Советская поэзия. Том второй

Он был давно поставлен на подковы, —

За год, кажись, а может, и за два

До рождества,

Понятно, не Христова,

До твоего, понятно, рождества,

Поставлен был.

И при любой погоде

Хомут, понятно,

И, понятно, кнут.

Вот с той поры в крестьянском обиходе

Его набольше лошадью зовут.

Чуть свет: ходи!

И тут уж будь покойный, —

Пойдет,

Потянет,

Благо, не впервой.

И по прямой пойдет,

И по окольной,

Лишь был бы тот, кто правит,

С головой.

И ничего, что где-то чуть споткнется

И малость сдаст.

Бывает. Ничего.

И все равно

Красавцы-иноходцы

Не перепляшут иноходь его.

Постромки рвут,

А тяги… тяги нету,

Копытом бьют!

Да где уж, где уж им!

За ними что? — пустые километры

И степь врастяжку.

А за ним, за ним,

За тягловым,

Не просто так, врастяжку, —

Навалом степь,

Не сгорбится пока,

В снопах, в мешках,

А сверх того фуражка,

А под фуражкой —

Думы мужика.

За ним — возы!

За ним — крутые дали!

Возы… Возы…

Не счесть его возов.

И никаких — представь себе — медалей,

И никаких — представь себе — призов,

Возы… Возы…

Как избы на телегах.

Возы до слез,

До жалобы в осях…

А все, что не доверстывал до снега,

Наверстывал по снегу,

На санях.

Возы… Возы…

Вези уж, коль ты лошадь!

Всю жизнь — вези!

А жизнь его — гора.

Когда там все фундаменты заложат!

Когда там заведутся трактора!

Возы… Возы…

Со стоном подполозным.

Возы в жару

И в слякоть-непролазь…

Оно, конечно, слава паровозам!

Но разве с них дорога началась?

У них — железных —

Сила заводская

И ход — куда там! — оторопь берет!

Но говорят,

Что книга есть такая,

Неписаная книга есть.

Так вот

В ней сказано,

Быть может, что и спорно,

Но сказано

В допрежние века:

Земля — от неба,

Дерево — от корня.

И далее:

Река — от родника.

И далее:

Дорога — от копыта,

От полоза…

А полоз — то да се —

Извелся весь от страшной волокиты

И взял да закруглился в колесо.

И тут пошло.

Пошло!

На том же вздохе,

На той же тяге,

Втянутой в хомут.

Когда там развиднеются эпохи

И книгу ту до атома прочтут!

И что ж… Прочли.

Дознались.

Домечтали, —

Свели с огнем железную руду.

И вот она грохочет —

Сталь по стали —

Индустрия на собственном ходу:

— Иду-у!.. Иду-у!.. —

Раскатисто и ходко

По магистральным шпарит колеям.

Эх, кабы вся Россия посередке,

А то ведь вон какая по краям!

Она и там — у моря-океана,

Она и тут,

Где пашут, сеют, жнут,

Где гнезд пока не вьют аэропланы

И корабли к плетням не пристают.

А жизнь идет.

Не так, чтоб шибко очень,

Пешком набольше,

Редко, чтоб в седле.

Здесь хлеб растят

И знают, между прочим,

Не вся земля, что сверху — на земле,

А под землей,

Под этой вот равнинной

И под нагорной той,

Под верховой…

Рабочий класс, он — ствольный класс,

Вершинный,

А раз вершинный, — значит, корневой,

Глубинный класс!

А корень где?

Откуда

Его могучесть,

Кряжистость его?

А все оттуда, друг мой,

Все оттуда,

Все от Микулы — пахаря того.

Все от него, земного,

Не от бога, —

Сгибайся в три погибели,

Паши!

Костьми ложись, а звонкую дорогу

Достань из-под земли и положи,

Раскинь ее,

По звенышку стыкая,

И подыми

До самых облаков

О ста громах…

Так вот она какая,

Та борозда, что испокон веков

Шла по земле

За пахарем-кормильцем

И за рудничным пахарем —

туда,

Где глубоко-глубоко коренится

Под родниковым холодом руда.

Туда!

Туда! —

По ствольному отвесу,

Сырой земле и камню вперерез…

А кто сказал,

Что здесь у нас к железу,

По деревням, сторонний интерес?

Уж это зря.

Тут с лаской да с поклоном

Топор берут:

Востер ли он, топор?

А кузня, кузня — звоны-перезвоны —

Не просто кузня,

И монетный двор.

Как без нее?

Тут в каждой деревеньке,

Соломой крытой, —

Крыши подождут —

Любой железке счет ведут,

Как деньгам,

И чуть ли не по батюшке зовут

Вершковый гвоздь.

Пускай он трижды гнутый,

Не бросят, нет.

Сгодится и такой.

Спрямят его и в должную минуту,

Как новенький, нацелят под рукой

Да так вобьют,

Чтоб намертво сидел он

И связь держал в соломенном краю!

А трактор взять?

По тягловому делу

Он все равно что сродственник коню.

Идет-гудет,

Обходит всю сторонку

Без хомута, а держится возле.

Весь городской,

Железный весь,

А вот как

По-деревенски ладится к земле!

Берет ее

В пятнадцать лошадиных

Железных сил,

Напористо берет:

Прости-прощай, разлад подесятинный,

Да будет погектарный разворот!

Да будет впредь

Земля с землей родниться!

Да будет серп и молот на века,

Как верный знак того,

Что будет длиться

Сквозь все века

Заглавная река —

Река труда!

Всему, что есть на свете,

Она и рост,

И ход она дает.

Растит хлеба,

Раскидывает сети

И руды из-под спуда достает.

Идет-гудет над радугой-рекою

Поверх морей,

Дождей поверх и гроз!

А будет, будет,

Будет и такое, —

Она, поверь, без крыльев, без колес

Ударит оземь тягловым пожаром

И на такие вымахнет верхи,

Каких сам бог не видывал, пожалуй,

И дьявол сам посредством кочерги

Не ворошил.

Но там, но там,

Чуть сбоку

Звезды полей, у звездного ковша,

Она земле помолится —

Не богу,

Земная, вознесенная душа.

Да, да, земле!

Той самой, с облаками,

Родимой той

И незабвенной той,

Где родники роднятся с рудниками,

А кровь-руда

С родничною рудой.