил словно нехотя, — я только вернулся из леса, в котором проторчал дюжину лет, следя за строительством мостов, дорог и укреплений. И ты в моём присутствии говоришь об усталости? Тебе не стыдно, государь? Ты знаешь, что мы высушили лиги болот, а потом началась засуха, и пришлось перекрывать с огромным трудом вырытые каналы? Догадываешься, сколько работы было у знахарей, копателей могил и перевозчиков трупов? И, надеюсь, понимаешь, что мне приходилось отвечать за каждого мертвеца. Ангарато сначала приезжал помогать, но потом стал делать это реже и реже, а последний раз я видел его четыре года назад. Хороший брат, ничего не скажешь.
— Я не мог бросить дортонионский трон, прости, — улыбнулся лорд.
— Не сомневаюсь, — Айканаро выпил вина, посмотрел на племянника. — А ты от чего устал, Арагарон?
Молодой лорд поднял на дядю удивлённые глаза, словно не слышал всего предыдущего разговора.
— Я привёл своих лучших Фирьяр в Сосновое Королевство, — владыка Инголдо покосился на пустующее место Эдрахиля, которого решил не брать на встречу с роднёй, созванной для откровенного разговора, — взял самых близких и ответственных верных, мои беоринги процветали и обучали ваших людей. Всё это было до тех пор, пока я лично контролировал развитие Младших, постоянно общаясь с их вождём. Но вы же видите, что с новыми поколениями у нас нет прежнего единства? Почему? Нет, вопрос не в этом. Я хочу понять, почему их благополучие и дружба с эльфами зависит только от меня? Почему, стоило мне отдалиться от Младших и перестать водить их на советы, всё общение эльфов с людьми свелось к обучению грамоте и формальному командованию?
— Не думаю, что мне есть смысл ездить в Фиримар, — пожал плечами Ангарато. — Ты ведь помнишь, как нам не нравилось повышенное внимание Валар? Вот и представь, что чувствуют Фирьяр, когда мы появляемся среди них.
— Фиалка, — вдруг мечтательно заговорил Финдарато, сбив ход беседы, — символ одиночества хрупкого цветка, влюблённого в горячую звезду. Если они сойдутся, пламя уничтожит прекрасное растение и будет обречено страдать угрызениями совести. Но если они никогда не будут вместе, фиалка каждую ночь сможет поднимать головку к небу, сквозь её лепестки пройдёт преобразившийся дивный свет, и красоты в мире станет больше, ведь все знают, что каждому цветку нужна звезда, а каждой звезде — цветок.
— Звезде нужен ветер, — деловито поправила короля Эльдалотэ.
— Это совсем другая история, — грустно вздохнул Инголдо, отодвигая вазочку. — Интересно, кто-нибудь устал от того, что приходится выполнять работу Йаванны, Ваны и Ариэн, самостоятельно убирая сухостой, высаживая молодые растения, избавляясь от сорняков… В Амане ведь нам не приходилось этим заниматься.
— Я лучше сам, своими руками весь наш лес заново посажу, чем вернусь к тем, кто позволил эльфам идти через Хэлкараксэ и даже не дал проводника! — вспылил Айканаро. — Никогда не прощу Валар за это!
Повисло молчание, становившееся всё более скорбным — прошедшие ледник вспоминали тех, кому не суждено было ступить на землю Эндорэ, и на душе стало невыносимо тяжело.
Но вдруг безмолвие разорвалось в клочья, заставив эльфов обернуться к окнам — тревожный звон колоколов донёсся чуть позже, чем вдали возникли клубы дыма.