Свет проклятых звёзд

Барахир

Жаркий летний день сиял золотым солнцем на безоблачном небе, в полях колосилась пшеница, липы пышно цвели, берёзы трепетали на лёгком горячем ветру.

Брегор посмотрел на письма, присланные дочерью и приёмным сыном из осадного лагеря и понял, что, прочитав, не запомнил, о чём шла речь. Лето. Жара. В похожий день много лет назад случился пожар.

Потерев занывшую старую рану, вождь встал из-за стола, накинул кожаный, похожий на доспех, жилет и, позвав за собой охрану, отправился к пожарной вышке, чтобы потребовать усилить бдение за безопасностью от огня. Пусть отправят своих людей по домам и заставят каждого жителя принести к жилищу по дюжине вёдер песка. Пусть проверят колодцы и заставят убрать мусор с задних дворов. Пусть…

Мысли спутались. Мельдир должна родить со дня на день, и тревога усиливалась, лишая сна. О Хирвен вестей не приходило, либо люди просто боялись говорить правду. Воспоминания об изгнании дочери смешались с огнём пожара, страшным бессмысленным бунтом, полном той же звериной жестокости, как и торжество пламени. У этих событий, к сожалению, было одно общее следствие, неизменно заставлявшее страдать от ощущения вины и бессилия — Мельдир снова и снова плакала, замыкалась в себе, злилась, прощала и снова лила слёзы. И как разорвать этот чудовищный круг, вождь не представлял.

Жара донимала. Раньше, когда беоринг был моложе, даже лишняя одежда не тяготила, но с каждым годом лето становилось всё невыносимее. В крытой повозке оказалось душно, а в открытой — пекло, словно в жаровне. Приказав остановиться незадолго до цели поездки, вождь тяжело спрыгнул на землю. Сердце неприятно забилось.

Подойдя к заводи около пожарной сторожевой башни, Брегор посмотрел на воду. По поверхности побежали круги, словно от упавших капель — видимо, рыбёхи играют. Из-за жары немного кружилась голова, хотелось снять лишнюю одежду, но страх брал верх. Присев на песке и умывшись, вождь ощутил небольшое облегчение, особенно, когда намочил нагревшиеся на солнце волосы. Пусть они и не были уже чёрными, перемешавшись с сединой, всё равно летом быстро становились горячими. Тронув лёгкую волну, пригнанную ветром, беоринг вдруг словно услышал знакомый голос:

«Насмешница судьба с улыбкой злобной

Утешилась моим с небес паденьем.

Я стала жертвой сговора удобной

И потеряла всё в одно мгновенье!

В одно мгновенье всё перевернулось!

Ушли пиры, балы, надежды, грёзы!

Исчезло всё, как будто я проснулась

От долгих снов. И как сдержать мне слёзы?!

Судьба мне испытание послала:

Семьи нет, нет и статуса, и власти.

За что мне этот мир любить пристало?!

Растоптано несбыточное счастье!

Судьба ко мне коварна и жестока!

Взамен дворца убогое жилище

Приобрела по воле злого рока.

Была принцессой — стала просто нищей.

Опозорена и унижена!

Где найти мне для жизни средства?

Мне досталась лодка с хижиной —

Вот и всё моё наследство.

И теперь навек счастье спрятано.

Есть и повод для злорадства —

Сеть рыбачья перелатана —

Вот и всё моё богатство!»

На лице ощутился неожиданный холод — показалось, будто из заводи протянулась синевато-прозрачная рука и тронула лоб.

Вздрогнув, Брегор заморгал, осмотрелся и понял, что сидит на песке, а вокруг уже собрался народ. Верные охранники приложили к голове вождя мокрую тряпицу, подали флягу. Перед глазами по-прежнему всё кружилось, начало тошнить.

— Я проверю выполнение приказа, — морщась, проговорил беоринг заплетающимся языком и немеющими губами. — Песок. Вода. Лошади. Трезвые стражи. Я проверю. На закате.

Борясь с отвратительными ощущениями, Брегор поднялся и направился к повозке. Жара. Тошно. И очень гадко на сердце.

Похоже, довольно быстро сморил сон, в котором мелькали пугающие образы, и поэтому беоринг не сразу понял, что именно говорили улыбавшиеся радостные слуги, встретившие около дома.

***

Лёжа на перестеленной чистой кровати, Мельдир трепетно прижимала к сердцу новорожденного сына. Малыш уже покричал, похныкал и теперь тихо спал, а мать не могла успокоиться и поверить, что долгожданный мальчик жив. Постоянно трогая нежную кожицу на спинке, Мельдир делала вид, будто просто гладит ребёнка, но на самом деле проверяла, дышит ли он.

Брегор зашёл в комнату очень осторожно, словно не был до конца уверен, что его не прогонят с проклятьями. Выглядел вождь хуже обычного, но супруга ни о чём не спросила. Она лишь сильнее прижала к себе новорожденного и, дрожащими губами прошептала:

— Пожалуйста, откажись от закона об обязательной военной службе для мужчин. Умоляю тебя! Пять лет в осадном лагере и ещё пять на дортонионских границах — это вся жизнь! У тебя самого теперь есть сын, ты не можешь не понимать, какую чудовищную ошибку совершаешь!

Брегор промолчал.

— Посмотри на него, — заплакала Мельдир, кивая на ребёнка, — неужели тебе не жаль эту маленькую жизнь? Мы так долго его ждали, столько пережили, чтобы какой-то морготов урод его убил или искалечил?! Я не верю, что ты этого можешь хотеть! Или тебе нравится убивать настолько сильно, что ты уже взялся за детей?! Так больше горя, да? Ты упиваешься им?

Посмотрев на едва заметную среди пелёнок макушку сына с редкими чёрными волосиками, вождь молча вышел за дверь.

Надо проверить пожарных и их готовность к длительной жаре. А кроме того, очень хотелось бы самому от неё не подохнуть.

***

Мельдир вытерла слёзы, удостоверилась, что сын жив.

— Барахир, — прошептала она, чтобы никто не услышал, даже если стоит под дверью, — ты будешь лучше своего отца. Я знаю. Ты будешь лучше всех.

Мальчик зашевелился, открыл глаза. Взгляд не выражал ничего такого, что могло бы удивить или напугать, но Мельдир вдруг вспомнила, что говорил ей Брегор, когда предлагал стать его женой. Тогда, много лет назад юный внук вождя Борона, оказавшийся на волосок от гибели, смотрел на любимую девушку без страха будущего и хвалил её за смелость и помощь другим. Почему же теперь Мельдир всего боится?

Да, долгожданный выстраданный сын — это не пирожки в корзинке, которые легко отдать оставшимся без дома сородичам. Жизнь единственного мальчика — не крохи хлеба для голодных. Но ведь он — будущий вождь! Барахир родился, чтобы встать во главе народа, защищать его, беречь и направлять. И он не сможет сделать это, если вырастет ото всего оберегаемым трусом.

— Пожалуйста, — Мельдир коснулась губами мягкого лобика, — живи. Ради всех беорингов. Обещаю, я сделаю всё, чтобы ты вырос достойным мужем.

Малыш чуть заметно улыбнулся.

— Я клянусь, Барахир! Только живи!

За окном начало смеркаться. Самые длинные летние дни стали угасать, но сейчас это замечали лишь наиболее внимательные и не перегруженные работой люди или вовсе бездельники.

Пока ещё вокруг светло, а значит, о тёмных временах можно себе позволить не задумываться.

Примечание к части Песня из фэнтези-мюзикла "Ундина" "Я стала никем"