ДМИТРИЙ КОВАЛЕВ (1915–1977)

{56}

«Все обо всем. О мировой судьбе…»

Все обо всем. О мировой судьбе.

О будущем. Да с пышным караваем.

А что мы знаем сами о себе?

Себя мы от самих себя скрываем.

Как смею жить, не разорвав кольца,

С не усыпленной совестью и с жаждой?…

Сказать хотя б себе, но до конца,

Чтоб, вздрогнув, о себе подумал каждый.

«Песок остылый, бледный…»

Песок остылый, бледный, с пятнами следа.

Плывущая широко рдяная вода.

Сердца листвы кувшинок с золотым окном.

Туман зари с береговым огнем.

Стога, как хаты, крытые соломой, —

По пояс в белом. Конь соловый —

По брюхо в рогозе, стоит, не ест.

Лоза обвисла от росы. С метлою шест.

Леса — как вкопанные, с дымом, с голосами —

Перед глазами всё, перед глазами.

Pix чую, чую, чую как людей я,

Не без причин вздыхатель, не пострел…

Никто не видит, как я молодею.

Все замечают, как я постарел.

Вечереет

В колючках, в вербах выгона лоскут,

С речушкою, с утятами, с грачами,

Где комары да мошки мак толкут,

Косыми освещенные лучами.

Подсолнух заслонил калитку в сад,

И малыши его столпились около.

Порозовели стены белых хат,

И розовым отсвечивают стекла.

Перед зеленым омутом окна

Поблескивает темень спелых вишен.

На всем заря невидная видна.

Всему ее неслышный голос слышен.

Былое ль перед будущим в долгу?

Тоска ль без слез? Любовь ли без ответа?…

Костер бездымный светел на лугу,

Как половина солнца с краю света.

С небес

Люблю —

И боль моя, и жизнь моя полна.

И я смотрю с небес на все земное.

Люблю —

И след твой чистый, как луна.

И тень моя не гонится за мною.

Как медлит реактивный, накренясь,

Как долго блики на крыле меняет.

Как мелко все, что нас разъединяет.

Как крупно все, что породнило нас.

А море из глубин мерцает дном.

А горы с высоты дробнее кочек.

А звезды загораются и днем.

А солнце светит на земле и ночью.

Прости

Тоне

Не жизнь прожить, а поле перейти…

Но поле, поле, отчего ж так мало

Жизнь в годы бедствий сердце понимало?

И ты меня за все, за все прости,

Судьба моя, несладкая отрада,

Единственный тревожный мой покой.

Но никакой другой мне и не надо,

И нет другой на свете никакой.

С неведеньем большого ожиданья,

С не праздничностью позднего свиданья,

Прости, что не таким, как ожидала, —

Таким, как есть, меня ты увидала.

Что в горе ты не опустила руки

И голову в беде не уронила.

Что жили от разлуки до разлуки,

Что сына без меня ты хоронила.

И те, как кровь и как заря, цветы,

Что принесла на свежий холмик ты.

И все в глазенках черных наяву

Я утреннюю вижу синеву.

Прости — и сны мне новые навей.

Я теми — помнишь? — сколько лет живу,

Прости — что меньше знаю сыновей,

Что часто ревновал тебя, родную,

И что теперь — все реже я ревную,

Все чаще матерью тебя зову.

За скрытность скорби и невидность слез,

За то,

Что столько сил твоих унес,

Что надо было поле перейти,

Где столько павших,

Жизни не узнавших,

И что другого не было пути

У нас,

Так долго, трудно отступавших,

Но победивших все-таки…

Прости.

А думал я…

Матери моей Екатерине

Ивановне Ковалевой (Худояровой)

А думал я,

Что как увижу мать —

Так упаду к ногам ее.

Но вот,

Где жгла роса,

В ботве стою опять.

Вязанку хвороста межой она несет.

Такая старая, невзрачная на вид,

Меня еще не замечая, вслух,

Сама с собой о чем-то говорит.

Окликнуть?

Нет, так испугаю вдруг.

…Но вот… сама заметила…

Уже,

Забыв и ношу бросить на меже,

Не видя ничего перед собой,

Летит ко мне:

— Ах, боже, гость какой!

А я,

Как сердце чуяло,

В лесу

Еще с утра спешила все домой…

— Давай, мамуся, хворост понесу. —

И мать заплакала, шепча:

— Сыночек мой! —

С охапкой невесомою в руках,

Близ почерневших пятнами бобов,

Расспрашиваю я о пустяках:

— Есть ли орехи?

Много ли грибов? —

А думал

Там,

В пристреленных снегах,

Что, если жив останусь и приду, —

Слез не стыдясь,

При людях,

На виду,

На улице пред нею упаду.

Учимся

Белы от инея, как выбелены мелом мы.

Всю ночь телами греем валуны.

Какими оказались неумелыми

В начале не игрушечной войны.

Не наступать, а каждый шаг отстаивать,

И не на их, а на своих снегах.

Своим теплом на сопках лед оттаивать.

Носить свой сон по суткам на ногах.

Пока вооружимся и научимся —

И все припомним им на их полях, —

О, сколько мы натерпимся, намучимся,

И скольким лечь на подступах, в боях.

Б.Н. Яковлев. Транспорт налаживается. 1923

Загрузка...