Ради блага народа

Она вошла, и наскоро сложенный из ледяных блоков дом заполнился запахом метели.

— По-прежнему грустишь, Малыш? — сказал неожиданно нежный голос, и Турукано отложил записи в сторону. — Прости, что вспомнила о том, что замужем, только когда жизнь ударила по самому болезненному. Ты ведь так думаешь, правда? Я не обижаюсь, Малыш.

— У меня и в мыслях не… — начал спорить принц, но эльфийка в одно мгновение оказалась у него на коленях, обхватив бедрами за талию и прижав палец к губам.

Несмотря на множество слоёв теплой одежды, Турукано казалось, он обнажён. Её руки… Сильные, властные и… Нежнее тончайшего шёлка. Глаза, сияющие звёздами и угасшим навек светом Валинора… Они смотрят со страстью, нежностью и… глубокой печалью, которую сын Нолофинвэ ещё никогда не видел в прекрасных синих безднах.

— Обними меня, — выдохнула Эленнис, пробираясь супругу под одежду. — Я хочу видеть тебя счастливым.

Ещё не согревшиеся пальцы побежали по коже на боках, поглаживая, поднялись по рёбрам к грудным пластинам, нажали на соски, чуть сдавили, и левая рука заскользила к шее, а правая сползла по животу.

— Ты счастлив со мной, Малыш? — печально смотря в глаза супруга, выдохнула Эленнис, когда её ладонь и ловкие пальцы, ритмично сдавливая плоть, заставили Турукано потерять способность отвечать. — Я люблю тебя.

Слова растаяли в поцелуе, Турукано опустил руки на бедра супруги, но Эленнис вдруг соскочила с его колен и в одно мгновение оказалась по другую сторону стола.

— Мой брат при смерти, — сдерживая слёзы, закрыла глаза эльфийка. — Я когда-то хотела этого. Давно… И недолгое время… Мне казалось, я его ненавижу! А в Альквалондэ… Я ведь тоже кого-то лишила братьев… Это расплата, Малыш.

Турукано подошёл к супруге, хотел обнять, но Эленвэ резко встала и набросила меха.

— Пойду узнаю, как моё Золотце, — выдохнула она, — а потом в патруль. А ты, Малыш, — печальные глаза улыбнулись, — займись дочкой. Чтобы её никакой проходимец не пытался согреть! Понял?

Сын Нолофинвэ всё-таки обнял супругу и за настойчивость был награждён долгим нежным поцелуем.

***

Чем чётче проявлялись очертания обустроенного под госпиталь шатра, тем мучительнее становилось ощущение проворачивающегося в животе ножа и пульсирующая боль сразу во всей голове. С содроганием вспомнив, как Митриэль делала ему промывание желудка, как несколько часов подряд, находясь в полубессознательном состоянии, приходилось через силу вливать в себя пахучую жидкость, чтобы снова и снова провоцировать рвоту, Глорфиндел, скорчившись на постели, простонал:

— Я бы всё отдал, чтобы больше никогда тебя не видеть!

— Абсолютно взаимно, — прищурилась знахарка, прикладывая к пылающему лбу эльфа завёрнутый в льняное полотенце лёд. — Поэтому компресс будешь держать сам. А я займусь остальными едоками.

— Прекрасно!

Чтобы съязвить, ушли все силы, но лёд, медленно тающий на лбу и стекающий по вискам в волосы, действительно облегчал боль, и Нолдо снова захотелось спать.

Заметив это, Митриэль подошла и, приподняв голову Глорфиндела, поднесла к его губам чашу с теплой водой.

— Твоя сестра приходила, пока ты спал, — почему-то с укором в голосе сказала знахарка, — просила тебя под шумок добить, но я не согласилась, а теперь жалею.

— И какую плату предлагала Эленвэ за услугу? — через силу улыбнулся Глорфиндел. Говорить он мог только хриплым шёпотом.

— Избавиться от тебя мечтает весь народ Нолдор, — угрожающе посмотрела на эльфа Митриэль, склоняясь над ним. — А ради общего блага дела делаются бескорыстно.

Воин короля начал смеяться, но стало до слёз больно напрягать живот.

— Больше не тошнит? — со злой насмешкой спросила знахарка, многозначительно демонстрируя слишком хорошо знакомый флакон.

— Не мучай меня, умоляю! — простонал Глорфиндел, придерживая компресс на лбу. — Лучше порадуй наш народ.

— Я подумаю над твоим предложением, — хищно оскалилась Митриэль и, поправив на Лаурэфиндэ одеяло, пошла к другим нуждающимся в помощи эльфам.

Вой метели, доносящийся с улицы, усилился, превратился в скорбные рыдания и стоны. Страшные в своей безысходности.

Загрузка...