В ожидании зрелищ
Зимний лес, окутанный туманом, словно призрачной шалью, безмолвствовал, погружённый в безветренный сон. Морозное утро пахло снегом и свежестью, лучи Анар окрашивали сугробы в нежно-розовый, а стволы — в оранжевый.
Плотно закрыв окна и двери, чтобы сохранить в здании театра тепло, Мистель села на ведущие к сцене ступеньки и взяла лютню. Вокруг супруги военачальника суетились декораторы, проверяя, какие изображения и цвета будут эффектнее смотреться из зала при разном освещении.
— Как по синему по морю лебедь белая плыла, — запела Мистель балладу, которую сочинила своему супругу — единственному, по её мнению, Нолдо, способному на добрые поступки по отношению к слабым, — над волнами расправляя горделивые крыла,
А над нею в дальней выси сокол ясный воспарил,
Гладь морскую озирая, в небе ласковом кружил.
Младшая племянница Аклариквета пшикнула:
— Ты можешь быть интересной и любимой публикой. Но не будешь. Хочешь знать, почему? Все понимают, о ком ты поёшь, а к нему хорошо относятся не наши зрители, а те, кто вокруг нолдорана вьются. Слава верховному нолдорану!
Мистель проигнорировала, продолжая балладу, подбирая музыку:
— Лебедь белая чуть слышно песню грустную поёт,
Бьётся нежными крылами, треплет пену шумных вод.
Видно чует, видно слышит ветра злого зычный глас,
Что грозит её в пучину опрокинуть в сей же час.
Слеза легко толкнула сестру в бок, та резко отмахнулась и бросила в сторону платье из сундука с реквизитом.
— Что это за барахло?! — воскликнула Улыбка. Однако вежливо замолчала, услышав, что проигрыш закончился.
— Камнем легкокрылый сокол с неба к лебеди упал
И любимую до солнца на груди своей поднял.
Он до берега родного лебедь белую донёс
И упал любимой подле бездыханным на утёс.
— Тэлери, — будто оскорбление, выдохнула имя народа Улыбка. Снова посмотрев на сундук с реквизитом, дева-менестрель подбоченилась. — Нужно больше ярких красок! — крикнула Нолдиэ. — Больше, сочнее! Мы все здесь ненавидим зиму! Её красота у каждого ассоциируется со смертью! Никаких блёклых тонов! Только цвет! Только жизнь! И веселье! Насмешки! Фарс!
Старшая сестра захихикала. Мистель снова начала напевать, только уже без слов, наигрывая вариации мелодий, прислушиваясь и выбирая ту, что нравится больше.
— Эта зима, в отличие от бесконечной губительной ночи Хэлкараксэ, — сказала супруга Варнондо, — дарит нам надежду на долгожданный мир. Я сама видела, когда ездила с мужем на Ард-Гален.
Эльф, крепивший сине-звёздный занавес, заинтересовался.
— Я уехала, когда в лагерь Маэдроса прибыл принц Финдекано, — отложив лютню, продолжила говорить Мистель. — К тому времени уже было решено, что воины нолдорана вернутся в Хитлум, лишь три сотни будут находиться на Ард-Гален, на западной его части перед Эред Ветрин, лагерем Астальдо.
— И кто там главный? Ранион? — хихикнула Улыбка, перебирая парики.
— Да, — удивилась догадливости певицы Мистель. — Ранион.
— Шпионить за Финьо будет! — рассмеялась младшая племянница Аклариквета. — Бывший перводомовец пресечёт любую попытку повторить его подвиг по смене стороны! Это определённо достойно оды! Только способен ли героизм Раниона превзойти героизм Астальдо? Бывший Первый Дом против бывшего Второго! Делаем ставки, леди и лорды!
— Астальдо не предаст отца, — осторожно сказала Слеза, поглядывая на воодушевившуюся супругу Варнондо.
— Он не предаст лорда Маэдроса, — с нажимом произнесла Мистель. — Я видела знамёна Эред Ветрин — они фиолетовые, понимаете? Астальдо убивал моих собратьев, бросившись на помощь Куруфинвэ, а теперь так же самоотверженно будет сражаться за Маэдроса, его сына. Не за своего отца, нашего короля. Мой муж и его верные готовы отдать жизнь за верховного нолдорана, а герой Астальдо уже показал, на чьей он стороне, бросив отца в Хэлкараксэ. Принц Финдекано такой же, как его брат. Я не скажу этого слова, но вы меня поняли, думаю.
— Предатели? — зло захохотала Улыбка. — У них разные мотивы. Принц Турукано предал отца из-за любви к погибшей жене, а Финдекано…
— Тоже из-за любви? — заливисто рассмеялась Слеза, Мистель смущённо заулыбалась.
Накинув на себя фиолетовую шаль и в одно мгновение заплетя две косы, младшая племянница Аклариквета взяла бутафорский меч и с наигранно-восхищённым выражением лица запела:
— На твоем гербе — роза ветров,
На моем — переломленный меч,
Но оба мы знаем цену слов
И горечь непрожитых встреч.
На твоих плечах — пепел тысяч костров,
На моих — дотлевающий плащ,
Но когда засияет луна,
Я услышу твой плач
И встречу тебя
На перекрестке миров.
Нам горячая кровь стала печатью,
Дорога нам стала вечной судьбой.
И нет смысла гадать, когда будет снова
Возможность просто быть рядом с тобой.
Но тебя опять призовёт твой долг,
А меня — темнокрылая смерть.
И останется белая память и черный камень —
Ступенька с небес!
Слеза покраснела ярче своего парика, эльф, крепивший занавес, громко рассмеялся.
— Я доработаю сценку, — угрожающе сказала Улыбка жене военачальника. — И мы поспорим: кому будут громче аплодировать, тот выигрывает состязание и даёт задание проигравшему.
— Все Нолдор жестокие и азартные, — осуждающе ответила Мистель. — Я согласна.
***
За окном стремительно темнело, и хотя наступающая ночь была простой сменой времени суток, мысли невольно обращались к худшему развитию событий: что, если это снова тьма Моргота, из мрака вот-вот возникнет некая неведомая ранее сила, против которой ещё не придумали оружия и стратегии? Что, если через мгновение все, кто на Ард-Гален, окажутся мертвы, и некому станет оборонять Белерианд… и Хитлум?
Встряхнув погасшие светильники, чтобы жидкость снова заиграла красками, запалив все свечи и дождавшись, когда в покоях станет светло, насколько это возможно, верховный нолдоран посмотрел на карту на стене, предназначенную для гостей: земли Моргота на ней не было, площадь Хитлума превосходила Дориат, Невраст и всё побережье, вместе взятое, синим флажком был указан Химринг, пограничная территория и кордон Маэдроса отмечались голубой линией, идущей на восток и юг, захватывая Таргелион, Химлад и степи, на которых обосновались Амбаруссар. Да, гости должны знать, что верховный нолдоран правит всеми Нолдор, даже если те именуют себя королями.
Карта, разложенная на столе, была иной: здесь в реальном масштабе отмечались только стратегические природные объекты: горные цепи, реки, озёра и некоторые основные дороги. На северо-востоке чёрным пятном красовалась Дыра Маглора и территории, попавшие под удар врага в Славной Битве. Копии этой карты были разосланы всем соседям с комментарием о том, что через плохо охраняемую сыном Феанора щель могут снова пробраться орки.
Третья карта, присланная из Дориата, переданная через гонцов Кирдана, без дела лежала в ящике стола. Принцип её составления был тот же, что и у висящего на стене изображения Белерианда, только здесь королевство Эльвэ, а не Нолофинвэ, было особо крупных размеров.
Единственный чертёж с настоящим масштабом и правильным расположением природных и рукотворных объектов бережно хранился в запирающемся на ключ сундуке вместе с подробными описаниями местности, больших дорог и мелких троп, дополнительными картами, поясняющими размещение мелких рек, поселений, болот и рощиц, а также бродов и в какое время года где можно перейти на другой берег.
Небо окончательно почернело, сквозь тучи не светили звёзды и даже Итиль. Да, это просто тучи. Обычные, не колдовские.
Подумав о том, что на Ард-Гален идёт спешная застройка для удобной расстановки осадных орудий и размещения войск, стены возводятся с расчётом, чтобы между ними разгонялся ветер, способный рассеять мрак, создаваемый Морготом, Нолофинвэ немного успокоился. Да, войско сильно и достаточно многочисленно. Это хорошо.
Есть лишь одна проблема.
— Лорд Маэдрос, — процедил сквозь зубы верховный нолдоран, доставая подробный план будущих крепостей на Зелёной Равнине. — Сейчас все готовы тебя слушать и верить любому твоему слову, не слыша ни подтекста, ни лжи, ни недоговорок. И пока длится война, так и будет. А я не для того шёл к власти над Нолдор, чтобы ты мной командовал. Я помогу тебе победить, сын полубрата, а после буду править мирным Белериандом, и ты уже не воспользуешься своими боевыми подвигами, чтобы использовать меня. Подписанный тобой документ о передаче короны у меня, и я готов напомнить тебе о твоём же добровольном решении. Так что, отвоюй свои Сильмарили, которые уже никому не нужны в освещённой лучами Итиль и Анар Арде, а я полюбуюсь, как вы с братьями перебьёте друг друга за сияющие камешки. Хотел бы я это увидеть и посмотреть, как отреагирует Феанаро, понимая, что зря сделал всего три Сильмариля, родив семь сыновей.
Одна из свечей догорела. Нолофинвэ, возможно, не заметил бы этого, если бы не тьма за окном, а сейчас все мысли мгновенно сконцентрировались на поиске замены потерянному огоньку. Он обязательно найдётся! Иначе быть не может.
Примечание к части Ужасно привязчивая песня из мюзикла "Голубая камея" "Лебедь и сокол" (слушать на свой страх и риск) и "Перекрёстки миров" Дэна Назгула