Не называйте меня королём!
Ровные удары сердца медленно, не спеша, возвращали способность дышать, видеть, слышать, мыслить. Понимать и помнить.
Удар за ударом, мерно, чётко. Словно терзаемое рвущей болью тело существовало отдельно от качающего кровь органа.
Удар за ударом. Грудь начала вздыматься медленнее, ровнее. И снова стало хватать сил еле слышно выдыхать слова.
— О, очухался! — кто-то засмеялся.
Голос знакомый. Шипастый Молот.
— Он всё время это говорит? — произнёс ещё один орк с издёвкой. Это Острый Меч.
— Похоже, — голос незнакомый, странно мелодичный.
— А что требуется от нас? — ещё один певуче говорящий воин.
Майтимо с трудом приоткрыл глаза. Около него стояли орочьи командиры, которых не узнать было невозможно, а также четверо эльфов-Авари, мрачных, с потухшими злыми взглядами. Моргот тоже был здесь, и в чарующем сиянии Сильмарилей даже орки казались красивыми.
— Светлейший Владыка Мелькор, — скривился один из эльфов, очень худой, со шрамом, пересекающим лицо наискось, — заткнуть ему рот? Не могу этот бред слышать.
— Что, тряпка, — хмыкнул Острый Меч, — бесит, что этот твой сородич пощады не просит? Что не торгуется? Не умоляет позволить ползать на коленях, целовать руки и копаться в мёрзлом дерьме, ища железо?
— Я позвал вас не для споров и взаимных обвинений, — вкрадчивый голос Мелькора оглушил. — По вине этого эльфа разбита наша армия, погибли ваши воины, мои доблестные командиры. А вы, мирные труженики шахт, можете видеть, что из-за моря пришли не добрые помощники, а вероломные захватчики, желающие похитить наши сокровища.
— Мы не палачи, господин, — поклонился Шипастый Молот, — и я уже получил откуп за погибшее войско. Мой собрат тоже.
— Но… — попытался возмутиться Острый Меч.
— Мы не палачи! — настойчиво повторил военачальник. — Мы оба уже получили свою плату. Война — это для нас. А тюрьма — для палачей.
— Поэтому, — голос Мелькора звучал с одобрением, — ты, Шипастый Молот, и носишь доспехи с Сильмарилями. Вы все можете идти. Видели достаточно. У вас много дел.
Понимая, что сейчас Моргот снова займётся пленником, Майтимо на миг зажмурился, дыхание сбилось. Забыв, на чём остановился и начав повторять Клятву с первых её слов, Феаноринг заставил себя открыть глаза и посмотреть на врага.
— …Приношу я Клятву и призываю… в свидетели моего Слова… Владыку Манвэ… Сулимо, супругу его Варду Элентари и саму… священную… твердь горы Та… никветиль…
Мелькор усмехнулся:
— Не старайся, Третий Финвэ. Клятва не поможет тебе. Я уже говорил, мне нужно от тебя письмо. Напишешь по-хорошему?
— …Клянусь вечно преследовать…
— Ты ведь хочешь выйти отсюда? Хочешь избавиться от боли?
— …Кто завладеет…
— Думаешь, хочешь умереть? — Мелькор снова усмехнулся. — О, нет, Третий Финвэ, не-е-ет. Ты хочешь жить. Меня тебе не обмануть! Очень хочешь! Жизнь… Ты ведь любишь её. Звёзды в небе, море, горы… Озёра… Любишь. И хочешь снова увидеть.
Голос Нельяфинвэ дрогнул, слова Клятвы застряли в перехваченном спазмом горле.
— …Да… па… дёт… на меня… вечная…
Мелькор резко развернулся к двери.
— Стража! Палачей сюда!
Майтимо вдруг поймал себя на мысли, что палачи — не так страшно, как прикосновение руки Моргота к его голове.
***
— Надо уходить отсюда, — хрипло произнёс Макалаурэ, прижимая к ноздрям окровавленную салфетку. — Майти настаивал, что нельзя здесь оставаться.
Туркафинвэ поморщился, садясь удобнее.
— Это говорит наместник короля или мой брат? — прямо посмотрел на менестреля беловолосый Феаноринг.
— Это несовместимые понятия? — поднял обрамлённые синюшными кругами глаза Макалаурэ.
— Это слишком разные понятия, — делая большой глоток вина, охнул Туркафинвэ. — Проклятье! Когда заживёт, наконец?!
Снова поправив положение ноги, Тьелко прямо посмотрел на Макалаурэ:
— Для наместника короля у меня одни ответы, а для брата — другие.
Канафинвэ отвернулся.
— Говори всё, — вздохнул наместник, — выслушаем, посоветуемся.
— Как думаете, — перебил брата Куруфинвэ, — что с Майтимо?
— Это уже неважно, не понимаете? — Туркафинвэ снова выпил. — Нам его не спасти! Что бы ни было, не спасти. А себя — пока ещё можно. Мы не можем продолжать войну! Сражаться больше некому! Если нам не станут мстить Авари — считайте, повезло! Из-за глупости Нельо погиб целый отряд Эльвэ! Считаешь, Дориат нам за это спасибо скажет? Да нас здесь все хотят с землёй сровнять! Нам надо уйти в леса, обосноваться, поменять имена и забыть, кто мы, и зачем пришли! Мы должны выжить! Война окончена!
— Закрой рот, — подал голос Карнистир, сидя в дальнем углу шатра, в темноте.
— Не закрою! — почти закричал Туркафинвэ. — Считаешь, что я не прав? Обоснуй!
— Нечем обосновывать, — вздохнул Макалаурэ, запрокидывая голову и громко втягивая носом воздух. — Скажи лишь, ты сейчас говорил с братом или наместником?
— А если с королём? — Туркафинвэ подался вперёд. — Если с королём? Что тогда?
— Я не верю, — тихо сказал менестрель.
— А я верю, — Тьелко опёрся руками на стол. — Верю. Ты король, Канафинвэ Феанарион. Не нравится титул?
— Коли так, — Макалаурэ встал, очень осторожно, — это была последняя воля моего брата. Майтимо хотел видеть королём меня. Так тому и быть.
Туркафинвэ отклонился от стола, закрыв глаза. Карнистир, сидя в тёмном углу, хмыкнул, но промолчал. Куруфинвэ, казалось, и вовсе не присутствовал на совете.
— Майтимо говорил, — севшим голосом произнес Макалаурэ, — что мы должны уходить отсюда. Амбаруссар уже в пути или даже на месте, которое, кстати, выбрал ты, Тьелко. Нам пора выдвигаться.
— Да, мой король, — фыркнул Туркафинвэ.
— Нет, — вдруг резко сказал менестрель. — Нет. Не смейте называть меня королём, пока мы своими глазами не увидим Майти… Мёртвым.
— Согласен, — отозвался из угла Карнистир. — Полностью поддерживаю, наместник Канафинвэ Феанарион.
Туркафинвэ пшикнул, а где-то совсем близко от шатра закричали чернокрылы. Что-то их спугнуло. Или кто-то.