По ту сторону порога
Найденная в кладовке бутыль закончилась слишком быстро. Где-то в глубине души скреблось неприятное чувство то ли вины, то ли страха повторить судьбу отца и деда, однако оставаться трезвой не было сил — слишком много навалилось за последнее время.
«Пусть закончит начатое. Так будет лучше для всех».
«А если она больше не хочет умирать? Если поняла ценность жизни? Я видела это в её глазах!»
«Это уже неважно».
Слова-приговор брата повторялись в памяти снова и снова, и Андрет уже не знала, сказал ли Брегор остальное, или весь дальнейший кошмар выдумала она сама:
«Ты понимаешь, что мы не можем судить Аданель, как обычную преступницу? Но и помиловать её нельзя, потому что она хотела убить вождя! Изгнать? Но куда? Это равносильно казни! Даже хуже! Меня ещё больше возненавидит народ, если смерть несчастной убогой окажется делом моих рук! Пусть убьёт себя сама, либо ей в этом помогут. Тайно».
«Может быть, мне ещё раз попробовать с ней поговорить?» — отчаянно хваталась за ниточку Андрет, ужасаясь слишком обоснованной жестокости брата.
«Ты ещё не поняла? — Брегор посмотрел сестре в глаза, и желание спорить пропало. — Аданель любит этого орочьего выродка. Она его не выдаст. Я сам его найду».
От мысли, что девушке придётся умереть ради какого-то негодяя, становилось невыносимо жить.
«Ты сделала всё, что могла, спасибо тебе».
Лучше бы брат этого не говорил! О какой благодарности может идти речь, когда…
Не надо было возвращаться! Жила бы в лесу с мамой и папой, зимой бы делила вечера с бродягой-менестрелем, а потом когда-нибудь собралась бы и уехала на юг путешествовать. Конечно, хотелось воплотить мечту не одной, а с проклятым эльфийским лордом, но он ведь не поднимет свою неописуемо привлекательную попу с трона! Зачем ему шалаши и костры в компании всего лишь смертной, когда есть роскошный дворец и тысячи влюблённых эльдиэр?
От обиды захотелось напиться ещё сильнее, однако на крыльце послышались тяжёлые шаги, скрипнула, а затем хлопнула дверь.
Фаранор.
Помириться с ним оказалось проще, чем думалось поначалу. Главное, всё не испортить снова!
Наполовину оголив грудь и выставив на стол то, что успела приготовить, пока была трезвой, Андрет бросилась встречать жениха.
— Козлина не приходил? — со вздохом спросил Фаранор про брата, посмотрев сначала невесте в глаза, но потом заметив то, что она стремилась продемонстрировать. — Вижу, не приходил. Давно что-то нет. Козлина!
Речь замедлилась, руки, сильные, мозолистые и не слишком чистые, схватили обнажённое тело, притянули, сдавили, низ живота сделал привычное движение, демонстрируя готовность отдохнуть от работы.
Андрет улыбалась, позволяла себя трогать и раздевать, старалась соблазнительнее стонать, выгибаться и сжиматься, зная, что так всё закончится быстрее. А ещё невеста думала поговорить с опытными жёнами, кого тоже выдали замуж за хороших мужчин, выбранных семьями. Наверняка есть какие-нибудь волшебные средства, чтобы не приходилось часто делить постель с ненасытным супругом. Фаранор, конечно, хороший, но…
Он не Пушок и никогда не станет даже отдалённо похожим на эльфийского лорда.
***
Пришедший вместе с Мельдир знахарь внимательно осмотрел затянувшуюся рану на груди вождя, проверил пульс, удостоверился, что жара нет, и повторил уже не раз сказанное ранее — Брегор, сын Боромира здоров, и волноваться более не о чем. Да, нужно поберечься, не поднимать тяжести, но в целом поводов для беспокойства нет.
Понимая, что это не так, Мельдир проводила лекаря и вернулась к мужу.
— Что с тобой? — спросила она, садясь рядом на постель. — Почему ты до сих пор не встаёшь и не выходишь из комнаты? Скажи, прошу.
Брегор поднял глаза от снова взятой книги, взгляд выражал одновременно отчаяние и горькую насмешку.
— Есть что-то, что я не могу решить, находясь здесь? — голос вождя дрогнул, губы скривились.
— Тебе плохо? — настаивала Мельдир.
Посмотрев на едва не плачущую супругу, вождь со вздохом отложил книгу, медленно сел. Похоже, придётся перебороть себя и выйти на улицу. Не говорить же любимой женщине, которой и так пришлось пережить много горя, что правитель-муж боится даже смотреть в сторону двери, хоть и понимает — там, по ту сторону порога есть охрана и нет врагов, но ничего не может с собой поделать.
«Я должен, — сказал сам себе Брегор, — ради моей Мельдир».
— Всё хорошо, моя алая зорька, — через силу улыбнулся вождь и, взяв жену за руку, направился к выходу из комнаты. — Я просто разленился, пока болел.
По глазам аданет было видно — она не верит, считает, что муж всё ещё не здоров, возможно, с ним что-то серьёзное и опасное для жизни. С замирающим от страха сердцем открыв сначала дверь в коридор, а потом — на улицу, покрываясь холодным потом и с трудом справляясь с дрожью в руках, Брегор делал шаг за шагом и твердил себе, что всё это ради любимой женщины. Только ради неё. Она имеет право на счастье и не должна страдать из-за трусости мужа.
Молча идти стало совсем тяжело, вождь посмотрел на встревоженную Мельдир и погладил её по щеке.
— Помнишь, как я тебе стихи читал, когда сватался? — спросил он с улыбкой: — «Зорька алая, губы алые,
А в глазах твоих неба синь.
Ты — любовь моя долгожданная,
Не покинь меня, не покинь». Я тогда очень боялся, что ты откажешь мне, уйдёшь и больше не вернёшься. А ты осталась. Спасибо тебе за это.
Аданет обняла мужа, стала нежно, прерывисто целовать его в губы, постепенно распаляясь и прикасаясь всё с большей страстью. Пышная летняя листва трепетала на тёплом ветру, яблоки розовели, набухали и наполнялись сладостью. Сад благоухал, цвёл, дарил тень и приятную прохладу, и, отвечая на ласку супруги, Брегор почти не думал, что за каждым деревом может прятаться очередной убийца.
***
С грохотом и треском под бодрые выкрики множества глоток на землю обрушивались, ломая кроны и разбрасывая листья, вековые буки и молодые берёзы.
Финдарато давно собирался уехать в Дортонион или Нарготронд, или на Тол-Сирион, однако никак не мог решиться оставить гордое, храброе, но такое беззащитное племя Халет без присмотра. Глядя на то, как весело эти люди рубят все подряд деревья, не выбирая больные или сухостой, как хохочут, обсуждая грядущую судьбу поленьев, которые скоро отправятся в печи, эльфийский король не мог отделаться от желания научить халадинов ценить дары Йаванны, однако что-то его останавливало, поэтому Инголдо наблюдал, не говоря ни слова.
Долетевшие из родного Фиримара вести тревожили, то и дело возникала мысль поспешить к беорингам и разобраться, что они опять натворили. Может, стоит самому вынести приговор?
«У тебя доброе мудрое сердце, вождь диких Голодрим, — прозвучали в памяти прощальные слова Лутиэн, сказанные, когда принцесса догнала гостя в лабиринте Менегрота, — хотя поначалу ты кажешься самовлюблённым дураком. Спасибо, что помогаешь слабым, не требуя от них награды, не осуждая их и не ограничивая свободу. Нам всем есть, чему у тебя поучиться».
Волчий пляс
Для нас…
Треск, хохот, подбадривающие лесорубов крики, грохот и ритмичные удары топоров. Что может быть прекраснее ощущения власти над природой, над той её частью, которая не может отомстить, постоять за себя? Увы, именно это чувствуют Младшие своими искажёнными сердцами, уничтожая беззащитные деревья. Возможно ли исцелить столь глубокие увечья душ?
Отмахнувшись от бессмысленной тоски, Финдарато обернулся к стоявшему рядом слуге и со вздохом произнёс:
— Собирайся, Эдрахиль, мы едем домой.
Примечание к части Цитируются песни гр. "Золотое Кольцо» «Зорька алая» и «Волчий вальс» гр. «АфродеZия»