Советская поэзия. Том второй

Тверские льны стоят до небосклона,

Как будто подпирают небосклон.

Зеленая волна — земное лоно —

Бежит ко мне, бежит со всех сторон.

И черное пятно рубахи потной,

Как солнце посреди голубизны.

Воистину бессмертные полотна —

Цветут вокруг меня тверские льны.

Вишневый сад белеет в темноте.

Вишневый сад. А времена не те.

Вишневый сад. Забыли человека.

Стучит топор. Прошло всего полвека,

А век не тот. В надзвездной высоте

Летит земной детеныш по орбите.

Следите, как летит он! И — не спите!

Вишневый сад белеет в темноте.

Люблю старинные ремесла,

Когда в поселке над рекой

Один — выстругивает весла,

Вытачивает руль — другой.

А третий — поднимает парус,

И вот они плывут втроем,

И, пенясь, отступает ярость

Перед уменьем и трудом.

Всю жизнь я собираюсь жить.

Вся жизнь проходит в ожиданье,

И лишь в короткие свиданья,

Когда немыслимо решить,

Что значит быть или не быть,

Меж гордым мигом узнаванья

И горьким мигом расставанья —

Живу, а не готовлюсь жить.

На берегу морском лежит весло

И больше говорит мне о просторе,

Чем все огромное взволнованное море,

Которое его на берег принесло.

Сквозь пламень строк душа пропущена.

Ну, а царей-то помним много ли?

Из Александров — только Пушкина,

Из Николаев — только Гоголя.

О тебе я хочу думать. Думаю о тебе.

О тебе не хочу думать. Думаю о тебе.

О других я хочу думать. Думаю о тебе.

Ни о ком не хочу думать. Думаю о тебе.

Когда работаю, я плохо верю в смерть.

Я попросту в нее не верю.

Работа делает меня бессмертным,

Включенным во Вселенную навеки.

Работа делает меня планетой,

Или дорогой, или водопадом.

Что говорить, мы умираем — люди,

Но человек не умирает.

Поэзия — горячий цех,

В котором есть огонь для тех,

Кто ночью и при свете дня

Прожить не может без огня.

Пусть слабодушные уйдут,

Их обиталище не тут.

Пускай покинет нас делец:

Огонь — не золотой телец.

За слабодушным и дельцом

Ленивец пусть уйдет с глупцом.

Здесь ненадежен их успех:

Поэзия — горячий цех.

Немо горит в окне огонек;

Звезды немы.

Где мы, когда человек одинок?

Где мы?

Где мы, когда он, уставясь во тьму,

Ищет совета?

Где мы, чтоб вовремя выйти к нему,

Ждущему где-то?

Сколько раз мы с тобою клялись

В чуткости к другу?

Что же ты далью счел эту близь,

Спрятал за спину руку?

Взял да забился в свой уголок,

Пишешь поэмы…

Где мы, когда человек одинок,

Где мы?…

Старухи с письмами поэтов,

С тетрадками их сочинений,

Поэтов, что глядят с портретов,

Как чудо памятных мгновений.

Старухи — бывшие красотки,

Наяды, леды и лилеи, —

На фоне сада и пролетки,

Беседки и конца аллеи.

Им посвящались мадригалы,

Им жарко целовали руки

Художники и генералы.

И вот теперь они старухи.

Теперь они пенсионерки.

Порой приходится им худо.

Все продано: и этажерки,

И медальоны, и посуда.

Но сбереженные тетради

Стихов, не путая с вещами,

Они народу, чести ради,

Своей России завещали.

Серости на белом свете нет,

Серость — это ваше нерадение,

Невнимание, усталость лет,

Ваше настроение осеннее.

Где для вас невнятное пятно, —

Для меня цветут долины маково.

Все едино, но не все одно,

Все едино, но не одинаково.

Многословие — род недуга,

А народ изъясняется кратко:

Ищешь друга без недостатка?

Ты рискуешь остаться без друга.

Ветер бесцветен? Хочет он в лицах

Весь мир показать изнутри и извне.

Ветер зеленый, если он в листьях.

Ветер багряный, если в огне.