Свет проклятых звёзд

Священный образ матери и жены

Несмотря на всё выпитое за прошедший день, сон был чутким и запоминающимся — снова вернулся тот же самый кошмар, что однажды пришёл наяву: тьма, разбросанные камни, два изуродованных раздетых трупа и несколько непонятно чьих отрубленных частей тел, а из-под земли сочится смрадный дым, воняющий жжёной плотью.

И тишина. Только собственный крик. Сначала осмысленный, а потом… Потом просто вопль, не имеющий ни причин, ни эмоций. Крик ради крика, и всё.

Ясность в сознании появлялась нечасто и почти всегда лишь для того, чтобы быть снова залитой выпивкой или задымлённой толчёными семенами.

Или чтобы засунуть между ног что-нибудь длинное и не слишком острое — не рожать ведь от орков!

После последнего прерывания беременности сношаться стало больно всегда. Вспомнить, когда и как оказалась в каком-то вечно шумном доме, где постоянно ставят на колени и долбят, не получалось. Да и какая разница? Главное, кормят, тепло, есть где спать. Ну долбят и долбят. А боль хорошо заливается чем покрепче. Если б не кошмары по ночам…

— Чо валяешься?! Пошла работать, дырка раздолбанная!

Это хозяин, надо идти. Будет очень больно, но зато покормят.

А почему этот мужик так странно смотрит? Я что-то не то сделала? Ой, только бы не наказали! Только бы не били!

***

Зеленоглазка переглянулась с Митриэль, показательно демонстрировавшей насмешку.

Совсем недавно отправившиеся в Дор-Даэделот разведчики вернулись с пугающими вестями и женщиной, изменившейся до неузнаваемости.

— Огонь! — плакала, съёжившись и качаясь на стуле, несчастная. — Все мертвы!

— Я купил её у орков, — сказал знахаркам светловолосый воин из Дор-Ломина. — Долго торговаться пришлось. Мы с братом не получили никаких вестей от Магора, Хатол тоже ничего не знал. Ну Малах нас и отправил разбираться. Мы к Морготу пришли, а там наших ни следа! Нигде! И убежища ихнего нет, всё камнями завалено — следы, видать, заметали, уходя. Ну мы порыскали ещё — без толку. И тут попалась нам таверна одна, где людей не было, одно орочьё. Сунулись — а там она! — боец указал на безумную женщину, которую Зеленоглазка тщетно пыталась успокоить. — Я её помню, видел пару раз. Имя забыл, но в лицо узнал. Думаю — спасать надо. Но как? Ну я давай торговаться, типа то, сё. Ну и купил. Надеялся заодно про наших узнать чево, но какой там! Совсем довели орки поганые бедняжку до умопомрачения. К гадости какой-то приучили, ей по дороге так плохо было, мы думали, всё, помрёт. Но вроде ничего, очухалась постепенно.

— Это называется «очухалась»? — насмешка Митриэль стала совсем злой.

— Ты её раньше не видела просто! — светловолосый воин покачал головой. — В общем, некогда мне тут возиться, сами разберётесь. Пойду за заданием к Астальдо и обратно отправимся к Морготу. Может, ещё кого отыщем.

Дверь хлопнула чересчур резко, безумная завопила.

— Отыщат они. И опять к нам притащат, — скривилась под вуалью валинорская знахарка, проводив взглядом ушедшего разведчика. — И мы должны это чудесным образом спасать.

Зеленоглазка сделала вид, что не слышала. Узнав в безумной женщине юную девушку, несколько лет назад приехавшую с отрядом Воинов Света, собранным менестрелями короля Нолофинвэ, колдунья подумала: хорошо, что целительница, заботившаяся об этой вдохновлённой будущей воительнице не дожила до сегодняшнего дня.

***

— Образ женщины, матери священен! — говорил эльф, медленно расхаживая по сцене роскошного по меркам человеческого поселения театра. — Женщина вынашивает дитя, вскармливает его, делится своей мудростью, отдаёт часть души. Мать, жена, сестра, дочь — те, о ком в первую очередь думают воины, идя на смертный бой, это те, ради кого жертвуют жизнями, это — будущее народа!

Собравшаяся толпа, по большей части чистая, причёсанная и хорошо одетая, согласно аплодировала.

Один и тот же спектакль ставился в Дор-Ломине уже не первое десятилетие, но смертные раз за разом охотно приходили на представление, замечая и запоминая чуть больше, чем во время предыдущего посещения. Артисты видели постоянную публику, на глазах взрослеющую, стареющую и сменяющуюся новыми лицами, замечали тех, кто приходил лишь однажды, просто за компанию с кем-то или приводил на свидание будущих жён, а годы спустя появлялись уже с детьми.

Менялась публика, менялась обстановка в Белерианде, и немного преображался сам спектакль — в нём теперь не было королевы, певшей о союзе с Истинным Королём, была только мать, что желает мира и счастья:

— О, как хотела бы я быть

Хоть чуточку сильней!

Войну остановить,

Спасти своих детей!

Остальной сюжет оставался прежним, и бессильный трус Маэдрос отдавал корону великому правителю, побеждающему Моргота:

— Меченый злом!

Мёртвым огнём

Лоб твой горит — ты не скроешь клейма!

Меченый злом,

В сердце пустом

Спрятался страх — тени сводят с ума.

Тучи крестом,

Ветер, как стон,

Сила моя не растрачена мной!

Шёпот, как гром,

Меченый злом,

Слышишь меня? Я иду за тобой!

— Время рыдать! — кричали Феаноринги.

— Время карать! — заявлял Истинный Король, и враг падал сражённый.

К матери возвращались живыми все её дети, зрители расходились счастливыми, а менестрели отправлялись отдыхать, чтобы через некоторое время снова сыграть тот же спектакль.

Большим достижением эльфы считали то, что удалось обучить две дюжины смертных, и те начали ставить точно такой же спектакль на южных окраинах Дор-Ломина. Теперь хитлумским менестрелям требовалось лишь иногда следить за тем, чтобы артисты не изменяли сюжет, а если и корректировали, то в допустимую сторону — например, слегка упрощая партии сына Феанаро и Моргота.

То, что Хитлум выделял всё меньше золота и серебра на обеспечение своих певцов, пока было практически не заметно.

***

— Проснись, любовь моя! — в ласковом голосе супруги слышалась фальшь и раздражение — жене было неприятно, что муж снова выпил лишнего и теперь спит, никого не замечая, хотя полдень давно миновал. — Проснись!

Хатол приоткрыл глаза. Стены и потолок кружились, гадкое ощущение во рту заставило выругаться.

— Не о таком супружестве ты мечтала, да? — насмешливо, еле ворочая языком, проговорил он, даже не пытаясь встать.

Вместо ответа на лице женщины расцвела наигранно печальная улыбка, полная сожаления.

Первое время после свадьбы Хатол был опьянён красотой юной жены, наслаждался возможностью проводить всё свободное время в постели, но потом родился сын Хадор, и жизнь снова начала казаться пустой и унылой, особенно в те моменты, когда соратники Магора говорили, будто именно наследнику Хатола уготовано особое героическое будущее.

Слова, слова! Одна лесть, ведь все прекрасно знают, что горе-разведчик уже никогда ничего не добьётся!

— Я беспокоюсь за тебя, — супруга подала стакан воды. — Зачем ты вредишь себе? У тебя ведь семья.

— Правитель Малах Арадан мёртв, — отпив и поморщившись, хмыкнул Хатол, — я его оплакиваю. Имею полное право скорбеть о любимом родственнике. И не говори, что уже почти год прошёл. Помню. Но я всё ещё скорблю.

Слова звучали слишком неискренне, чтобы в них можно было поверить даже тем, кто не знал, насколько пренебрежительно относился сын Магора к своему властному деду.

— Приехали разведчики, — снова попыталась достучаться до мужа супруга, — вести дурные. Ты даже не поговоришь с ними?

Хатол приподнялся.

— Дурные вести? А какие ещё вести ждать из земли Моргота? Радостные?

— Милый, — попыталась быть доброй, несмотря ни на что, жена, — прошу тебя, пойди во дворец Армаха, поговори с воинами.

— Надеешься, что они меня вразумят, раз сама не можешь? — процедил сын Магора, однако даже затуманенный хмелем разум позволил понять — не стоит так себя вести с матерью своего наследника. Единственного.

Не без труда встав с постели и кое-как одевшись, так и не ставший ни прославленным, ни простым воином потомок Мараха вышел на улицу, где вовсю расцветала весна.

***

Вместе с тремя кузенами бегая во дворе, Хадор, даже будучи младшим по годам, постоянно командовал братьями, распределяя роли в играх и решая споры. Самый высокий из мальчишек, несмотря на возраст, сын Хатола размахивал внушительным деревянным мечом и говорил одновременно на своём и эльфийском языке, смешивая два наречия в одно.

В очередной раз начав сражение двое на двое, назвавшись эльфами и орками, не зная, как предки играли в Солнечных людей и людей Фангли, мальчишки увлеклись битвой, но вдруг Хадор заметил своего отца, вышедшего из дома и куда-то направившегося.

— Мои воины! — тут же забыв, что половина из них «орки», сын Хатола остановил сражение. — Нам нужно проследить за владыкой наших земель! Он не покидал дворца тридцать лет! Мы должны знать, куда он направился! Тс-с-с!

Мальчишки сразу же пригнулись, словно это помогло стать невидимыми, и осторожно, прячась за заборами и стенами домов, последовали за «владыкой своих земель».

***

На улицах было людно. Кто-то спорил, кто-то целовался, кто-то вполголоса сплетничал, торговался, ругал детей, а молодой парень с гуслями пел всем известную эльфийскую песню, бросая кокетливые взгляды на девушек:

— У меня есть дом, только нет ключей,

У меня есть солнце, но оно среди туч,

Есть голова, только нет плечей,

Но я вижу, как тучи режет солнечный луч.

У меня есть слово, но в нем нет букв,

У меня есть лес, но нет топоров,

У меня есть время, но нет сил ждать,

И есть ещё ночь, но в ней нет снов.

У меня река, только нет моста,

У меня есть рана, но нет бинта,

У меня есть братья, но нет родных,

И есть рука, но она пуста.

И есть ещё белые-белые дни,

Белые горы и белый лёд.

Но всё, что мне нужно —

Это несколько слов

И место для шага вперёд.

Девушкам нравился грустный мотив и печальный голос исполнителя, а мужчины не видели в таком несчастном «эльфе» соперника, поэтому снисходительно хлопали в ладоши.

Хатол повернул в сторону площади, и вдруг перед ним словно из ниоткуда появилась тёмная фигура с небольшой арфой. Рассмотреть музыканта почему-то не получалось, словно его лицо скрывал мерцающий туман.

— Мне подойдёт любое вознаграждение за музыку, — сказал призрак, — еда, мирианы, вещи. Я просто бродяга и рад любому куску хлеба.

Голос явно принадлежал эльфу и, похоже, одному из… тех, светлых из-за моря.

Хатол вздохнул. Может, дать ему хлебнуть вина и пусть идёт своей дорогой? Не замечая слежки за собой, сын Магора полез в сумку за флягой, и тут незнакомец запел.

Мир в одночасье рухнул, и руины зацвели серебряными лилиями.

— Одни, столько лет,

Мы возводим замки не нам, — запел чужак, — рождённые по воле Рока жить.

Валар веры нет.

Снова каждый выберет сам

Свой шаг, свой путь, свою судьбу и нить.

Смотри: новый день.

Тот же был сюжет, ну и пусть.

Он лишь мгновенье бесконечных сцен.

Смотри: свет и тень прошлых дней,

А их не вернуть.

Они — частицы вечных перемен.

Мечтать смысла нет — это путь к волшебным мирам,

В страну надежд изломанной души.

Проснись! Столько лет

Мы возводим замки не нам,

Рожденные по воле Рока жить.

Не плачь, не жалей, не зови!

Слабому — плеть, вольному — воля.

Имя своё к Солнцу неси в тёплых ладонях.

У ветра дорогу спроси,

Сомнения — прочь и прочь — тревога!

Всё, как есть, прими и не вини ни в чём волю Рока!

Хатолу показалось, что всё вокруг стало каким-то иным. Когда-то давно мир выглядел похоже. Не так, да, но подобно. Судьба была в собственных руках, в сердце жили надежды и стремления…

Достав из сумки флягу, сын Магора отдал её певцу и пошёл прочь, но что-то заставило обернуться. Посмотрев назад, бывший разведчик не увидел странного незнакомца, словно тот растаял в воздухе. Сын и племянники, оказывается, шедшие следом, с весёлыми криками разбежались в стороны, а Хатол вдруг понял, что вся его недолгая жизнь идёт совершенно неправильно, что бесценные годы молодости тратятся впустую, тогда как ставленник жадного глупца Малаха правит народом, который ему не принадлежит! И делает это худшим из возможных способов!

Примечание к части Песни:

«Долгие годы» из мюзикла «Роза вампира»

«Меченый злом» гр. «Ария»

«Белые дни» гр. «Кино»

«Рождённые жить» гр. «Маврин»