Советская поэзия. Том второй

Будут вечно сады расцветать,

Воздух ласточки резать крылами.

Будут девичьи ноги ступать

Луговин коврами.

Только прошлой весне не зацвесть

Беспечальною синью,

Холодна ее светлая весть

И горчит полынью.

Росы падают с тихих трав

На сапог, пропыленный в скитаньях,

Растревожив, расколыхав,

Словно ветви, воспоминанья.

Думал: только кровь и война,

Только грозные думы и речи, —

А припомнилась снова она,

Ее косы, и губы, и плечи.

Так и кажется: рядом шла б,

Улыбалась взглядом лучистым.

«Глянь — с березой целуется граб».

Или: «Сбей мне звезду на монисто».

Нет, она не пройдет сквозь леса.

Там, за фронтом, заветная хата.

Обрывает птиц голоса

Рокот пушечного раската.

Он крикнул гневно: «Вставай, пехота,

Мы не на пляже, а на войне!»

И лег на колючку, обвившую доты,

И сотня солдатских сапог — пол-роты —

Прошла по его спине.

Не он, а другие ушли в атаку,

Глушили гранатами блиндажи,

Кололи врагов и сжигали танки,

Чтоб знамя победы поднять спозаранку,

Чтоб ринуться снова на рубежи!

А он свое тело со ржавой колючки

Снял молча, без стона, и сразу тогда

Упал на траву, и стала горючей

Боль этой травы, и росы, и летучих

Ветров, что с Валдая примчались сюда.

Мы шагали на запад за огненной, дымной стеной,

Наши губы потрескались, лица пожар обагрил.

Беспощадно стучался в ворота железные бой:

«Беларусь, отвори!»

И когда вековые леса расступились кругом,

Мы увидели — роют песок на полянках,

Как быки перед смертным концом,

Вздыбив пушек рога,

С черной свастикой танки…

Не про это совсем написать я сегодня хочу,

Я к руинам родным всю дорогу свою уже знаю!

Я давно присягнул, что приду, обниму, залечу

Каждый милый вершок моего белорусского края.

Я не знаю, что чувствует аист или скворец,

Над деревней родной

Пролетая весенней порою,

И что чувствует травка, пробившись сквозь тьму наконец

Под горячее солнце

Весною.

Я навеки прославлю

Восторженным словом своим,

Дважды, трижды прославлю

Возвращения радостный срок!..

То ли теплый плач, то ли горький дым

Мне глаза заволок?…

Счастье есть!

Посмотрите туда,

Где плодов урожай собирают садовников руки.

Наша родина-мать собирает свои города

После тяжких боев,

После долгой и горькой разлуки.

Счастье есть!

Поглядите — над нашей Москвой

Золотые созвездья цветут и несутся победные марши!

Это — пот наш и кровь,

Это — наш урожай боевой,

Это — слава народа,

Это — праздник на улице нашей!

Нету фантастичнее преданий

Нашей фантастической земли…

В старину, седую, стародавнюю,

Жили скифы, мяли ковыли.

По степям они укоренились

И осели там давным-давно.

Бранью позабытою бранились.

Пили больше нашего вино.

Вечером, когда под небом мутным

Волчьих стай страшилися стада,

Разговаривали

мудрый с мудрым.

Дураки дурили, как всегда.

Слов рои под облака взлетали,

Гасли, словно на ветру костер.

Их пространства дикие глотали.

Их глушил немереный простор.

Говорят: слова не исчезают,

Языки, что род забыл людской,

В небесах по-прежнему витают,

Над тобой кружат и надо мной.

Говорят, что иногда в пустыне,

Там, где только тишина да ты,

В мертвенной и беспредельной стыни

Вдруг слова услышишь с высоты.

Слышишь: девушки поют, а кони

Долго ржут и скачут во всю прыть.

Если слышанное ты запомнишь,

Сможешь не открытое открыть.

И клочок уловленного сказа

Превратят твой разум и чутье В правду.

Пред тобой предстанет сразу

Скифов легендарное житье.

С малолетства всем известно это:

На Смоленщине рождаются поэты,

У подножья Арарата, и в Сибири,

И на землях Руставели и Сабира^{97},

У Днепра, на Балтике, в Рязани,

На вершинах горных в Дагестане.

А еще я знаю край озер и сосен,

Где поэтов — как в лесу грибов под осень.

Там зозулями зовутся все кукушки.

Той землей из Кишинева ехал Пушкин.

Там цвела любовь Мицкевича^{98} к Марыле,

Там цари поэтов многих загубили,

И Тараса^{99} в Петербург вели березы

Той дорогой, что впитала боль и слезы.

Оттого певцов рождается немало

На земле, где столько славных побывало.

Там стихи слагались в хате, и в окопе,

И в чащобе, где ломались молний копья.

Там черемухе и вереску просторно,

Там и критики ведут себя пристойно.

Там сонеты дятел пишет на бересте

И поют всю ночь хозяева и гости.

В соответственной сердечной обстановке

Не чураются и чарочки «Зубровки».

А закусывают бульбой да грибками —

Подберезовиками, боровиками.

Там, где с бором дружат новые поселки,

На асфальт ложатся хвойные иголки.

Пляшут в озере угри, в реке — уклейки,

Соловей всю ночь играет на жалейке.

Земляничные, черничные полянки

Спозаранку говорят стихами Янки.

Где ж тот край, льняной, игольчатый, былинный,

Зов торжественный лосиный, звон пчелиный!

Там, где Беседь, там, где Припять, там, где Свитязь,

Приезжайте, поглядите, убедитесь.

Там на свадьбах неустанны цимбалисты,

Там невесты хороши и голосисты.

Там одна, голубоглазая и ласковая,

Завлекла меня припевками и плясками.

Небо журавлиное, холодное,

Мокрая осенняя земля.

Жизнь у птиц болотная, отлетная…

Вы вблизи видали журавля?

Выглядит он сирым горемыкою,

Чуть смешным… Нелегок топкий быт.

Но вдали прощальное курлыканье

Скорбно и возвышенно звучит.

Что даты? Это только вехи

Истории.

А для солдат,

Чьи навсегда закрылись веки,

Нет и не будет больше дат.

За той чертой — безмолвно, пусто.

Мы на кладбищах фронтовых

Возводим бронзовые бюсты

Не для погибших — для живых.

И для детей, чтоб не блуждали

Среди иных никчемных дат,

Чтоб песни в памяти звучали

И воскрешали тех солдат.