Советская поэзия. Том второй

— Проснись скорей, что без толку валяться?

Не надо спать иль спящим притворяться.

Играют блики солнца на стене.

Что ж ты молчишь, не отвечаешь мне?

И слезы на ресницах серебрятся.

Ты почему не хочешь просыпаться?

— Я спал, я видел молодость во сне!

Не думай, что поэт

земного сторонится.

Он не обходит зол

и не таит добра.

На то он и поэт,

что легок, словно птица,

хоть груз его тяжел,

как снежная гора.

Благословенно прожитое мною,

все, что уже не повторится впредь,

все то хорошее и то дурное,

чем мне гордиться и о чем жалеть.

Все было: и падения и взлеты,

но, размотав клубки своих дорог,

я видел то, что не увидел кто-то,

и то сказал я, что другой не смог.

Хоть мне неведомо, что предо мною,

но я благословляю наперед

все то хорошее и то дурное,

что ждет меня и что уже не ждет.

И пусть за тем ближайшим поворотом

лучи не мне назначенных дорог.

Что не увижу я, увидит кто-то,

и кто-то скажет то, что я не смог.

Едва от рожденья — попала она

в тот грязный, заиленный хауз^{306},

и крошки ловила, и илом со дна

играла,

и в нем задыхалась.

И все, что на свете ей видеть пришлось, —

лишь хауз, да палые листья

разросшихся талов,

да небо, насквозь

прошитое веткою лысой.

Лишь хауз заброшенный с грязной водой,

с листвой полусгнившей да илом…

И горько, что рыбке моей золотой

вот это —

и кажется миром.