Советская поэзия. Том второй

Стою на земле и держу ее горстку в ладони,

стою на земле и к глазам эту горсть подношу…

Родная земля, ты — наш мир, наша мать, наша доля,

тебе поклониться всем сердцем сыновним спешу!

Лежат на ладони твои золотые крупицы,

сквозь них прозреваю я сердце живое твое,

и вижу, как хлопок поземкою снежной клубится,

и вижу: желтеет в прогалинах черных жнивье.

Твой запах обычен, и прост, и совсем не изыскан,

но в недрах своих аромат ты рождаешь любой:

весь мир одаряешь и розами и тамариском,

и амбра и мед неразлучны, как воздух, с тобой.

Ты с виду проста — не блестишь драгоценным алмазом,

тебя не сравнить с многоцветным павлиньим хвостом.

Как радуга, ты не горишь всеми красками разом —

но как ты прекрасна в обличии этом простом!

Ты темного цвета, родная, ты бурого цвета,

но хлопок, рожденный тобою, белей молока;

нет вкуса в тебе… что же, может, действительно нету —

но сладок твой мед: это было и будет века!

Ты радость и разум, ты наша судьба и уменье,

начало начал — наша нива и наше жнивье…

Я отдал бы весь драгоценный металл и каменья

за бурую горсть,

за бессмертную силу ее!

Ни дня без войн на лучшей из планет —

да и в былом искать такой не стоит.

Пускай и приукрасит даль историк —

дня без борьбы

в земных анналах нет.

Но если бы не красил крови цвет

нежнейшую из созданных идиллий,

когда б одни, борясь, не уходили —

другие не являлись бы на свет.

Борьбой и болью полнится от века

любая быль,

исток любви любой.

И неспроста сопровождает боль

рождение строки и человека.

Душа не зря останется пуста,

не опалясь страданием каким-то…

Так не заменит нам бумаги кипа

исписанного гением листа.

Да, оперировать сердце живое —

Словно в полете чинить самолет.

Кто же способен на чудо такое?

Вот она в белом халате идет.

Славлю не мудрую жрицу науки

И не улыбку приветливых глаз, —

Славлю красивые, тонкие руки,

Смерть победившие тысячу раз!