Советская поэзия. Том второй

Когда-то над хребтом Урала,

Соленой свежести полна,

С ветрами запросто играла

Морская вольная волна.

Ей было любо на просторе

С разбегу устремляться ввысь.

Отхлынуло, исчезло море,

И горы в небо поднялись.

Но своенравная природа

То море в памяти хранит:

В тяжелых каменных породах

Волной играет малахит.

Он морем до краев наполнен,

И кажется: слегка подуть —

Проснутся каменные волны

И морю вновь укажут путь.

Меченые атомы,

Поэзии слова.

Назло своим анатомам

Поэзия жива.

Ее слова —

То лезвия,

То ласковый родник.

Для каждого поэзия

Находит свой язык.

Из сердца

Из казачьего

Жизнь проросла цветком.

Попробуй обозначь его

Обычным языком!

На огненном железе я

Видала кружева.

То пламенной поэзии

Нежнейшие слова.

С людьми,

Душой богатыми,

Поэзия в ладу.

Слов меченые атомы

Лежат не на виду.

Два хороших сына у меня.

Две надежды,

Два живых огня,

Мчится время по великой трассе.

У меня —

Две юности в запасе.

Жизнь горит во мне, неугасима.

У меня две вечности —

Два сына.

Гордым легче.

Гордые не плачут

Ни от ран,

Ни от душевной боли.

На чужих дорогах не маячат.

О любви, как нищие, не молят,

Широко раскрылены их плечи,

Не гнетет их зависти короста…

Это правда —

Гордым в жизни легче,

Только гордым сделаться —

Не просто.

Пуля,

Жизнь скосившая

сыновью,

Жгучей болью

захлестнула мать.

Некого с надеждой

и любовью

Ей теперь под кров свой

ожидать!

От глухих рыданий

обессиля,

Задремала.

И приснилось ей,

Будто бы она —

Сама Россия,

Мать ста миллионов

сыновей.

Будто в поле,

Вихрем опаленном,

Где последний догорает

бой,

Кличет,

Называя поименно,

Сыновей,

Что не придут домой.

Беззаветно храбрых

и красивых,

Жизнь отдавших,

чтоб жила она…

Никогда их не забыть

России,

Как морей не вычерпать

до дна…

Снег дымится.

Он пропитан кровью.

Меж убитых тихо мать

идет

И с суровой терпеливой

скорбью

В изголовье

Вечность им

кладет.

А в душе не иссякает

сила.

И лежит грядущее

пред ней,

Потому, что ведь она —

Россия,

Мать ста миллионов

сыновей!

Я в один из самых синих дней

Из загона выпущу коней.

Для отрады,

Не для похвальбы

Выпущу коней своей судьбы.

Выбежит, игрив и легконог,

Золотого детства стригунок.

Я его горбушкой угощу

И на луг зеленый отпущу.

Явится,

Внезапный, как стрела,

Конь-огонь,

Не знающий седла.

Серебром уздечек и копыт

Юность моя дробно прозвенит.

Положу я сахар на ладонь:

— На, поешь,

Мой норовистый конь! —

…Выйдет зрелость —

Конь мой коренной,

Крепкогрудый,

Масти вороной.

Умница,

послушный седоку,

Он меня подхватит на скаку.

Дам ему отборного овса

И с надеждой загляну в глаза:

— Конь мой сильный,

Конь мой коренной,

Расставаться не спеши

Со мной! —

У меня есть и четвертый конь.

Он устал от скачек

И погонь.

Чуть бредет,

Недугами томим.

Это — старость,

Конь студеных зим.

Но пока еще не время мне

О последнем говорить коне!

Едва разлука

Выстелет снега,

К нам входит одиночество

Без стука.

В нем часто видят

Хитрого врага,

А я нежданно обрела в нем

Друга.

Не надо одиночества

Бояться

Живущим в многолюдной

Быстрине.

Оно дает нам

С мыслями собраться

И с совестью побыть

Наедине.

Когда, утратив свежее звучанье,

Обычными становятся слова, —

Приходит к нам высокое молчанье,

Стозвучное, живое, как молва.

Так, выразить словами не умея

Всех мыслей,

Обращенных к Ильичу, —

На каменных ступенях Мавзолея,

Как в первый раз,

Я клятвенно

Молчу.

Я без Урала не могу.

Стоит перед глазами

Он то утесами в снегу,

То синими лесами.

То сталью,

Зреющей в печах,

Берущей жар у солнца.

То стройкой

в просверках,

В лучах

Мгновенно

обернется…

И память,

Вызвездив костры,

Положит светотени

На степь.

И на Магнит-горы

Гигантские ступени.

…Стою на тающем снегу,

Охмелена весною.

Я без Урала не могу.

Урал всегда со мною.

Да, он со мной,

А не вдали,

За сизой кромкой леса.

Растворено

в моей крови

Твое, Урал, железо!